Наверно, отказать было бы невежливо. Поэтому он последовал за ней в столовую, думая, что у старины Безумца Джека случится сердечный приступ, если он войдёт и увидит, что с его женой завтракает не кто иной, как Тайлер Кейб. Возможно, вчера это доставило бы Кейбу удовольствие, но после того, что он пережил сегодня днём и ночью, у него просто не было сил испытывать враждебность к Диркеру. Вся злоба исчезла. Повар принес яичницу, блинчики, кленовый сироп и кофе. Кейб смотрел на еду под аккомпанемент собственного голодного желудка, но перед глазами у него по-прежнему стояла выпотрошенная Миззи Модин. Он взял вилку и положил ее обратно. — Прошу вас, мистер Кейб, ешьте, — произнесла Дженис Диркер. — Остальные постояльцы еще не встали. Обычно я завтракаю одна, но сегодня я благодарна вам за компанию. Помню дни, когда мой муж завтракал со мной. Но сейчас он слишком занят. — Думаю, мне нужно поспать, мадам, — сказал Кейб. — Конечно, нужно. Но прошу вас посидеть со мной ещё пару минут. Она отрезала кусок блина и начала деликатно жевать. Кейб заметил, что ей дали прекрасное воспитание. Женщины, которых он встречал в Йеле, сгребли бы блины с тарелок быстрее, чем он успел бы моргнуть. — Откуда вы родом, мистер Кейб? — спросила Дженис. — Арканзас, округ Йел. А вы? — Джорджия. У отца там была плантация. На мгновение на глаза женщины навернулись слёзы, но она умело спрятала их. Воспитание. — Отца больше нет… Ничего больше нет. Она рассказала о своей жизни в Джорджии; о жизни, о которой Кейб мог только мечтать. Привилегии. Прекрасные школы. Благородное воспитание. Всё это значительно отличалось от Юга, который знал Кейб. Жёсткого и беспощадного Юга. Она была леди. Янки разрушили все владения её семьи, и всё же она вышла замуж за одного из них. Женская душа — загадка. Женская душа — потёмки. Но Кейб знал, что после войны такие пары стали встречаться всё чаще. — Вы были на войне, мистер Кейб? — Да, мадам. — Но вы не любите об этом говорить? — Не люблю, мадам. Казалось, она понимала. — Мой муж тоже был на войне. И тоже не любит о ней вспоминать. — Это было ужасное время, мадам. Для всех противоборствующих сторон. Она заговорщически улыбнулась. — Но для нас, южан, всё же хуже, согласны? Кейб кивнул. — Согласен. Для тех янки, кто остался дома… Возможно, у них всё было неплохо. Но у тех, кто отправился на войну? Нет, не скажу, что они отлично проводили время. Ни у одного человека, прошедшего через тот ад, не могут остаться приятные воспоминания о войне. Да, без сомнений, янки были вооружены лучше, чем мы. И тем не менее, они умирали и истекали кровью, как и остальные. Дженис призналась, что ее муж был янки. — Я встретила его через пару лет после войны. Такой высокий, такой уверенный в себе… А как красиво он выглядел верхом на коне! Джексон ухаживал за мной и завоевал меня. И я этого не стыжусь. — Вы и не должны стыдиться. Север, Юг… после войны это уже не имеет значения. Важно то, что вы — женщина, а он — мужчина. — Я благодарна вам за понимание, — кивнула Дженис. — Многие южане по-другому относятся к нашей паре. И тем не менее, многие девушки выходили замуж за солдат-янки. Дженис не могла точно сказать, что же их привлекало… Может, то, что они были победителями? Наверно, всё дело во власти и силе. Облечённые властью всегда привлекательны. А может, всё дело в желании поскорее убраться с Юга; выбраться из той разрухи, в которую он превратился после войны. Сбежать от своих демонов, от меланхолии, от воспоминаний о старом, довоенном Юге, который уже никогда не станет прежним. — Я знала многих лихих мужчин, которые ушли на войну, мистер Кейб. Но вернулись они сломленными и разбитыми людьми. Глаза их были пусты, лишь горечь и гнев ещё плескались на дне. Злость на янки, на себя, на своих командиров, на политиков, которые поставили их в такое положение и не оставили выбора. Многие из них по возвращении только и делали, что пили и затевали драки. Некоторые сошли с ума, не веря, что война закончилась. Тяжело наблюдать за этим день за днём. Я должна была сбежать от этого, мистер Кейб. Кейб понимал. Он ничего не знал о её прежней жизни. Привилегии и деньги были ему чужды. Когда он ушёл на войну, у него за душой ничего не было. И когда вернулся — по-прежнему ничего не было. Он уехал из Арканзаса как можно скорее, отчаянно желая быть кем угодно, только не тем, кем был его отец — собственностью богача. Он не смог бы стать фермером. Поэтому он отправился на запад вместе со всеми в поисках того, что до сего момента так и не нашёл. Кейб кашлянул. — Ваш муж… Он хороший человек? — Да. Думаю, да, — ответила Дженис. — Он всегда старается изо всех сил; всегда пытается поступать правильно. Иногда он терпит неудачу, как и все мы, но никогда не опускает руки. С его работой… Скажем так: когда всё идёт гладко, его не ценят; а когда всё выходит из-под контроля, считают, что в этом виноват лишь он один. Кейб слушал, но не был уверен, что осознавал услышанное. Он не мог мыслить здраво после последних событий. Чёрт, он даже не был уверен, какой сегодня день! Он продолжал видеть выпотрошенную проститутку, Вирджила Клея, старого индейца в тюрьме, Генри Фримена, Джексона Диркера — череда лиц и событий, которые путались в голове и сливались в одно. Кейб отхлебнул кофе но не почувствовал его вкус. «Похоже, все, кроме меня, считают Диркера хорошим человеком. Может, я ошибаюсь? Может, я его совершенно не знаю? Может, он изменился? Значит, и мне следует…» — Вы знаете моего мужа? — спросила Дженис. — Шерифа? Да, мы встречались? — кивнул Кейб. — И вы хорошо его знаете? Кейб сглотнул. — Нет, мадам. Полагаю, я его совершенно не знаю. — 18- На следующее утро Генри Уилкокс выпустил из камеры Чарльза Седобрового. — Держись подальше от выпивки, старик, и избежишь неприятностей. — Мне слишком нравится эта огненная вода белых, — вздохнул индеец. — Я не могу избегать её, как облако не может избежать неба. Уилкокс лишь покачал головой. — Ступай, Чарли. На пороге Седобровый остановился. — А что я вообще сделал?