Диего вывалился из чулана весь пыльный и взмокший. В одной руке он сжимал кочергу, а в другой – горящий пучок полыни. Все это посыпалось на пол при виде нас. Прижавшись спиной к двери, Диего оттянул ворот дырявой майки, пропуская к пылающему телу прохладный воздух, а затем поднял глаза. – Морган, я же велел тебе оставаться в Завтра! – воскликнул он драматично, но, немного помолчав, добавил: – Как хорошо, что ты меня не послушалась! Будто придя в себя, Морган заморгала, завороженно уставившись в пол, где еще недавно тлели сгустки тьмы. Ее магия, движимая одним лишь желанием, напоминала сказочный сон: пробуждаясь от него, Морган даже не всегда помнила, что именно делала. Эта магия будто жила отдельной жизнью, из-за чего часто оборачивалась такими последствиями, которые юной девочке было не просто расхлебать. – Все в порядке? – спросила я, и Морган слабо кивнула, облизывая пересохшие губы. – Ты… – В норме. Немножко устала… Надо присесть. А вот и то самое последствие. Морган неуклюже пошатнулась, и Диего поймал ее, не дав разбить лоб о дверной косяк. Я же с замиранием сердца глянула на свою метку, как на часы: она оставалась неизменной. Значит, успеваю. – Одри… Диего поджал губы и кивнул в сторону витражных окон: розы, выложенные на них мозаикой, пошли трещинами. Через сколы и стеклянную паутину можно было разглядеть неумирающий сад моей матери. Он весь ходил ходуном, раскуроченный и наполненный хором мужских голосов. – Присмотри за Морган, – бросила я напоследок, вылетая из дома. Внутренний двор огораживал непроходимый лес, а в его сердцевине вздымался купол стеклянной оранжереи, коридором примыкающей к дому. Там росли фруктовые деревья, лабиринт из цветочных кустов, а по грунтовой дорожке можно было прийти туда, где двое близких мне людей бились не на жизнь, а на смерть. Один из них, правда, был близок мне только по крови. – И это все, что ты можешь, «следующий Верховный»? – Нет. Когда я закончу, Одри даже не узнает твой хладный труп! Хруст веток. Прекрасный сад Виктории был изувечен мечом атташе и колдовством ее сына. Я услышала хлопанье крыльев полумертвой совы, пролетающей над головой: Баби, как третейский судья, взгромоздился на верхушку яблони. Я спряталась за ее стволом, приподнимаясь на носочках и осторожно выглядывая. От увиденного мои ногти впились в кору. Навахон Коула танцевал в воздухе, как и Джулиан, ловко парирующий его выпады позолоченным протезом – красота и смерть в окружении неувядающих цветов. Мне уже доводилось видеть их дуэли прежде, но эта была роковой – жирная точка в конце пути, который они оба прошли, чтобы встретиться здесь, в лоне озера Шамплейн. В воздухе благоухало кровью и астрами. На лице Джулиана играла улыбка, опьяненная безумием: он жаждал этого едва ли не больше, чем нашего воссоединения. Металлические пластины на его пальцах крутились, как шестеренки, то превращаясь в пилящие лезвия, то срастаясь в острый мизерикорд. Но Коул уворачивался и от того, и от другого: лавировал меж цветочными кустами, круша глиняные горшки и выбивая стекла оранжереи. Джулиан не мог до него добраться – ни ухищрениями, ни магией. – У нас ведь один-один? – усмехнулся Коул сквозь одышку, даже не заботясь о том, чтобы вытереть с лица капающую кровь. – Ты про тот раз в баре, когда мы играли в «иглоукалывание», но вмешалась Одри с Королевой Шепота? – подразнил Джулиан, и его металлические пальцы обрели форму когтей, точь-в-точь как лезвия диббука. В ответ на это Коул обхватил палисандровую рукоять двумя руками. – Да, и про тот раз в особняке, когда я почти отсек тебе башку… Но тоже вмешалась Одри. Джулиан щелкнул челюстью, уязвленный этим воспоминанием. – Значит, нам обоим повезло, что ее здесь нет. – En garde[12], урод! Джулиан усмехнулся и немедленно занес над головой смертоносный протез. Его другая ладонь раскрылась, перебирая пальцами воздух, и порыв ветра выкорчевал яблоневое дерево, на котором сидел Баби и за которым пряталась я. Яблоня затрещала и наверняка передавила бы Коула пополам, если бы он не успел перемахнуть через Джулиана и не рассек клинком несколько падающих ветвей, норовящих пронзить его насквозь. Словно ожидая этого, мой брат по-животному оскалился – назвать это человеческой улыбкой не поворачивался язык. Нельзя было назвать честным приемом и то, что он вытащил из-под лацкана черного пиджака. Внутри граненой склянки с узким горлышком мерцал