По камням, булыжникам и пням, через сухие овраги и по крутым склонам холмов. Когда линчеватели, наконец, остановились на вершине невысокого холма с плоской вершиной, окаймленного кустами чамисы, проповедник был едва жив. Если уж на то пошло, он был больше похож на потрепанное пугало. Его тряпье и соломенная набивка торчали наружу, а из рук и ног торчали палки… только это были не тряпки и не солома, да и наружу высовывались не палки. Плоть с лица и тыльной стороны ладоней была содрана. Большинство трубчатых костей переломаны. Челюсть вывихнута, но он всё ещё пытался заговорить, издавая кровавый булькающий звук. Один из линчевателей снял капюшон. Это был Калеб Каллистер. Прищурившись в темноте, он смотрел на мерцающий вдали костёр. Искупление. — Если твои люди умны, проповедник, — сказал он, зажав в зубах тонкую сигару, — на этот раз они прислушаются к нашему предупреждению. Потому что в следующий раз, в следующий раз… — Когда мы приедем следующий раз, мы не оставим никого в живых, — закончил за него другой линчеватель. Остальные засмеялись. Проповедник, хоть и сломанный и ободранный, пытался уползти, натягивая верёвку, как глупый пес, проверяющий, насколько далеко он может отбежать на цепи. Линчеватели наблюдали за ним, ожидая, что он вот-вот свернется калачиком и испустит дух… но этого не происходило. Он закашлялся кровью; руки его были по-прежнему прижаты к бокам, но он тянулся дальше. Он полз вперёд, как какой-нибудь червяк. Наверно, его так манила свобода… Веревка натянулась. — Лучше прими то положение, в котором ты оказался, проповедник, — сказал ему один из линчевателей. — Это ведь не дождь — так просто не закончится. — Как бы тебе этого не хотелось, — добавил второй. Они сидели верхом, курили, передавали друг другу бутылку виски и смотрели, как вдали, словно факел, горит Искупление. Постепенно, медленно, общее пламя превратилось в отдельные костры, но и те, в конце концов, потухли. Потом они потянули соломинку, чтобы выяснить, кому достанется проповедник. Счастливчиком оказался Люк Уиндоус. Он решил ещё немного потаскать проповедника за собой. Но через двадцать минут он устал от этого, а проповедник всё никак не умирал, поэтому Люку пришлось опустошить барабан своего кольта. А затем он присоединился к всеобщему празднованию. — 7- После довольно утомительного дня, проведенного в обходе всевозможных борделей Горизонтального Холма, Тайлер Кейб вернулся на постоялый двор «Святой Джеймс». В животе у него было пусто, а в висках стучало, как барабаны в джунглях, от выпитого им бесплатного спиртного. Он вошел в столовую, где уже сидел Джексон Диркер вместе с женой и пятью или шестью другими гостями. Ужин состоял из жареной курицы с картофелем и яблочного пирога на десерт. В воздухе висел восхитительный запах, и уважение Кейба к Дженис Диркер поднялось ещё выше. Джексон Диркер определённо был счастливчиком. Кейб и Диркер перебросились несколькими фразами, но в основном оба предпочитали молча слушать. Одним из жильцов был парень по имени Стюарт — ответственный за медицинское снабжение из Уичито. Он довольно долго рассказывал — и с неприятными клиническими подробностями — о своих продуктах, которые варьировали от пилюль при гепатите до бандажей, от спиртовых настоек до клизм. А последнее особенно не способствовало хорошему пищеварению и аппетиту при поедании яблочного пирога. После того, как все отужинали, и гости разошлись по комнатам, в столовой остались лишь Диркер с Кейбом и Дженис, порхающая между столами и убирающая посуду. — Мистер Кейб говорил мне, что вы знакомы, — обратилась она к мужу. Он едва оторвал взгляд от газеты. — В некотором смысле. «Всё тот же старый добрый Диркер, — подумал Кейб. — Холоден, как лёд. И двадцать мужиков с лопатами не смогут вырыть на поверхность его чувства». Может быть, если бы Диркер просто сказал: «Да, да, мы знаем друг друга. Мы сражались друг против друга… но это было много лет назад»… Если бы он сказал что-то подобное, Кейб был бы доволен и оставил всё в прошлом. Но теперь он чувствовал, что не сможет