Коул отряхнул навахон от крови и расправил плечи. Ему тоже изрядно досталось: челка слиплась, дыхание было хриплым из-за разбитого носа, а щеки алели, выдавая усталость. – У меня был хороший учитель, – ответил Коул, вытерев тыльной стороной ладони испачканное лицо. – Кстати, ты ее убил. Джулиан удивленно приоткрыл рот. Не тратя драгоценные секунды, Коул рванул вперед, а я скрестила пальцы и потянулась к ним обоим. – Contritum… Но едва Джулиан поморщился от моих чар, как что-то вытолкнуло меня из комнаты и из реальности. Особняк был таким огромным, что, находясь в одном его конце, можно было не знать, что происходит в другом. Передо мной пронеслись витражные окна: в них четверо моих друзей отбивались снаружи от двух неизвестных колдунов и их подручных, напоминающих гибридов склизких жаб и клыкастых горных львов. Под ногами Сэма вилась дымка, втягиваясь в его кожу и превращая обычного полицейского в мантикору с горящими рубиновыми глазами и ядовитым скорпионьим хвостом. Через него перепрыгнула Рашель, вонзая катану в одно из существ. Зои не двигалась, но двигались ее губы: вероятно, она предсказывала движение каждого, кто пытался подступить к ним слишком близко и прорваться внутрь дома. В ее руке лежал череп Мари Лаво: из него исходило сияние, как от лампы, и на миг мне почудилось, будто его зияющие глазницы смотрят на меня. Вокруг двигалась Тюльпана: я никогда не видела, чтобы кто-то так ловко управлялся с четырьмя элементами стихий одновременно. Потом все вокруг вновь закрутилось, как в калейдоскопе. Рывок… Хруст замерзшей травы и гальки под ногами. Вихрь ветра, пробравшегося под одежду. Где-то неподалеку шумел прибой. Запах рома и кубинского табака смешался с ароматом хвои. Вспышка молнии осветила вермонтский лес, над которым низко висели чернильные тучи, заслоняя звезды. Меня оглушило громом, и голова загудела. Я завертелась на месте, вглядываясь в темноту и различая лишь очертания деревьев, выстроившихся вокруг кольцом. Сложно было сказать, в какой стороне находится дом, ведь я очутилась в глубине леса. – Какого черта?.. – Ничего личного, голубка, – сказал Рафаэль, выйдя из тени. Он держал в руках плетеную куклу вуду с прядью моих волос, из головы которой торчала швейная игла. Когда его палец надавил на игольное ушко, мои виски пронзило болью. – Как ты знаешь, я бизнесмен. А честный бизнесмен обязан возвращать свои долги, чтобы поддерживать репутацию. Я жадно хватала ртом воздух и развернулась, надеясь скрыться в лесу, но уже на втором шаге почувствовала, что обездвижена. Перевязав ноги куклы шерстяной нитью, Рафаэль занялся ее руками – мои запястья тут же скрестились вместе, связанные тоже. Черная кожа Верховного колдуна Вуду блестела от испарины, а жакет был изрядно потрепан: на фиолетовом жаккарде виднелось несколько дыр от пуль. Очевидно, Рафаэлю успело достаться от Сэма, пока он пытался телепортировать меня из дома. – Идиот, – выдавила я, хотя язык с трудом ворочался во рту. – Ферн тебя использует… – Это был честный обмен: она мне – ритуал, дающий больше силы, чем у Зои, чтобы Мари Лаво избрала преемником меня. Я ей – любую услугу в любое время, когда она попросит. Ферн призвала меня сегодня – значит, пришло время вернуть должок. Как я и сказал: ничего личного, Одри. Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы и улыбнулась из последних сил. – Без проблем, Рафаэль. Ничего личного. Я закрыла глаза, как учила Тюльпана, и отпустила себя. Зачесались десны, и ребра вывернулись наизнанку. Обнажились животные инстинкты. К счастью, наши уроки прошли не зря. Кукла вуду в руках Рафаэля вдруг утратила силу – та, к кому она была привязана, перестала существовать. – Ох, Самеди, – вскрикнул Рафаэль, когда ему в лицо бросилась оскалившаяся норка. Когтистые лапки ожесточенно драли его одежду и лицо, раздирая плоть и ткань. Я вгрызалась в любое место, до которого могла добраться. Неуловимая и проворная – пожалуй, именно эти качества были присущи мне в жизни, а потому воплотились в серой шкуре. Я действовала инстинктивно, так, будто всегда жила в лесу и каждый день боролась с хищниками в десять раза крупнее меня. Я успела приноровиться хлестать Рафаэля хвостом, прежде чем мне все же удалось вырвать у него куклу и разгрызть ее пополам. – А ты хитра. Лисица подошла бы тебе больше, – усмехнулся Рафаэль, слизывая кровь с прокушенного пальца, когда я, перевоплотившись обратно, поправила смятую одежду и демонстративно растоптала куклу сапогом. Было так холодно, а в меху так тепло, что я с трудом заставила себя его сбросить. – В прошлую нашу встречу даров у тебя было поменьше. – А у тебя совести было побольше! – ответила я раздраженно. – Влез в политику чужого ковена и помогаешь двум психопатам прыгать на балансе космоса, как на батуте. Почему все так одержимы этим гребаным Верховенством?! – Тебе не понять, – оборвал меня Рафаэль, вытаскивая из-под полы пиджака еще один вуду-атрибут – колокольчик Grans Bwa, призывающий лесных духов. – Ты золотая девочка! Твое Верховенство незыблемо согласно традициям вашего ковена, а нам, в Вуду, приходится бороться, чтобы урвать самый лакомый кусок. Мне все равно, что Ферн хочет сделать с тобой и Шамплейн. Я здесь только для того, чтобы… – Вернуть должок, да-да, я поняла, – закатила глаза я. Рафаэль рассмеялся. И я покрылась мурашками, но ни он, ни холод не были тому виной. Кто-то задышал мне в затылок, когда Рафаэль потряс своим деревянным колокольчиком и вдруг начал таять в воздухе. – Выдохни, ma chérie[4]. Мой долг уплачен. Дальше тобой займутся мои добрые друзья. А мне пора навестить сестренку… Эти «добрые друзья» Рафаэля, которые явились на его звон, оказались не чем иным, как болотными или блуждающими огнями. Они вспыхнули по периметру опушки, словно пламя свечей, хаотично рассредоточившись по ивовым ветвям. Я знала, что они обитают в лесах Шамплейн, но никогда не видела их так близко. Играя сахарными сине-зелеными оттенками, они выглядели безобидно, но я прекрасно помнила легенды: в древности болотные огни принимали за неупокоенные души утопленников, и не зря. Сойдешь за ними с дороги – утонешь тоже. – Трус! – закричала я в пустоту, швырнув камень в туманную дымку с запахом горького чили, которая осталась вместо Рафаэля. Он исчез, бросив меня и не оставив иного выбора, кроме как следовать тропой из злополучных огней. И я последовала. Лес, который еще минуту назад казался непроходимой стеной, расступился. За смородиновыми порослями пролегала дорожка из мелкого гравия. Болотные огни, колышущиеся и мерцающие, облепили ее, затухая за миг до того, как я бы наступила на них. Вокруг не было ни намека на человеческое присутствие: только шуршание влажных листьев и плач грома в небе, которое никак не могло разразиться дождем. Пришлось обнять себя руками, чтобы защититься от колючего ветра, пытающегося выдуть из меня душу. – Хорошо вам, – буркнула я себе под нос и попыталась пнуть огонек носком сапога, но не вышло. – Вы хотя бы не мерзнете. «Ты тоже не будешь мерзнуть, если умрешь». Голос, как колокольчик Рафаэля – чистый и звонкий, но не предвещающий ничего хорошего. Я не поняла, что это было – констатация факта или угроза, – но на всякий случай пинать огни перестала. Когда мне начало казаться, что дорога тянется бесконечно, а лицо заныло от хлестких ударов веток, впереди показался обрыв. Последний зеленый огонек растаял, попрощавшись со мной, смеясь, и