– Ага. На все двести долларов, которые это платье стоит, – буркнул Сэм, сидя за рулем и листая одной рукой эсэмэс в телефоне о списании средств с кредитной карточки. – Ты ведь знаешь, что весь день безбожно тратила деньги своего парня? Я заставлю Коула мне все вернуть! И еще с процентами. – Эй, Одри?.. Ну вот опять! Ау! Я стряхнула образы, которые никак не хотели уходить, и подняла голову. – Извини, это… Никак не проходит… Прошлое… – О, ты видишь прошлое? С ним сладить еще тяжелее, чем с будущим! Так, давай помогу. – Зои отложила пакеты и пододвинулась ко мне вплотную, обхватив мою голову руками. Я почувствовала, как из ее ладоней струится тепло: оно проникло в мою голову, и тот скомканный клубок видений, что давил на мой череп изнутри, словно растворился. Картинка, сплетенная из воспоминаний, которые мне не принадлежали, наконец-то исчезла. Я окончательно вернулась в реальность. – Что ты сделала? – спросила я восторженно, когда видения ушли, оставив лишь приятную пустоту и умиротворение. – Ничего особенного. Просто перенаправила поток. Когда ищешь, не надо дергаться во все стороны. Прорицание – река, а не водопроводный кран. Так не крути вентили, – загадочно улыбнулась Зои, пряча под ресницами янтарное свечение глаз. Ее зрачок сделался узким, как у ящерицы, но быстро округлился обратно. – Ты стала другой, – озвучила я то, в чем не была уверена до этого момента, пока не ощутила Зои внутри себя. Буквально. – Да, ты тоже. Меняется каждый, кто доживает до следующего утра, слышала поговорку? Я нахмурилась, но Зои уже вытащила из пакета голубое платье-футляр, какие прежде никогда не носила, и защебетала на ухо сидящему впереди Сэму о том, куда еще успела спустить его кровно заработанные деньги. За окном тянулась вереница невысоких зданий из красного кирпича: мы как раз проезжали Университет Вермонта, высокие шпили которого можно было увидеть чуть ли не из любой точки города. – Ты больше не переживаешь? – осторожно спросила я Зои, подпрыгнув, когда мы переехали через лежачего полицейского. – Ну, насчет того, что пришел Рафаэль и все-таки отнял у тебя череп Мари Лаво… – Ни в коем разе! – отмахнулась Зои беззаботно, пряча голубое платье обратно в пакет. – Я впитала в себя все, что еще оставалось в моей матери. Рафаэль забрал лишь бренные кости. Ну, и мое любимое вместилище для кокса… Впрочем, это даже к лучшему. С ним давно было пора завязывать! Я удивленно приподняла брови, но промолчала. После того ночного инцидента с Рафаэлем, жабоподобными тварями и Ферн, Зои на самом деле сильно переменилась. Она все еще смеялась над моими шутками и приглаживала волосы Сэма каждый раз, как он показывался в поле ее зрения, но стоило присмотреться к ней поближе… Прямая осанка, медленная походка, пастельные цвета в одежде. Больше спокойствия и сосредоточия. Кажется, с той поры я ни разу не видела ее нос запачканным в мерцающем порошке, зато не раз заставала за утренней гимнастикой и раскуриванием пучков трав в разных частях дома. Она пыталась вывести скверну, которую принес сюда ковен Ферн, но я-то знала, что теперь наш дом никогда не очистить. – Вы самое главное-то купили? – вдруг опомнился Сэм, петляя по улочкам Берлингтона, но успевая посматривать на меня через зеркало заднего вида. В ответ я расстегнула сумку и вынула оттуда несколько футляров. – Супер, – усмехнулся Сэм как-то уж слишком ехидно. – Теперь он сойдет за своего в бухгалтерском отделе. – Только посмей подкалывать его на этот счет, и я превращу тебя в гуся! – раздраженно предупредила я, пнув спинку водительского кресла. Сэм театрально надул щеки и крякнул, сворачивая с главного