По ступенькам поднималось второе чудовище. Оно повело головой, раздуло ноздри, втягивая воздух… Находя новую добычу… Находя Прово. Из пасти зверя свисала слюна с прожилками крови, а глубоко посаженные глаза с вожделением смотрели на человека из-под выступающего, поросшего шерстью лба. Прово обмочился. И не мог выдавить из себя ни звука, чтобы умолять оставить его в живых. Мужчина с животным ужасом смотрел на этих созданий, этих демонов, прорвавшихся сквозь врата ада. От них шёл мерзкий, отвратительный запах крови и свежей плоти. Чудовища переглянулись, кивнули друг другу, обнажая острые зубы. По ступеням поднялся третий, отодвигая локтем первых двух. Твари зарычали друг на друга и защёлкали челюстями. На последнем подошедшем были такие же, как и на всех, широкополая шляпа и плащ. Рубашка была распахнута на груди, и покрытая шерстью мускулистая грудь вздымалась в такт каждому вдоху, сделанному этим существом с окровавленной пастью. В обеих когтистых руках чудовище держало по кольту. Именно в руках. Не в лапах. В человеческих руках. Пусть и абсурдно длинными, узкими и когтистыми. Чудовище сплюнуло на пол кровавую слюну. Его зубы разжались, как капкан с шипами, и тварь булькающим, гортанным голосом произнесла: — Если ты, маленький засранец, сможешь пройти мимо нас, мы оставим тебя в живых… Двое других глухо, сдавленно засмеялись. Возможно, у Прово сработал инстинкт самосохранения. А может, всё дело было в страхе. Или ещё Бог знает в чём… Но он вскочил на ноги и решил прорываться. Он двинулся на Охотников за шкурами с такой яростью, что те попятились. Наверно, ему бы всё удалось. Наверно… Если бы ноги в чём-то не запутались. Он упал на пол, начал извиваться и барахтаться в человеческих останках, и заметил, что его ноги опутали чьи-то кишки. Они были разбросаны по всем доскам, и когда Прово в порыве безумия бросился вперёд, они, как мокрые верёвки, обвязали его ботинки. Мужчина завопил и попытался избавиться от пут. Но они были влажными, скользкими и эластичными. И Прово лишь сильнее затягивал узлы. Первые два чудовища почти равнодушно направились к мужчине. Они схватили Прово и, почти не напрягаясь, освободили его ноги. Одну за другой. Как дети, обрывающие мухам крылья. Прово попытался уползти, но кровь толчками начала покидать его тело. У него перехватило дыхание, он закашлялся, и разум начал покидать его. Третий Охотник с кольтами подошёл ближе. Схватил мужчину за волосы, запрокинул его голову и посмотрел в остекленевшие глаза, полные страха. И всунул дуло одного из револьверов в рот Прово. — Терпеть не могу смотреть, как эти существа страдают, — хрипло произнёс он. И снёс выстрелом полголовы Прово. Монстр продолжал жать на спусковой крючок, пока не закончились патроны в барабане, а продырявленный череп не начал дымиться от пороха. Чудовище отбросило труп мужчины, не вынимая револьвер из его рта. А затем все трое поспешили на первый этаж, пока их собратья не сожрали самое вкусное мясо. * * * В хижине через дорогу Джека Тёрнера — последнего живого человека в Рассвете — вырвал из пьяной дремоты звук царапанья, скрежет, словно кто-то снаружи проводил когтями по двери его лачуги. Животное. Какое-то животное. Может, волк. Проклятье. Наверно, голодный, раз решился заявиться в населённый город. Но сегодня он еды не получит. Тёрнер слышал, как зверь тяжело дышит, сопит и царапает лапой, как пёс у кроличьей норы. Тёрнер откинул в сторону спальник и вытащил кольт «Патерсон» калибра.36. Он тихо и осторожно откинул засов и резко распахнул дверь. И увидел далеко не волка. Отнюдь нет. В небе светила не скрытая тучами луна, и было достаточно светло, чтобы Тёрнер понял, что смотрит он на человека. На человека с мордой зверя. Кто бы или что бы это ни было, на нём было пончо из шкур, которой трепетало на ветру, как флаг. И от него исходил тошнотворный запах. Тёрнеру показалось, что его внутренности начали плавиться, как