Для всего, что жители не понимали или понимали частично, существовала диковинная история. Это было поселение, где сказки и мифы были неотъемлемой частью повседневной жизни. В них были ведьмы, водяные, лешие, целители и маги — все, о ком когда-либо слышало человечество. А в чём Озарк никогда не испытывал недостатка — это в ведьмах. Некоторые из них были злыми, некоторые — добрыми. Одни — настоящими, другие — выдуманными. Стоит только спросить у любого жителя деревушки, где найти ведьму, и он укажет вам на это место… Или на того, кто может этой ведьмой быть. Дети в школе рассказывали о старике по имени ведьмак Геллер, который жил в какой-то туманной лощине, куда мало кто отваживался заходить. Он мог изгонять бесов и призывать их, лечить болезни и заставлять волосы расти. Джеймс Ли решил, что это очередная байка… Но однажды он отправился в город. Дядя Арлен выбирал еду. Джеймс Ли стоял на тротуаре, бросая на улицу камешки. Внезапно у него возникло чертовски неприятное чувство. У него закружилась голова, и родимое пятно на спине начало гореть огнём. Он развернулся и увидел, что на него пристально смотрит седой старик. Он был похож на старого и грязного фермера в лохмотьях. В нижней челюсти у него сохранился один-единственный золотой зуб, который поблёскивал на солнце. — Малец… На тебе метка, — произнёс он. — Она лежит на тебе, и тебе никуда не деться… Потом вышел дядя Арлен и потащил Джеймса Ли прочь. И даже после того, как он забросил мальчишку на телегу, и они выехали из города, Джеймс Ли чувствовал, что эти глаза смотрят на него; чувствовал, что отметина на его спине горит, как угли в печи. Дядя Арлен кричал, бушевал и предупреждал Джеймса Ли не разговаривать с незнакомцами, потому что однажды «это будет плохой человек, он придёт к нам на ферму и перережет всем глотки». Джеймс Ли спросил: — Это был он? Ведьмак? — Ничего подобного, чёрт тебя дери! Ведьмаков не существует! Но Джеймса Ли уже было не заткнуть. — Говорят… говорят, он может делать всякое. То, чего не могут остальные. Может… Может, если мы приведём к нему ту сумасшедшую женщину, он сможет её вылечить? За такие слова Джеймс Ли получил от дяди Арлена кулаком в челюсть. А когда они приехали домой, был наказан ещё хуже. Когда дядя Арлен закончил экзекуцию, Джеймс Ли лежал на земле и истекал кровью. — Никогда, никогда, никогда больше при мне не упоминай этого человека, слышишь?! — крикнул дядя Арлен. — Этот языческий, дьявольский ведьмак приносит лишь боль и разрушение! Он не может вылечить никого и ничего; всё, что он несёт — это девять кругов ада! После этого Джеймс Ли больше не упоминал о колдуне Геллере. Даже тётушка Маретта смотрела теперь на него по-другому. Она не была холодна, но любовь и тепло, которые Джеймс Ли знал раньше, исчезли. Иногда мальчику казалось, что она его боится. И однажды ночью он услышал, как дядя Арлен сказал: — Что я тебе говорил, женщина? Подобное притягивает подобное. Хотя он не упоминал о странном старике, Джеймс Ли никогда не переставал думать о нём и о той, что жила в хижине на холме. Дни превратились в недели, которые обернулись месяцами и годами. Все ответы на интересующие Джеймса Ли вопросы мальчик получил от старого самогонщика по прозвищу Чокнутый Мартин. Чокнутый Мартин знал ведьмака, который жил в лощине известной — и не безосновательно — как «Пол-акра ада». И вот однажды летним днем Джеймс Ли совершил «паломничество». Ему потребовалось несколько часов, чтобы сориентироваться в грязных тропках, испещривших тёмный лес. Но, в конце концов, в лощине, где не пели птицы и не жужжали насекомые, а растительность выглядела серой и мёртвой, он нашёл хижину колдуна. Геллер сидел у огня. — Подходи, малец, присаживайся, — произнёс старик, даже не глянув в сторону Джеймса Ли. — Я знал, что ты придёшь. Рано или поздно, тебе пришлось бы. Поэтому присаживайся. Люди поговаривают, что я кусаюсь, но ты этому не верь. Джеймс Ли сел к костру, стараясь не смотреть старику в глаза. У Геллера на коленях лежала скрипка, и он играл медленную, меланхоличную мелодию, а сам без