я погрузилась в темноту, смягченную бликами озера, которое отражало вспышки грозы. – Красивый вид, правда? – спросила Ферн, созерцая вид на утесы и Шамплейн. С такой высоты озеро казалось необъятным морем. – Извини за этот цирк. Вокруг тебя нынче столько ведьм и защитников развелось, что и пяти минут спокойной беседы не выкрасть. Вот и пришлось вместо этого красть тебя. Она щелчком пальцев зажгла болотные огни, и они выстроились за ней шеренгой. Вокруг стало светло, как днем, и почти уютно, будто бы мы с Ферн пришли сюда на пикник. Одетая в бордовую толстовку свободного кроя и спортивные кроссовки, она выглядела так же буднично, как и вела себя. Будто не имела к нападению на мой ковен никакого отношения. Белокурые волосы с медовым оттенком венком оплетали ее голову, а губы напоминали клубничный мармелад – пухлые и красные. Впервые я видела участки ее кожи, обычно прикрытые одеждой: из-под коротких штанов выглядывали худые лодыжки, изрубцованные полукруглыми знаками, похожими на спилы дерева. Я сглотнула. – Присядешь? – спросила она, похлопав по месту рядом с собой на упавшем стволе ивы, что служила ей скамьей. От этой фамильярности меня затопило волной удушливого гнева. – Одри, – взмолилась она, наблюдая, как я, не колеблясь ни секунды, начинаю шептать одно из старых заклятий Авроры. – Я пришла не драться. Ферн не выглядела удивленной, когда я выставила вперед руки и наложила пальцы друг на друга, заключая ее в воображаемую клетку. Гнев за все, что произошло со мной, с Коулом и моей семьей, требовал выхода, пробуждая тьму, которая хотела излиться. Но едва я успела договорить первые строки заклятия, как кто-то перекрыл мне доступ к кислороду и к колдовству. – Тш-ш, – дыхание Гидеона обожгло ухо, когда его руки подхватили меня и бескомпромиссно сжали: я оказалась в плену его врожденной невосприимчивости к магии, и заклятие оборвалось. – Успокойся. Его пальцы надавили мне на гортань, но несильно – позволяя дышать, но мешая сделать что-либо еще. Я почувствовала себя такой беспомощной и жалкой, но вовсе не из-за насмешливого взгляда Ферн, а из-за предательства. Во рту словно разлилась кислота: оказывается, предательство на вкус как прокисший лимон. – Что ты делаешь? – прошептала я, скосив глаза на странное металлическое копье, которым Гидеон прижал мои руки к телу, не давая вырваться. Рукав его черной кофты задрался почти до локтя. Свежая метка, с издевкой начертанная в том же месте, где метка Коула, светилась оранжевым. – Господи… Что же ты натворил, Гидеон? На этот вопрос, как и на предыдущий, он не ответил. Только дождался, когда львиная доля напряжения уйдет из моего тела, чтобы немного ослабить хватку. – Это ты расправился с Нимуэ и открыл для Ферн проход в Шамплейн, – прошептала я, не поворачивая головы и чувствуя теплую гладкую щеку Гидеона, которой он прижался к моей. Все начало вставать на свои места. – В доме, когда ты рассыпался передо мной в благодарностях за жизнь Коула… Когда обнял… – Мне просто нужно было срезать у тебя клок волос. Голос Гидеона надломился – и это было единственное, что убеждало меня в его неравнодушии ко мне и к происходящему. Он стоял, как мраморная статуя, и был таким же мраморным внутри. Бесчувственный. Все это время. Будь у меня свободны руки, я бы дотянулась до волос и наверняка бы обнаружила, что одна из прядей на затылке короче остальных. Теперь она красовалась на растоптанной кукле вуду. – Как ты уговорила его предать нас? – спросила я, сглотнув и почувствовав на горле жесткие пальцы Гидеона. Ферн вскинула брови и захохотала, схватившись за сердце. – Гидеон никого не предавал – он просто сделал разумный выбор. Я гарантирую его брату безопасность и