свечной воск. Это лицо… Отвратительнейшее из ликов дьявола. С правой стороны он выглядел, как морда волка с густой шерстью, жёлтыми клыками и ярко-зелёными глазами… А с левой — голый, не обтянутый кожей череп чудовища; лишь связки и мышцы, да чёрные впадины глазниц. Лицо было разделено пополам идеально ровной линией, словно кто-то провёл невидимую черту через центр черепа. Пол-лица — плоть, пол-лица — кость. Бледный язык облизал кончики острых зубов. До Тёрнера донёслись слова — далёкие, тихие, словно за несколько миль произнесённые, отразившиеся эхом в горах и прилетевшие с ноябрьским ветром обратно: — Добро пожаловать в ад. Тёрнер ждал, что в него вопьются когти и клыки. Но чудовище вскинуло обрез и выстрелило в мужчину из обоих стволов в упор. Удар разнёс его грудную клетку на клочки и отбросил тело внутрь хижины. А затем чудовище двинулось дальше. И начало напевать. Весело и удовлетворённо. — 13- В то время, как в Рассвете разверзся ад, а шериф Диркер осматривал останки Кэтрин Модин, Тайлер Кейб сидел из-за бессонницы в салуне «Винодел» и чередовал пиво с кентуккийским бурбоном. Он пообещал себе, что такие посиделки не войдут у него в привычку. Он приехал сюда работать, выслеживать Душителя Города Грехов. Если тот и вправду притаился где-то поблизости… Но иногда человеку нужно расслабиться. Особенно, если этим человеком был Тайлер Кейб, которого повсюду преследовал жуткий запах смерти и пороха. А когда воспоминания становились настолько живыми, что мужчина начинал ощущать на языке привкус крови и стали, только алкоголь мог их заглушить. Салун «Винодел» был, по сути, обычным деревянным зданием с бревенчатыми стенами и грубо сбитыми досками на полу, между которыми виднелись немалые щели. Крыша была собрана из неровных досок и обрезков древесины и сильно протекала во время дождей. На подоконниках лежал слой многолетней рудной пыли, а пыльные окна выходили на грязную дорогу. У дальней стены располагалась барная стойка из резного красного дерева, и она явно выделялась из общего вида и бросалась в глаза, как кружевная лента на диком борове. Этот салун был похож на десятки других салунов в Уиспер-лейк: денег у владельцев хватало, чтобы держаться на плаву, но не для того, чтобы сделать ремонт или достроить здание. Мужчины всех мастей собрались за стальными кружками и стаканами — скитальцы, бродяги, шахтёры, работники компаний, охотники, спустившиеся с гор на несколько дней ради выпивки и секса — и обстановка в салуне была тесной. Вонь немытых тел и мокрых сёдел, грязной шерсти и испачканной оленьей кожи, перегара и табачного дыма. Кейб слушал высокого худощавого парня по имени Генри Фримен, который утверждал, что он техасский рейнджер, и даже показывал всем в доказательство свою звезду. Одет он был в плащ и широкополую шляпу. Блестящие, новенькие и без единого пятнышка. На вытянутом отталкивающем лице выделялись мёртвые и пустые глаза. И хоть он и утверждал, что был техасским рейнджером, техасского акцента слышно не было. С другой стороны, рейнджеры ведь набирали в свои ряды людей из разных местностей. Но его речь… Она не была похожа на речь южанина или янки. Абсолютно безэмоциональная, ровная. Кейб пил виски и тёплое пиво, не особо заботясь о вкусе, и слушал то, что говорил ему парень. — Знаешь, что я понял, Кейб? — произнес Фримен, изучая собственное мрачное отражение в треснувшем зеркале бара. — Наш друг, Душитель Города Грехов, как его любят называть, очень умён. Это не обычный преступник. У него прекрасный интеллект. Думаю, он играет с нами в некую игру, вроде «Поймай меня, если сможешь». За его голову назначена большая сумма, и он получает от этого удовольствие. Кейб глотнул пива. — И почему ты считаешь, что он так чертовски умён? Фримен ответил, не глядя в глаза собеседнику: — Это очевидно, не так ли? — Может, тогда будешь настолько любезен, что объяснишь свои догадки простому арканзасскому парню?