— Господи, ну и вонь, — пробурчал Кейб. — Идём, — махнул рукой Диркер. На крюке возле лестницы висела пара масляных ламп. Обе были почти полны. Кейб вытащил сигарету и закурил. От ламп исходил грязно-жёлтый свет, обнажавший останки природы — кости животных и птичьи гнезда, засунутые в дыры в стенах, листья, палки и сосновые иголки. Они бок о бок поднялись по лестнице и остановились на верхней ступеньке. Они замерли, заметив, что атмосфера теперь стала определенно ядовитой и чумной, как в лагере смерти в малярийных джунглях. Воздух был тяжелым, влажным и вязким от гнилостного, замаранного мухами запаха червивого мяса. И жарким, гнетущим. Он дрожал, как желатин, ложась на их лица в густой, скользкой пеленой. Они двинулись по коридору к двери в конце коридора. Дверь с прочерченными в ней бороздами и кровавыми отпечатками ладоней. Или чем-то, напоминающим отпечатки ладоней. — Глянь на пол, — прошептал Кейб. Диркер опустил голову. Сразу за дверью, примерно на метр от порога лежала странная, ползучая, разлагающаяся грибковая масса. Когда они наступили на нее, она захлюпала, как мокрые листья, и из нее засочился вонючий черный сок. Диркер ткнул во что-то носком ботинка. — Дробовик, — сказал он. — Узнаешь? Кейб медленно и устало кивнул. — Да. Это Чарли Седобрового. Выйдя из комнаты, Диркер дернул за следующую грязную ручку, но дверь оказалась заперта. Кейб стоял рядом с ним, и дикий, животный ужас пронизывал его насквозь. Что бы там ни было… что бы ни испускало эту отвратительную, жуткую вонь… Господи, это было ужасно, просто ужасно. Диркер передал свой дробовик Кейбу и взял оставшееся после Седобрового ружьё. Он приставил ствол к замку и нажал на спусковой крючок. Ручку и часть двери внесло в комнату, оставив за собой дымящуюся черную дыру. Диркер пинком распахнул дверь. И они очутились с истинной преисподней. Когда они прошли через дверной проем, освещая себе путь фонарём Кейба, черная волна зловонного жара буквально отбросила их назад на шаг или два. И запах… тошнотворные испарения, которые были не просто органическим распадом и разложением, а нездоровым, отвратительным смрадом, от которого колени начинали дрожать, а желудок готов был вот-вот вывернуться наизнанку. Это сразу напомнило Кейбу полевой госпиталь, в котором он лежал во время войны. Переделанный сарай в Теннесси, воняющий гниющими окровавленными повязками, ампутированными конечностями и пожранной гангреной плотью. Здесь был тот же запах боли, страданий и рвотных масс. Собравшись с духом, они шагнули дальше. Мебели не было. Кремовые обои в цветочек были забрызганы и испачканы каплями застарелой крови. Даже потолок был забрызган ею… как будто какой-то сумасшедший мясник разбрасывал ее ведрами. Пол был мокрым, и по нему ползал еще один серый грибок, но здесь он был покрыт паутиной и пропитан черной сукровицей и кровавой слизью. Это было студенистое варево гнили, костей и обглоданных конечностей, глубиной в десяток сантиметров. Повсюду валялись тела и их части, покрытые мухами, жуками и ползучими червями. Несколько грязных, ободранных и лишенных челюстей черепов уставились на вошедших. — Отче наш, сущий на небесах, — едва слышно прошептал Диркер. Ибо перед собой они видели то, чему оба стали свидетелями ещё в Миссури. Возможно, когда-то это была женщина, но теперь это был закованный в цепи упырь с мокрой, прокаженной плотью — плотью, которая была изрыта зияющими дырами и свисала с костей, как продуваемый ветром саван. Эта плоть, казалось, двигалась и извивалась пульсирующими потоками, но на самом деле причиной этого служили паразиты и черви, гнездящиеся внутри. Череповидная голова была увенчана длинными сальными волосами, покрытыми паутиной, лицо было сморщенным и увядшим, а из зеленых глаз текли слезы слизи. Существо издавало низкий мычащий звук, протягивая руки, которые были скорее голыми костями, чем плотью, а кожа свисала с них полосками и петлями. Пальцы представляли собой палочки, заканчивающиеся длинными загнутыми ногтями, которые, казалось, извивались в воздухе. Монстр начал скользить в их направлении, бросая рябь на чумное море органического изобилия. Кожа лица давным-давно облезла, выставляя на всеобщее обозрение кости черепа, зияющую дыру полости носа и дысны и серыми, кривыми