шоссе в сторону Шелберна. До особняка Шамплейн было рукой подать, но мне казалось, что едем мы целую вечность. Пригород встретил нас ярким солнечным заревом и шелестом ветра в верхушках сосен. Где-то там, в лесу, мимо которого мы проезжали, мелькала та злополучная тропа, которая недавно привела меня к новым проблемам. Едва Сэм припарковался возле особняка, как я, похватав свои пакеты, вылетела наружу и бросилась к дому. Перетаскивать прочий багаж выпало на долю Сэма, несчастно стонущего от боли в пояснице. – Кофеварка?.. Три кофеварки?! Боже, Зои, куда тебе столько?! – донеслось до меня, когда я юркнула за дверь, гостеприимно распахнутую Тюльпаной. – Ура, в доме станет еще больше пыли и хлама, – поприветствовала нас она привычным брюзжанием, со скептичным прищуром наблюдая за надрывающимся Сэмом, но не выражая никакого желания ему помочь. – Что вы все находите в этом шопинге? Терпеть его не могу! Когда я услышала о ненависти Тюльпаны к магазинам в первый раз, то драматично схватилась за сердце – клянусь, оно было готово разорваться на части лишь от одной мысли, что ведьма не любит красивые вещи! Но теперь я лишь закатила глаза и молча прошла в дом. Подниматься по лестнице с десятком пакетов оказалось не так-то просто. Из-под штор с ламбрекеном вынырнул Штрудель, изрядно похудевший после визита Ферн: сегодня он впервые набрался смелости вылезти из своей коробки для обуви, где прятался все эти дни, распушившись, как меховая шапка. Наконец оправившись от потрясения, он вновь терся о ноги каждого встречного, убаюкивающе тарахтя. Вместе мы дошли до библиотеки, где громко бубнил монотонный голос: – Понедельник… двадцать третье февраля. Ее живот растет с каждым днем. На завтрак… она съела оладьи с кленовым сиропом, омлет, хот-дог, затем запила это апельсиновым соком и молоком. Несмотря на то что я… начинаю ее побаиваться, у меня щемит сердце от нежности. Врач сказал, это мальчик. В Ордене еще не знают… И не узнают. Эта новость станет для нас клеймом, а я не хочу… однажды… увидеть, как мой сын берет в руки меч, которым я четвертовал женщин лишь за то, что они родились другими. Это… не та участь, которую родители желают своим детям. Поэтому я обещаю себе: мы уедем… из города так далеко, что Орден нас не найдет. Четверг, двадцать восьмое февраля. Я сказал Лиссе, если род… родит… Все, надоело. Запинки и паузы, которые Коул без конца делал, превратили его речь в невнятное бормотание. Его силуэт едва просматривался сквозь витраж дверей. Коул безостановочно наворачивал круги по библиотеке, пока Исаак восседал в кресле-качалке, как на троне, поучая его с умным видом: – Почему ты остановился? Продолжай. – Да я не вижу ни черта! – Коул демонстративно поднес книжку ближе к лицу. – Вблизи даже заглавия прочитать не могу! – Это называется дальнозоркость, мой друг. Ты бы в любом случае познакомился с ней, просто обычно это происходит после сорока лет… – Класс. – Коул захлопнул дневник и швырнул его на кожаный диван. – Самое время покупать вставную челюсть и ходунки. – Зато ты прекрасно видишь вдаль. Все остальное поправимо. Плюс три – это не так уж и много. Или ты бы предпочел не видеть вовсе? Коул осекся и пристыженно взглянул на невозмутимого Исаака: – Разумеется, нет! Я безмерно счастлив, что снова вижу. Снова могу самостоятельно мыть за собой посуду и не хватать лишние удары по лицу, – поморщился он, падая на диван рядом с отцовским дневником и прикладывая палец к рассеченной нижней губе, которая все еще заживала после встречи с Джулианом. – Просто… какой ценой? Вопрос повис в воздухе шаровой молнией. Исаак так и не понял, что Коул