позволю дожить до благородной седины, а тебе – что мы решим все разногласия цивилизованным путем, без кровопролития. Ни один волосок не упадет с твоей головы или головы Коула, пока Гидеон служит мне. По-моему, это взаимовыгодные условия, тебе так не кажется? Я осторожно повернула голову. В весенних глазах Гидеона играла зелень леса, объятого ночью и грозой. Он не смотрел на меня, устремив взгляд куда-то в даль от Ферн и всего мира. Просто делал, что должен, как и все, в чьих жилах текла кровь Гастингсов. Убедившись, что я не собираюсь бежать, он отошел и встал рядом с Ферн, оперевшись на свое копье, по которому, до самого острия, вилась ковка из виноградных лоз. Это оружие не принадлежало моему дому, но наверняка было подарком Ферн. – Итак, – начала она, сложив руки на точеных коленях. – Нам давно пора обсудить кое-какой вопрос. Предлагаю заключить официальное перемирие. Ты ведь хочешь спокойно дожить до осени и чтобы твоему ковену ничего не угрожало? Если да, то у меня есть три условия. Первое, – Ферн загнула палец с длинным ногтем, покрытым черным лаком. – Верни мне Вестники даров, когда настанет день Самайна. Я разрешаю тебе носить жемчуг, пока не освоишь все восемь даров, но потом он мой. Второе, – она загнула следующий палец. – Передай верховенство над Шамплейн Джулиану, когда истечет срок вашего договора, и не паясничай. Третье. – Она произнесла последнее условие: – Спаси этого несносного олуха от Коула и оставь в живых. На это у тебя, кстати, очень мало времени. Я вздрогнула и обернулась на лес: где-то там я бросила Коула на произвол судьбы. Или я бросила Джулиана? Губы у Ферн нервно подрагивали: неужто наш брат и впрямь на грани поражения? Эта мысль развеселила меня, и, заметив это, Ферн уточнила: – Ты все поняла, Одри? Я покачала головой, но вовсе не потому, что чего-то не понимала. – С чего ты решила, что меня интересует перемирие? Может быть, сегодня как раз мой шанс покончить с тобой раз и навсегда? – Хм, ты правда так считаешь? Ферн склонила голову набок и переглянулась с Гидеоном, но его лицо осталось безразличным. Тогда она встала и, оказавшись напротив меня, очертила в воздухе круг. Следуя за ее пальцем, появились контуры зеркала. Сначала я увидела в нем свое отражение – посеревшее, с глубокими тенями под глазами и отпечатком скорби лицо, – а затем отражение того, что происходило возле дома, на берегу Шамплейн. Странных существ, призванных смуглым колдуном с длинной косой черных волос, стало значительно меньше. Зои окружила их и незнакомую мне блондинку с рисунком роз на лице огнем, пытаясь прогнать с территории, как прожорливую саранчу. Однако Сэм, пережив вторжение гримов в свое тело, уже лежал, уткнувшись носом в землю. Тюльпаны нигде не было видно, а Рашель… – Нет! – выдохнула я. Она рассыпалась на части, как и предсказывал Диего. Медные волосы сделались белыми, руки – дряхлыми и сухими. Рашель таяла на глазах, но продолжала метаться между двумя колдунами, сбивая с ног то одного, то другого. В водовороте их битвы было сложно разглядеть детали, и я прилипла к волшебному зеркалу. – Сколько бы новых ведьм ты ни нашла, у тебя нет шансов на победу, – сказала Ферн, и зеркало растаяло в моих руках. Я едва не застонала от разочарования, пытаясь поймать видение пальцами. – К тому же жизнь Гидеона теперь в моей власти… Я привнесла в его клятву атташе пару авторских штрихов. Мы с тобой роднее некуда, правда, милый? Она ухмыльнулась, потянувшись и обхватив черными коготками его волевой подбородок. Гидеон отвернулся, скрестив руки на груди, будто ему не было никакого дела до всего этого. Будто он не был виноват. На миг мне показалось, что его холодность задела Ферн. Но только на миг.