зубами. Существо двинулось вперед крадущимся, ползучим движением, как извивающийся червь, при этом мяукая, как тонущий котенок. Кейб и Диркер начали стрелять. Летели пули и дробь, и воздух вдруг наполнился дымом и горьким запахом пороха. Они стреляли и стреляли, перезаряжали и снова стреляли. И не останавливался до тех пор, пока извивающаяся человеческая медуза не разлетелась на куски. Затем они вышли из комнаты. Закрыли за собой дверь. В конце коридора, дрожа всем телом, Кейб швырнул фонарь о стену, и тот разбился вдребезги. Пламя лизнуло стены. Выскочив на улицу, оба мужчины упали в снег, пытаясь отдышаться. * * * Десять минут спустя они стояли перед церковью. Колокол уже давно прекратил звонить. Они стояли у высоких кованых ворот, окружавших церковь и подходивших прямо к ступеням. Штыри были ржавые, высокие, смертельно острые и поднимались вверх, как копья. — Что ж, Тайлер, — произнёс Диркер. — Полагаю, больше никого не осталось. Лишь ты и я. — Давай покажем этим ублюдкам, на что способны разъяренный янки и сумасшедший южанин без роду, без племени, — усмехнулся Кейб. Диркер рассмеялся. Ничего не мог с собой поделать. Смех просто рвался наружу из его груди, и вскоре по щекам у него уже текли слёзы, а Тайлер Кейб смеялся рядом, еле переводя дыхание. — Не знал, что ты умеешь смеяться, — заметил Кейб. Смех Диркера перешел в кашель. Он вытер рот тыльной стороной ладони. — Конечно, умею, — выдавил он, — просто я обычно в этот момент один и смеюсь над самим собой. Фраза шерифа вызвала у них новый взрыв смеха, и они стояли перед церковью, шатаясь, как пьяные, хлопая друг друга по спинам, пока все не стихло и не сменилось мрачным молчанием. Стих ветер. Осталась лишь вечность. — Похоже, я опоздал на вечеринку, — произнёс голос за их спинами. — Следующий раз не забудете пригласить, а? Из снежной завесы неспешным шагом вышел Элайджа Клей, держа в каждой руке по пистолету. — А я-то думал, что остался последним. — Не думал, что когда-либо буду рад тебя видеть, чёртов ублюдок, — усмехнулся Кейб. — Следи за манерами, мальчик мой, — ухмыльнулся в ответ Клей. — Я пришёл, чтобы спасти твою задницу. — Где остальные? — спросил Диркер. Клей лишь покачал головой. Затем они вместе поднялись по ступенькам. Двойные двери были заперты, но Клей ударил в них своим массивным плечом, и они распахнулись. Затем все трое двинулись вперед, двигаясь не спеша, с дробовиками в руках. Скамьи. Они увидели ряды скамей, многие из которых были разбиты в щепки. Алтарь был занят огромной полкой со скальпами. Да по самым скромным подсчётам, их было не менее пятидесяти. Вокруг были аккуратно сложены груды черепов и костей. На кресте не было Иисуса, а вместо него было прибито мумифицированное тело. Диркер признал в нём Калеба Каллистера… по крайней мере, он так думал. Но времени выяснять это не было, потому что из-за алтаря вышли Джеймс Ли Кобб и четверо его Охотников за шкурами. Они были вооружены винтовками, одеты в серые пыльники и находились где-то в трансформации между животными и людьми. — Похоже, грядёт заварушка, — рассмеялся Кобб, и его резкий, отрывистый хохот разнёсся эхом под своды церкви. Кейб внимательно посмотрел на создателя этого кошмара. Кожа на левой стороне лица просто отсутствовала, мышцы и кости были обнажены. Словно какой-то хирург прорезал скальпелем демаркационную линию по центру его лица, оставив правую сторону относительно невредимой — и отслоив левую до изначальной анатомии. Кобб напоминал собой анатомический препарат, который почему-то ходил и двигался. — Чёрт, да он уродливее, чем дохлая белка в жаровне, — сплюнул Клей. И в следующую секунду полетел свинец. Кейб и остальные побросали дробовики и достали винтовки — «Эванс» Кейба, «Винчестер» Диркера и «Генри» Клея. Пули сновали вокруг них, как разъяренные осы, впиваясь в скамьи и разбрасывая повсюду щепки. Троица выстрелила в ответ. Но Охотники за шкурами были одержимы безумной, первобытной яростью. Они бежали от алтаря прямо под шквал пуль. Двое возглавлявших атаку на мгновение закружились, как марионетки, когда пули вонзились в них, пробивая дыры и разбрасывая кровь и мясо во все стороны. Но Кобб продолжал стрелять; одна из пуль попала Клею в плечо, а другая прочертила рану на его голове, прихватив мочку уха.