говорит о Гидеоне, разговоры о котором превратились в негласное табу. Зато все прекрасно поняла я. А потому немедленно толкнула плечом дверь и ураганом ворвалась в библиотеку, неся с собой не только модные обновки, но и спасение от уныния, в котором Коул и так пребывал слишком долго. Штрудель поддержал мою затею и проскочил у меня между ног, запрыгнув Коулу на руки. – Выбирай! – торжественно объявила я, кинув рядом стопку футляров с очками. – Я не знала, какие тебе подойдут, поэтому взяла сразу десять штук. Почесывая Штруделя между ушами, Коул растерянно перебрал несколько экземпляров и странно нахмурился, явно несогласный с моими представлениями о стиле. Он примерил сначала очки в круглой оправе, как у Джона Леннона, затем в квадратной от Prada, а после самые простые. Все они вызывали у меня оскомину, но когда Коул остановился на роговых с овальными стеклами… – Идеально, – изрекла я, расплывшись в улыбке. – Попробуй теперь. Я подала ему раскрытый дневник Дэниэля Гастингса, и Коул, скользнув по нему взглядом, дочитал абзац, который ни в какую не давался ему еще пять минут назад: – «Я сказал Лиссе, что если родится мальчик, то мы назовем его Абрахамом, в честь моего отца. Тогда она открыла запечатанный сундук, достала свой танто и начала шинковать им салат к ужину. Намек понят. Гидеон так Гидеон». Внизу живота у меня скрутился раскаленный жгут, и я невольно выдохнула: – Кто бы подумал, что в очках ты будешь выглядеть так сексуально! Даже жаль, что они нужны только для чтения. Бровь Исаака, выбирающего себе новые очки взамен сломанных, многозначительно поползла вверх. Но в новом образе Коул и впрямь смотрелся потрясно: кудрявая челка почти доходила до оправы, а карие глаза от бликов стекла казались ониксовыми. Я завороженно пялилась, пока Коул, лихорадочно краснея, перебирал остальные очки, сомневаясь в своем выборе. Исаак громко раскашлялся за нашими спинами, заставляя повернуться. – А мне идет? Он покрутился перед нами в очках с позолоченной оправой и затемненными стеклами – они не подошли Коулу, но на квадратном лице Исаака смотрелись гармонично. В них и с серебряным протезом, что достался ему от Джулиана, Исаак походил на престарелую рок-звезду. Я хихикнула от этой мысли, и лицо Исаака сморщилось. – Идет, очень идет! – поспешила заверить я, пока он не успел снять очки. – Серьезно. Бери! Они от испанского Дома моды, кстати, так что у тебя прекрасный вкус. А вот это еще нужно откалибровать. – Я взяла его за протез, заставляя двигать пальцами, чтобы прислушаться к звуку, издаваемому внутри алхимическими шестеренками. – Тюльпана займется. – Может, лучше Зои? – робко предложил Исаак. – Тюльпана слегка… грубовата. Я сочувственно поморщилась, очерчивая пальцами шрам, которым заканчивалась культя Исаака, переходя в металл. Тюльпане пришлось хорошенько повозиться с протезом, чтобы без чертежей починить то, что сломал своим навахоном Коул, и перенастроить под Исаака. К счастью, по размеру протез сел, как родной, и слушался отца так же хорошо, как и Джулиана. Вставки из полудрагоценных камней Тюльпана заменила на пластины из дамаска, и теперь Исаак мог поднять пятьдесят кило одной рукой так же легко, как и проломить кирпичную стену. Как бы тяжело мне ни давалось это признание, но лучше, чем Ферн и Тюльпана, я бы не сделала. Исаак глянул на себя в зеркальное трюмо, встроенное между книжными шкафами, и довольно подмигнул собственному отражению. – Одри, во сколько вы уезжаете? – спросил он, когда мы разобрались с очками и я принялась доказывать Коулу, что успела обновить сегодня не только свой, но и его гардероб. Новая рубашка цвета