смолчать. — Да, — сказал он, — когда-то мы с вашим мужем были братьями по оружию. Мы сражались на противоположных сторонах, но духовно мы были единым целым. Разве не так, Джек? Газета опустилась на пять сантиметров. Кристально-голубые глаза нашли Кейба и пристально на него глянули. А затем газета снова поднялась вверх. — Я бы это так не назвал, — только и сказал он. — Чепуха. Может быть, твои воспоминания обо мне туманны, Джек, и это правильно… но мои-то о тебе? Черт, они остры, как кнут. Как вспомню тебя в Пи-Ридж! Какая яркая, поразительная личность! — Хватит, Кейб. Кейб улыбнулся, проводя пальцами по паутине шрамов, пересекавших его переносицу и врезавшихся в щеки. — Ваш муж очень скромен, мадам. Я бы сказал, что Джексон Диркер был офицером и джентльменом. Справедливым и отзывчивым во всех вопросах. Диркер прожигал в нём взглядом дыры. Кейб не отводил взгляд. Дженис, почувствовав, что здесь что-то неладно, только откашлялась и принялась царапать воображаемую ворсинку на своем вельветовом платье. — Простите мне мою грубость, мистер Кейб, но… вы получили эти шрамы на войне? Кейб лишь улыбнулся в ответ на её так называемую грубость. Его пальцы привычно прошлись по следам от порезов и ожогам. — Да, я получил их во время войны. И ношу их с честью. Боевые раны. Помнишь, когда я их получил, Джек? Диркер отложил газету. — Помню. А теперь расскажи мне, Кейб, понравились ли тебе наши бордели. Слышал, ты сегодня там полдня провёл. Пришёлся по вкусу местный квартал красных фонарей? Всё, что вертелось у Кейба на языке, испарилось в долю секунды. «Диркер. Всё тот же хитрый сукин сын…» — Я… Хм… Дженис слабо улыбнулась. — Наш мистер Кейб, безусловно, видный мужчина. — Это точно, — протянул Диркер, наслаждаясь происходящим. Кейб сглотнул. — Это был чисто деловой разговор, мадам. Человек, которого я пытаюсь отыскать, охотится на проституток, так что мне остается только подружиться с ними. Знать лично их и места, где они работают. — Чего только мужчинам не приходится делать, чтобы заработать на жизнь! — покачала Дженис головой. — Да уж… И вы весь день провели среди них? Наверно, вы очень устали после такого… утомительного предприятия. — Мадам… Теперь Диркер улыбался. — Ты очень решительный человек, Кейб. Если кто и сможет поймать этого убийцу, так это ты. Кейб видел, что Диркер шутил, и тоже не смог сдержать улыбки. Если бы этот мужчина вёл себя так постоянно и не был таким чертовски чопорным и официальным… он бы ему даже понравился. Кейб решил, что его дразнят, и сделал то, что казалось ему естественным: укусил в ответ. — Да, мадам, это было утомительно, но я продолжал заниматься делом даже тогда, когда большинство мужчин уже изнемогли бы от усталости. Дженис покраснела… покраснела, но не отвернулась. В её глазах что-то вспыхнуло, и она постаралась, чтобы Кейб это заметил. Диркер вскинул брови. — Вот как? Дал то, что им было нужно? — О да. — Пожалуй, на этой ноте я вас покину, джентльмены, — произнесла Дженис и вышла из комнаты. Кейб решил, что он либо обидел ее — либо возбудил. По его опыту, южные женщины могли быть такими: их могло взволновать то, что они находили неприемлемым и оскорбительным. Всё дело в инстинктах, вот так. В довоенном обществе говорили, что леди должна подавлять свои базовые инстинкты. Что такие вещи, как вожделение и желание, не должны иметь места в высшем свете… но женщина — как и любой зверь: чем больше вы морите его голодом, тем голоднее он становится. И в этой девушке был голод. Едва скрываемая потребность отбросить своё воспитание, опуститься и испачкаться. — И так теперь будет при каждой нашей встрече, Кейб? — поинтересовался Диркер. Кейб отвернулся от него. Ему так много хотелось сказать, но зачем? С какой целью? Он уже нарушил два правила своего воспитания — что мужчина не приносит свои деловые или личные дела к обеденному столу и что он не обсуждает проблемы с другим мужчиной в присутствии дамы. Может быть, сейчас самое время… если он хочет драки, то самое время перестать ходить вокруг да около. Только теперь он её больше не хочет.