порошок, похожий на сахарную пудру: окунешь в него палец – и он покроется ранами. То был мэцубуси, уже однажды сломавший Коулу жизнь, а мне разбивший сердце. Толченое стекло с примесью кварца и острого перца, лишающее и зрения, и будущего. «Справа, Коул!» – выкрикнула я в мыслях. Джулиан уже стоял у него за спиной, слева обрушивая удар протеза, а справа – открытую склянку. Коул вскинул голову, и наши глаза встретились. Я и забыла, какие они у него красивые – ореховые, как фундук, и теплые, точно какао. Его порванные губы изогнулись, шепча приветствие, будто бы не было кровопролитной битвы и Джулиана, довольного своей подлостью и решившего, что Коул отвлекся. Но он вовсе не отвлекался, а просто слушал – и меня, и свое охотничье чутье, которое звучало громче любых слов. Метка атташе вспыхнула оранжевым, и свет озарил наши запястья. Разделенная километрами, связь становилась бесполезной, но вернулась я – вернулась и она. У Коула словно открылось второе дыхание: он ушел и от протеза Джулиана, и от склянки одним изящным наклоном. От этого мой брат потерял равновесие и не устоял на ногах, а Коул обрушил рукоять навахона ему на затылок. Если бы я не окликнула его, если бы наша связь не придала ему сил, метка была бы стерта? Тот ли это миг, когда мое отсутствие могло стоить Коулу жизни? Все произошло за долю секунды: Коул перехватил запястье Джулиана и, пнув его коленом в живот, перекинул через себя. Раздался хруст ломающихся костей, а затем голова моего брата очутилась в захвате израненных, но сильных рук, приставивших лезвие навахона к выгнутому горлу. Джулиан оказался передо мной на коленях, и не было зрелища слаще, чем это. Его руки выпустили склянку, и он оказался совсем безоружен. Протез покатился по земле, снятый с кровоточащей культи одним рассекающим взмахом клинка. – Ну здравствуй, брат мой. Я вышла и молча нависла над ним, торжествуя. Его лицо, будто выточенное из мрамора, побагровело, а на дорогой бархатной ткани зияло несколько дыр, проделанных мечом моего защитника. Все это приносило мне нескончаемое удовольствие сродни экстазу. Джулиан был повержен – одно движение руки Коула, и Шамплейн впитает его последний вздох. Я впитаю его тоже, как свою сбывшуюся мечту – то, что представляла себе на протяжении последних шести лет. То, о чем я грезила утром, просыпаясь от очередного кошмара. То, что навсегда позволит мне оставить прошлое в прошлом. – Давай, – прошипел Джулиан, слизывая кровь, текущую по его сломанным скулам и собирающуюся в уголках рта. – Вели ему сделать это. Ну же! Секунда колебаний превратилась в вечность раздумий. Я разрывалась между давно отложенной местью и предчувствием беды – гораздо более страшной и неумолимой, чем та беда, что нес в себе Джулиан. Он был лишь предвестником апокалипсиса, но не всадником. Кто же в здравом уме казнит гонца? – Не трусь, маленькая Верховная, – прошептал он, зыркнув на меня исподлобья. – Ты ведь хочешь этого. А уж он как хочет… – Джулс усмехнулся, бросив косой взгляд на Коула, что смиренно ждал моего решения. «На поверхности лишь суетная рябь. Окунись глубже – и найдешь сокровища». – Что у тебя с рукой? Джулиан опустил глаза на сырую культю, покрытую вновь открывшимися язвами, но я смотрела на другую руку. Со сломанными посиневшими пальцами, она беспомощно висела у него под грудью. Рукав пиджака задрался, и октябрьский ветер уже облюбовал плоский шрам, едва заметный под мурашками. Я невольно сравнила его со своим, делящим ладонь на две половины – они были одинаковыми: оба гладкие, ровные, оставленные ножом в дань ритуалу. – Да так, на память об одном должке, – глумливо ответил Джулиан, чертыхнувшись, когда я грубо дернула его за запястье, чтобы рассмотреть шрам поближе. – Я уже с лихвой его оплатил. Много лет назад дело было… Одна ведьма в обмен на мою поддержку помогла мне истребить целый ковен. Ты наверняка слышала о том массовом геноциде… Столько детишек полегло! Я похолодела, но сдержалась, лишь отбросив руку Джулиана от себя, будто притронулась к чему-то грязному. Впрочем, так оно и было: любой договор с Ферн был абсолютом мерзости. «Но она так обожает их заключать!» – Ты пришел сюда без Ферн. Значит, все-таки разорвал ваш ковенант и отомстил ей… Как именно? – спросила у него я, присев на корточки. Джулиан натянуто улыбнулся, безмерно гордясь своим поступком и тем, что я все-таки спросила. – Это длинная история… Но