индиго должна была выгодно оттенить его глаза, а коричневый свитер из кашемира придать солидности. – Уезжаем? – осекся Коул, по привычке теребя мягкий атласный ворот, от соприкосновения с которым даже я ловила кинестетический оргазм. – Куда? – Разве вы не собирались провести романтический уик-энд? Ну, в честь того, что все обошлось и мы остались живы… Я хлопнула себя по лбу и зашипела на Исаака, подобравшего урчащего Штруделя с дивана и невинно хлопающего глазами. – Это вообще-то был сюрприз, папа! Коул перевел озадаченный взгляд с Исаака на меня: – Ты решила уехать из Шамплейн? Я запнулась. Почему-то его вопрос звучал как укор. Вероятно, это он и был. – А почему нет? Думала, вернемся на пару деньков в Берлингтон, погуляем, закажем пиццу… А потом поедем к тебе домой и будем всю ночь смотреть кино на проекторе, как в старые добрые времена. Проведем парочку обычных свиданий, в общем. У нас их за последние месяцы было маловато, не находишь? Коул понуро отвел глаза, ведь свиданий у нас не было именно из-за него. Точнее, из-за того, что любая наша прогулка заканчивалась на первом камне, о который Коул спотыкался и катился кубарем. А затем сбор ковена, разъезды с Зои, Тюльпана и Ферн… Жизнь крутилась, как колесо, не оставляя места праздной болтовне под звездами, чаепитиям, купаниям в озере и даже занятиям любовью. Все происходило в спешке, урывками, как часть чего-то недосягаемого… Это нужно было немедленно исправлять. А еще помочь Коулу оправиться от той правды, которая настигала нас со всех сторон… И обсудить ее по душам. Коул тяжко вздохнул и слабо улыбнулся, смиряясь. – Ладно, поехали. Только сначала мне надо поговорить с Сэмом. Ритуального убийцу ведь официально так и не нашли, но новых жертв в Вермонте больше не было, поэтому расследование в Берлингтоне заморозили. Теперь на Сэма свалилась куча новых дел. Он хочет ввести меня в курс дела… С понедельника я возвращаюсь на службу. Миллер уже подписал документы. – Это же замечательно! – расцвела я. – Тем более мы должны это отпраздновать! Как освободишься, собирай вещи. Выходя из библиотеки, мы столкнулись с Зои, щеголяющей по коридорам в новом вязаном кардигане напоказ Тюльпане, которая пила остывший кофе и безэмоционально изображала восторг. Кажется, они зарыли топор войны и даже пытались найти общий язык, но, стоило Тюльпане назвать абрикосовый цвет терракотовым, как их дружба умерла в зародыше у меня на глазах. – Зои, ты… – начал Коул, когда они чуть не налетели друг на друга в коридоре. Коул будто сделал это специально, чтобы коснуться ее и что-то понять. – С тобой все нормально? Зои сняла кардиган и принялась примерять следующий прямо на лестнице, не обращая на нездоровое любопытство Коула никакого внимания. Мне показалось, что она упорно избегает смотреть ему в глаза, но я быстро отмахнулась от этой нелепицы. – Да, все прекрасно, вот только забыла купить новые капроновые чулки! – всплеснула Зои руками. – Этот пакостник Штрудель все колготки мне изодрал. Найди ему наконец хорошую когтеточку! Коул склонил голову набок, но Зои продолжила насвистывать себе под нос незамысловатую мелодию и демонстрировать равнодушной Тюльпане, какие прекрасные замшевые сапожки она урвала по скидке. – Вау, – механическим голосом отвечала ей Тюльпана, не утруждаясь подбирать слова. – Классно. Очень красиво. Вау. Я толкнула Коула локтем, и тот, очнувшись, продолжил путь к нашей спальне, жестом показав, чтобы я не заморачивалась насчет увиденного. Впрочем, мне и самой сейчас было не до этого: перед отъездом, помимо сбора вещей и склянок с шампунем, меня ждало еще одно неотложное дело. – Как она?