— В окрестностях есть две мормонские деревни, Тайлер Кейб, — сказал Седобровый, теперь уже совершенно серьезно. — Одна из них — Искупление — некогда была шахтёрским городком. Мормоны установили там свои порядки. Многие здесь, в Уиспер-лейк, обвиняют жителей Искупления. Но они ошибаются. Искупление — обычный городок. — А что насчёт Избавления? — Это другое дело, — ответил индеец. — Я устал. Может быть, в другой раз я расскажу тебе об этом месте, но не сегодня. Если буду… — Трезв? — Ага. — 15- Кейбу удалось поспать два-три часа, прежде чем он проснулся от звона ключей, проворачивающихся в замке камеры. Дверь распахнулась, и в проёме появилась высокая фигура. Голова Кейба раскалывалась с похмелья, глаза слипались, во рту будто насыпали песка, и мужчина не был вообще уверен, проснулся он или нет. Но он точно знал, что перед ним стоит Джексон Диркер. — Мне жаль прерывать твой сладкий сон, Кейб, — произнёс шериф. — Бог свидетель, отдых тебе необходим. Но тебе придётся пойти со мной. Нам нужно поговорить. Собравшись с силами, Кейб попытался принять вертикальное положение. Голова закружилась, а к горлу подступила тошнота. — Чёрт, — простонал Кейб. — Чувствую себя куском дерьма. В соседней камере индеец храпел громче, чем пила, вгрызающаяся в дерево. Один знакомый рассказывал Кейбу, что индейцы тихие и за ночь даже ни разу не всхрапнут. Похоже, он не был знаком с Седобровым. Кейб плеснул в лицо пару пригоршней воды, отхлебнул из кувшина и помочился в ведро. Пару капель упало на сапог. Постанывая и морщась, он поплёлся за шерифом в кабинет. Диркер подал ему чашку горячего кофе. — Выпей, — кивнул он. — Ты мне нужен бодрым и свежим… Насколько это, конечно, возможно. Кейб залпом опустошил чашку. На вкус кофе напоминал помои, но горячий напиток сделал своё дело — стало легче. Диркер налил Кейбу вторую чашку и прислонился к стене. Вид у него был неважный. Наверно, спал он последний раз ещё до пришествия господнего. Кейб отставил чашку в сторону. — Послушай меня, Безумец Джек, шериф или как тебя тут ещё называют… Это была самооборона. Прежде чем ты начнёшь кричать, что я хожу по городу и расстреливаю всех направо и налево, заявлю: этот парень… грёбаный Вирджил Клей… Он напал на меня и выстрелил первым. Я всадил в него пулю, потому что у меня не было выбора. Диркер лишь кивнул. — Знаю. Мне рассказали все подробности. — Значит, ты меня ни в чём не обвиняешь? — Не обвиняю, — подтвердил Диркер. — Пока. Но выслушай меня и услышь. Я не позволю тебе в будущем ходить по моему городу и стрелять в прохожих, потому что у тебя «не было выбора». Если так пойдёт, жители станут спотыкаться о трупы на тротуарах, и им это не понравится. — Ничего не поделаешь, — хмыкнул Кейб. — Ещё как поделаешь, — ответил Диркер. Он тоже не любил Вирджила Клея и его проклятое семейство. Они были мудаками, и все это знали. С Клеем точно расправились бы в ближайшее время — если не Кейб, то кто-то другой. Но Диркер очень ясно дал понять, что большинство свидетелей утверждали, будто Кейб был в стельку пьян и оскорблял Вирджила. Будто Кейб мог не задевать Клея, развернуться и уйти. И никто бы не пострадал. — О, ещё как пострадал бы, Диркер, — покачал головой Кейб. — Пострадала бы моя репутация. Весь город потом рассказывал бы, какой я трус. Диркер облизал губы. — Люди, о которых ты говоришь, Кейб, не кучка зажиточных и зажравшихся дворян. Любой из них перережет тебе глотку за десять долларов. Ты не должен ничего доказывать этим отбросам. Кейб знал, что шериф был прав, но не собирался признаваться в этом. Он допил кофе. — Теперь я могу идти? — Нет. Диркер отпер шкаф, достал оттуда револьвер, нож и патронташ и вернул Кейбу. — Прогуляешься со мной. Я хочу тебе кое-что показать. — Не хочу ни на что смотреть, если это не мягкая кровать с одеялом. — Думаю, захочешь. — Почему же? Диркер тяжело сглотнул. — Потому что твой парень в городе. И он, наконец, нанёс удар. — 16- Кейб понимал, что у него похмелье, он устал и почти не спал. Поэтому ему не стоило смотреть на это. Не нужно видеть изрезанные, исполосованные останки шлюхи по имени Миззи Модин во всем их омерзительном великолепии. Он остановился в дверном проёме. Комок подступил к горлу, и во рту проявился горький привкус желчи. Кейб сжал челюсти. Диркер подошёл и стал рядом с ним. — Ну что? Есть сомнения, что это дело рук твоего парня? Кейб не ответил. Не мог ответить. Не мог разжать челюсти. Да и голос ему больше не повиновался. Он не мог оторвать взгляда от… Господи, на этот раз всё ещё хуже. Гораздо хуже. — Прошу меня простить, — наконец выдавил он и вышел на холодный воздух. За последние годы Кейб видел множество смертей. Кучу крови и плоти, изуродованной самым ужасным образом. Он давно пришел к выводу, что человеческое существо — возможно, самое прекрасное творение Бога — было также самым отвратительным, если его вскрыть и посмотреть, что заставляет организм работать. Кейбу давно уже не становилось плохо при виде мёртвецов, но сегодня… Чёрт, сейчас его чуть не рвало. Желчь в горле отдавала дешёвым виски, дешёвым пивом и кое-чем похуже. Он попытался скрутить сигарету, но пальцы не слушались. Или просто не хватало освещения от крошечного фонаря у изголовья кровати Миззи Модин? Диркер помог ему закурить. Шериф сам скрутил сигарету, всунул её между губами Кейба, поднёс спичку и прикрыл ладонью от ветра, пока Кейб затягивался. — Говорят, первый взгляд — самый тяжёлый, — произнёс Диркер. — Но знаешь… Я смотрю на это уже несколько часов, и легче не становится. Кейб кивнул и затянулся. «Всё, — подумал он, — хватит. Да, сегодня был тяжёлый день, ты уложил человека, но возьми уже себя в руки! Ты должен всё тщательно изучить в той комнате». А тщательно — значит, не быстро. «Диркер хочет знать, действительно ли это Душитель. Я единственный, кто может ответить. Но могу ли?..» И всё же Кейб знал, что сумеет.