Но он не торопился. Ведь теперь Тайлеру Кейбу придётся иметь дело с такими, как Элайджа Клей… * * * А недалеко от Уиспер-лейк в заброшенном, защищённом от ветров овраге, окружённом можжевельником и соснами, Элайджа Клей заряжал ружья и точил ножи. До него уже дошли слухи об убийстве Вирджила — и нет никаких сомнений, что для Элайджи это было именно убийством, а не самообороной. Жуя вяленое мясо, Элайджа задумчиво провёл лезвием охотничьего ножа по точильному камню, напряжённо размышляя об арканзасском охотнике за головами по имени Тайлер Кейб. Элайджа принадлежал к горному народу. И в Западной Вирджинии он относился к их клану. А этот клан неукоснительно следовал определённому кодексу. Несправедливость должна быть наказана. Когда убивали кого-то из семьи, кровные родственники должны отомстить. Око за око. То, что Кейб был южанином, для Элайджи не значило ровным счётом ничего. Он не принимал ничьих сторон в войне, зная, что одно правительство продажнее другого. Он жил, как хотел, и думал, что хотел. Как и все жители гор. А когда дело доходило до мести, они действовали не раздумывая. Мысли Элайджи переметнулись на другого щёголя-стрелка из Техаса, который застрелил его брата Арвина. Этот трусливый сукин сын сдыхал почти восемь часов, в то время как Элайджа резал его на куски… * * * В «Похоронном бюро братьев Каллистеров» Калеб Каллистер смотрел с отвращением на стол. Его новый бальзамировщик, Лео Мосс, хоть и был страстным профессионалом, слишком болезненно реагировал на всякие ужасы, как и Хайрам, брат Калеба. После ночи азартных игр и секса Калеба разбудил Мосс. Он попросил спуститься с ним в похоронное бюро. «Вы должны это увидеть», — сказал Мосс. На столе лежал какой-то мёртвый бродяга, доставленный вчера из переулка. Тощий, измождённый, он весил не более сорока килограммов. Мосс до рассвета копался в его внутренностях и теперь гордо демонстрировал Калебу награду за труд. Ленточный червь. Мосс поместил его в двадцатилитровую бутыль со спиртом. Лентец плавал в жидкости, как какая-то причудливая змея. Паразитический плоский червь, разрезанный на куски. «Почти десять метров, — похвастался Мосс. — Разве не чудо?» Калебу пришлось согласно кивнуть. В мире полно странных сюрпризов. * * * На постоялом дворе «Святой Джеймс» в своей комнате от кошмара, который даже не мог вспомнить, проснулся Джексон Диркер. Он лежал на кровати, глядя в потолок, и думал о войне. Диркер служил в 59-м Иллинойском пехотном полку. Впервые он ощутил, что такое война, возле Пи Ридж. Он вспомнил, как наткнулся на Тайлера Кейба и его шайку южан. Вспомнил, как они обыскивали груды тел убитых солдат. Господи… Те парни были оскальпированы. Выпотрошены. Плоть была срезана с костей, так что их не узнала бы даже родная мать. Солдаты Диркера хотели прикончить южан на месте, но Диркер назначил другое наказание. Он помнил ощущение кнута в ладони, свист воздуха и въедающуюся в тело плеть. Глядя на тех убитых и изуродованных парней, он потерял контроль над собой. Потерял всякое чувство приличия. То, что он сделал, было неправильным. Сейчас он это понимал… Как и понимал то, что Кейб и его люди не оскверняли те тела. Но «знать» и «признавать» — две разные вещи. Ибо гордость — дама суровая. * * * Тайлеру Кейбу, как и Диркеру, снилась война. Мимо в тумане проплывали лица павших товарищей. Он видел кровь и смерть, брёл от одного поля битвы к другому, пробирался через груды тел солдат Конфедерации и Союза и пытался сбежать, сбежать… Мимо проходил Диркер, качал головой и спрашивал, как он мог позволить своим людям изуродовать те тела. «Нет, нет, нет, мы этого не делали! Я бы никогда этого не позволил! Никогда…» И Кейб просыпался, тяжело дыша. Невидящим взором смотрел в потолок и ощущал запах пороха, грязи и крови. А затем всё исчезало, и он вновь закрывал глаза. * * * В захудалом гостиничном номере на кровати, скрестив ноги, сидел человек, который называл себя Генри Фрименом и утверждал, что он — техасский рейнджер. На одеяле перед ним лежал нож Грин-Ривер с пятнадцатисантиметровым лезвием острее бритвы. Когда-то ножи Грин-Ривер были популярны среди трапперов[1] и жителей гор. Лучшее оружие для охоты, битвы и разделки туш. Также его очень любили охотники на буйволов; подобным орудием они могли снять шкуру с животного в рекордное время. И, как прекрасно знал Генри Фримен, у ножей могло быть и другое применение… Такое как потрошение женщин и вырезание их сердец. Один из таких трофеев как раз лежал перед ним, бережно завёрнутый в оленью шкуру. Фримен раскачивался вперёд-назад и прислушивался к голосам в своей голове. «Ты всё делаешь правильно. Шлюхи должны быть очищены, — нашёптывали они ему. — Но есть и другие… Такие, как южанка, управляющая постоялым двором «Святой Джеймс»… * * * В «Искуплении» мормоны метались, как муравьи, приводя в порядок старый шахтерский город. Отовсюду доносился стук молотков, визжание пилы, грохот колёс повозок, перевозящих брёвна с одного конца городка в другой.