Но тут голос его мамы прорезает густой воздух между нами. — Финн, — зовет она из коридора. — Поторопитесь! Гленн уже здесь! Финн не двигается, но его лицо на мгновение искажает болезненная гримаса. Парень медленно выпрямляется, все время удерживая мой взгляд. — Я начинаю думать, что у этой женщины есть какое-то шестое чувство. — С кривой ухмылкой он делает шаг назад. — Что ж, пойдем, ты же слышала эту женщину. Гленн приехал! Наверное, надо поблагодарить его маму за безупречное чувство времени. Но я не стану. Мы выходим из комнаты, и я оглядываюсь на кровать. Ночью мамы не будет поблизости. А я реально больше не верю в свою силу воли. ФИНН Неловко, это когда взрослый мужик ковыляет из своей детской спальни, пытаясь спрятать стояк, чтобы встретиться лицом к лицу с родственниками, не причинив никому психологической травмы. И хотя часть меня хочет, чтобы Чесс увидела, что она со мной творит, я уже достаточно на нее надавил. Уверен, она без всяких угрызений совести надает коленом по моим нежным яйцам и улетит домой следующим рейсом. У меня не очень хорошо получается держаться подальше. Знаю. Повторял себе это столько раз, что и не сосчитать. Проблема в том, что я безумно её хочу, так сильно, что низ живота сводит. Постоянно ловлю себя на том, что без раздумий тянусь к ней, только чтобы остановиться в последний момент. Потому что она не моя. Но тело настойчиво утверждает обратное и на данный момент весьма мной недовольно. Ноющий член, раненое сердце и трясущиеся руки, я в полном раздрае. И при этом притащил Чесс в свою комнату. Что за глупые игры. Понятия не имею, как буду держать руки подальше, когда мы ляжем спать в той маленькой гребанной кровати. Боже, я не испытывал такого желания кончить с седьмого класса, когда увидел сиськи Энджел Рамирес на уроке физкультуры. Я просто жалок. — Ты что-то сказал? — Чесс подозрительно смотрит на меня зелеными глазами. — Ничего. — Открываю французские двери и веду ее в патио. Мой брат и его жена Эмили сидят в плетеных креслах. Они оба встают, и я замечаю небольшую выпуклость живота Эмили. Делаю резкий шаг, нога слишком быстро встречается с землей, и я спотыкаюсь. Идущая рядом Чесс врезается в плечо. Внезапно я чувствую, как ее ладонь скользит в мою, крепко и надежно сжимая, и знаю, что она тоже заметила Эмили, и все прекрасно поняла. В горле встает ком, я с трудом сглатываю. Сжимаю ее руку в ответ, а потом ослабляю хватку, как будто я просто парень, ведущий свою девушку знакомиться с семьей. Гленн идет навстречу. Брат на пять лет старше. Хотя он сантиметров на пять ниже, со светлыми волосами вместо каштановых, и шире в талии (потому что, на его работе не надо пахать до упаду), мы все еще очень похожи. Гленн занимался бегом в колледже, однако не попал в профессионалы. Но это не значит, что брат не силен, как бык. Он почти выбивает из меня весь воздух, когда мы обнимаемся, хлопая по спине так сильно, что я закашливаюсь. — Рад тебя видеть, приятель, — говорит он, отступая на шаг и переводя взгляд на Чесс. Я представляю их друг другу, приветствую Эмили дежурным поцелуем и справляюсь о её самочувствии. Да, я знал. Просто до сих пор не видел визуального доказательства. Вскоре мы с Чесс устраиваемся в кресте для двоих, и моё семейство начинает не слишком тонко выпытывать информацию. — Итак, — говорит мама, держа «Маргариту» в руке. — Как вы познакомились? — Я снимала его обнаженным, — говорит Чесс, прежде чем откусить кусочек тортильи с гуакамоле. Мама давится напитком, папа сдерживает улыбку, а Гленн открыто смеется. Чесс замолкает с полным ртом еды, ее кремовая кожа становится ярко-розовой. — Черт, — невнятно бормочет она. — Я не имела в виду... — Это была фотосессия для благотворительного календаря, — сообщаю я, сжалившись над девушкой. — Чесс — профессиональный фотограф. Она слабо кивает и делает глоток напитка. — Должно быть, Финн произвел хорошее впечатление, — поддразнивает