умолку болтал о своём урожае и о том, как он растёт, и о том, что это будет хороший год, если Бог убережёт их от пожаров и заморозков. — Вы сказали, что на мне лежит метка, — выдавил Джеймс Ли после того, как понял, что старик — не монстр-людоед, каким его выставляли жители. Он был простым стариком, который жил в странной лощине и беспокоился о своём урожае. — Я помню, малец, я помню, — он положил скрипку обратно на колени. — Твой папа… Хотя нет, твой дядя… Да, дядя… твой дядя разозлился, когда ты со мной заговорил, не так ли? Джеймс Ли был поражён. После стольких прошедших лет старик вспоминал случайную встречу, словно это было вчера. И, казалось, он знал о том, о чём ему не говорили. Может быть, он всё-таки не просто какой-то старый грязный фермер… — Думаю… Думаю, он вас боится, — искренне ответил Джеймс Ли. — Как и большинство в этой деревне. — Да, они боятся. Конечно, боятся, — старик на минуту задумался. — Твой дядя… думаю, он мудрый человек. За общение со мной можно заплатить ужасную цену. Малец вроде тебя… не может позволить себе то, чем я обладаю. Но вот если он не ценит свою душу… Ты ценишь свою душу, малец? — Да… Да, ценю. — Хороший мальчик. А теперь рассказывай, зачем пришёл. Не могу же я сам всё вытаскивать из твоей головы. И Джеймс Ли рассказал ему о своей матери и о тайнах, которые окружали его переезд в Миссури. Он всё говорил и говорил старику одно и то же, задавал одни и те же вопросы, потому что раньше никогда ни с кем не обсуждал свои проблемы, хотя безумно хотелось. — Во-первых, малец… Твоей маме я помочь не смогу. Моей силы не хватит, чтобы бороться с тем, что её удерживает. Она была проклята, малец… Да, проклята этой злобной старой сукой. Я вижу в голове образ этой ведьмы. Она владеет магией, малец… Даже будучи мёртвой, её магия сильна. — Я надеялся… — Нет, малец. Но то, что обладает твоей мамой… Оно почему-то слабеет. И если ты подождёшь… Уверен, твоя мама обретёт мир. Старик наклонился вперед, его глаза горели. — Но послушай меня, малец… ты носишь эту метку, и жизнь твоя будет мрачна. Ни один лучик солнца не пробьёт эту завесу, ведь за ней лишь тьма. Джеймс Ли не понимал, о чём говорит старик. Геллер продолжал говорить о «метке дьявола» и о том, что те, кто её носит, прокляты. Но наконец, когда тени стали длиннее, и день начал подходить к концу, Геллер отпустил мальчика, приказав подниматься вверх по холму, где бы самый короткий выход из лощины. — Не останавливайся, даже если захочешь в туалет. Продолжай идти, глядя прямо перед собой. Геллер предупредил, что если Джеймс Ли встретит кого-то на тропе, то не надо слушать, что они говорят, и смотреть, что они делают. А если он услышит голоса из чащи, нужно их просто игнорировать и продолжать идти, невзирая на то, что они будут говорить и обещать. — Эти леса, малец… Они полны голосов, и не дают нам покоя. Джеймс Ли выбежал из лощины и снова оказался под солнцем и зеленью. Когда он вернулся домой, никто с ним не заговорил, словно он был запятнан. Запятнан безумным стариком и ведьмой. На следующий день он собрал все свои пожитки и покинул деревню на холмах, решив, что ему уже семнадцать и он уже мужчина. Пришло время самому разбираться с этим миром. Он направился на запад. А по дороге связался не с теми людьми. Казалось, его притягивало к ним, а их — к нему. И по прошествии нескольких недель и месяцев то, что затаилось внутри него на целых семнадцать лет, начало пускать корни, прорастать и расцветать. Но это был не цветок, а язва; разъедающая опухоль, которая пожирала его сантиметр за сантиметром. К моменту начала Американо-мексиканской войны Джеймс Ли уже убил шестерых… Топором, ножом, пистолетом и просто голыми руками. — 4- В глубинах гор зарождались порывистые ветра. Они рыскали по пустынной местности, завывали в сухих оврагах и свистели на вершинах скалистых обрывов. От него дрожали заросли дикого кустарника. К небу взвивался песок, и змеи прятались средь скал. В жёлтом туманном небе кружили стервятники. Мухи садились на лица живых и мёртвых, а ветер пах солью, жарой и страданием.