если коротко, то цепные псы Ферн больше не в вольере. – Эмиральда с Хоакином? – догадалась я, и Джулиан кивнул. – И Рафаэль тоже. Даже более того… Теперь у Ферн прибавилось поводов носить водолазки. Если ты понимаешь, о чем я. Но и это еще не все! Самое сладкое я приберег напоследок. Я не понимала, но Джулиан светился от счастья, отчего сомнений не оставалось: он точно создал для Ферн целый ворох проблем. Однако их все равно было недостаточно, чтобы она оставила меня в покое и чтобы не пришла сегодня за тем, чего так ждала все эти годы. – Значит, ты все-таки ненавидишь ее, – подытожила я, и Джулиан фыркнул, задирая голову так высоко из-за подпирающего ее навахона, что у него начала затекать шея. – Чему ты так удивляешься? Я же обещал, что отомщу за нас и нашу семью… – Тогда ты должен был мстить самому себе, а не Ферн, – сухо сказала я, не дав Джулиану закончить. – В любом случае этого мало. Ферн надо убить, а одному тебе сделать это не по силам, как и мне. Но вот вместе… – Одри… – попытался прервать меня Коул, красноречиво кашлянув. Вздохнув, я закружилась по саду, разглядывая бутоны сломанных роз под ногами. Они, растоптанные, напоминали мне мои планы – те тоже были раздавлены всем, чем только можно. Но и те и другие все равно прорастут. «То, что рождено вместе, должно умереть вместе». Господи, неужели я правда собираюсь это сделать? «Да, собираешься. Эту судьбу подарило тебе озеро, в котором ты родилась». – Поклянись, что, если я сделаю тебя Верховным, ты поможешь мне покончить с Ферн раз и навсегда. Коул вытаращил глаза, едва не отпустив Джулиана, чтобы подскочить ко мне и дать вразумляющую затрещину. Сдержавшись в последний момент, он втянул воздух сквозь стиснутые зубы и укоризненно покачал головой, немо, но неистово протестуя. Скосив глаза сначала на навахон, а затем на меня, Джулиан расхохотался. Его кадык дернулся, рассекая кожу о лезвие, но даже ощущение того, как бежит под рубашку теплая кровь, не умалило его веселья. – Зачем мне это? – выдавил он сквозь приступ смеха. – Ты ведь и так обязана сделать меня Верховным, помнишь? Джулс кивнул на ладонь, что я упрямо прятала за спину, не желая вспоминать о позорном прошлом. Благо мне было что предъявить ему и на этот счет. – Да, обязана, но лишь до тех пор, пока ты жив. А как ты можешь заметить, твоя жизнь сейчас висит на волоске… Джулиан осекся, и я услышала свист, с которым сдувалось его самодовольство, когда навахон Коула прижался к его шее теснее. – Ты хочешь принести еще одну клятву? – недоверчиво сощурился он. – Верно. Ты уже проиграл, Джулиан, но все можно обернуть вспять. Я пообещаю, что не убью тебя, а взамен ты… – И я выпалила на одном дыхании: – Никогда не причинишь вреда Коулу и всем моим друзьям. Проведешь вместе со мной ритуал, который я подготовлю для Ферн. Не предашь меня и не расскажешь ей о нем. Так все останутся в выигрыше. Ты согласен? – Хм, как-то многовато условий, – изрек Джулиан спустя томительные пять минут, за которые Коул уже успел испепелить меня взглядом. Его руки начинали дрожать, устав держать на весу тяжелый меч. – Неужели ты настолько любишь весь свой сброд, что готова пожертвовать ради него всем, к чему так упорно стремилась? Ты ведь знаешь, что, отдав мне Верховенство, отдашь мне и себя. Во всех смыслах этого слова. В чем подвох? – В том, что я обещаю не убивать тебя лишь до того, как ты станешь Верховным, – честно призналась я. – За то, что будет после, я не ручаюсь. – Попытаешься убить Верховного, будучи Не-Верховной?.. Ну, удачи, – позабавился Джулиан, даже не подозревая, как бесчестно я пользуюсь его непоколебимой уверенностью во всемогуществе моего титула. Тот, кто не был рожден Верховным, не знает, какого быть им на самом деле. – Хорошо. Как-никак ты моя сестра-близнец. Нам положено следовать друг за другом, не так ли? Я стану для тебя примером. Я покажу, какой должна быть настоящая преданность. Не знаю, от чего меня замутило больше – от мысли, что на моей ладони проступит новое обязательство, или от того, как умаслился взгляд Джулиана, когда мы оба поняли: вот-вот он получит надо мной безграничную власть. – Одри, прошу, – вновь позвал меня Коул, и его навахон дрогнул, грозясь прирезать Джулиана здесь и сейчас. Он мог сделать это… Мог, но не стал, доверяя мне настолько, что был готов наступить на горло всем своим принципам. – Не делай этого! Давай придумаем что-нибудь другое…