Эмили, подмигивая. — Господи, Эм, — выпаливает Гленн, все еще смеясь. — Что? Я всего лишь говорю, что девушка имеет право немного отвлечься, глядя на голого парня. — О, он был там не единственный голый, — уверяет Чесс, затем понимает, как это прозвучало и морщится. — Я имею в виду, что видела множество других голых парней. Дерьмо. Мой отец теряет самообладание и начинает хихикать низким, хриплым голосом. — Черт возьми, — бормочет Чесс, теперь уже красная, как помидор. Нецензурные слова, слетающие с языка, кажется, смущают её еще сильней, и девушка утыкается лицом в изгиб моего плеча. — Убей меня прямо сейчас. То как неожиданно она потянулась ко мне в поисках защиты и утешения, заставляет сердце сжаться. Я обнимаю ее стройное тело, прижимая к себе. — Может, выпьешь немного, прежде чем продолжишь беседу, — поддразниваю я, прижимаясь губами к ее волосам. — Ну, чтобы слегка расслабиться. Маленький кулачок врезается в мой живот. — Заткнись, — говорит она мне в плечо, дыханием согревая рубашку. Поскольку в этот момент она моя девушка, я перехватываю её кулак, прижимаю его к сердцу и целую Чесс в макушку. Только подняв голову, замечаю, что вся семья наблюдает за мной. На лице мамы такое облегчение, она почти готова прослезиться, что вызывает неприятный укол вины. Этот взгляд говорит, что беспокойство осталось в прошлом, её сын больше не одинок, но я слишком её обнадежил. Она переводит взгляд на Эмили, и счастливая улыбка становится шире. У нее наконец-то будет внук. Чесс рядом продолжает переживать из-за своей болтливости. — Не волнуйся, Чесс, — говорит отец, поддавшись вперед и нежно похлопывая ее по колену. — Ты прекрасно впишешься. Она поднимает голову, откидывая темные пряди волос с лица. Я мгновенно чувствую потерю. — Сомневаюсь, что кто-то из вас может ляпнуть нечто такое же неловкое, — говорит она отцу с кривой улыбкой. — Нет, — со смешком соглашается он. — Только Финн. Но мы позволили ему остаться. — А еще, когда он проигрывает игру, меня в знак сочувствия угощают в баре бесплатно, — добавляет Гленн, подмигивая. Я так давно не был дома, что уже и забыл, каким Гленн может быть придурком. Чесс делает глоток «Маргариты», прежде чем ответить. — Значит, не так уж и часто тебе удается выпить в баре бесплатно. Именно здесь, в залитом солнцем патио родителей, с терпким вкусом «Маргариты» на языке и хриплым голосом Чесс в ушах, мое сердце, мозг и тело приходят к одному простому соглашению: эта женщина — моя. Папа начинает рассказывать Чесс о местах, которые она должна посетить в Сан-Диего, а я решаю помочь маме наполнить пустую миску из-под чипсов. Она не нуждается в помощи, но мне надо сказать ей несколько слов. Едва мы оказываемся на её солнечной кухне, как она переходит к делу. — Ну ладно, давай покончим с этим. — Она прислоняется к столешнице. — О, так ты хочешь поговорить о том, как пригласила Бритт на праздники, не обсудив это со мной? — Я не могу спросить, Финнеган, если ты не отвечаешь на звонки. Бах. Со вздохом я прислоняюсь к столешнице напротив. — Я уже сказал, что сожалею. Мне не следовало тебя избегать. Но иногда ты приставучая как де... черт. Мама фыркает и отворачивается, ставя посуду в раковину. — Можешь сказать «дерьмо», Финн. Я уже взрослая. — Матери не бывают взрослыми. Они наполовину целомудренные святые, а наполовину вечные ворчуньи. — Ха. Я утаскиваю манго из вазы с фруктами и отправляюсь на поиски ножа для овощей. — Теперь я в порядке, ладно? Я счастлив. Так что, пожалуйста, оставь историю с Бритт. Пусть эта рана заживет. — Считай, что я больше не вмешиваюсь, — клянется мама, поднимая руку. — Мудрая женщина умеет вовремя остановиться. Я умалчиваю тот факт, что ей надо было остановиться еще несколько месяцев назад. Мудрые мужчины тоже знают, когда нужно отступить. — Итак... — говорит мама голосом, в котором отчетливо слышится любопытство. — Чесс — милая. На моих губах появляется улыбка.