– Так надо. Это для… заклятия-оберега, – соврала я. – Все должно быть… эм… герметично, чтобы магия наружу не вышла. Одна бровь Коула поползла вверх. Но спорить он не стал: то ли чтобы не разделяться с братом, который уже спешил на третий этаж, то ли из верности мне и моим решениям. – Будь осторожна, – только прошептал Коул, прекрасно сознавая подвох, но зная, что он не в силах ни на что повлиять. Наши пальцы сплелись, и от щемящей любви к нему его кожа, шероховатая и испещренная ссадинами, казалась мне нежнее шелка. – Обещай не делать глупостей. Ты их очень любишь, я знаю, но давай подыщем тебе другое хобби. Я нервно хихикнула, с трудом игнорируя топот детских босых ног. Коул не мог видеть моего младшего брата, но будто ощущал чье-то присутствие, нервно дергая плечом, когда Ноа подходил к нам слишком близко. Обхватив руками разбитые щеки Коула, заживающие после тренировок медленнее, чем мне бы того хотелось, я выдавила улыбку, которую он не увидел. – Возвращайтесь как можно быстрее, – прошептала я Коулу, запечатлев на его губах короткий поцелуй. – И делайте это как можно тише. Коул резко переменился в лице и уже было открыл рот, но я приложила к нему палец. Тогда он, немного поколебавшись, отступил, сделавшись сосредоточенным и собранным, как никогда раньше. – Да будет так, моя Верховная. Убедившись, что Коул последовал за Гидеоном наверх, я пригладила рукой растрепанные волосы и двинулась следом за призраком прошлого навстречу еще одному. «Одри, ты ведь почитаешь мне перед сном? – спросил Ноа, сонно зевая, будто утомился от полуночных гуляний с мишкой наперевес. – В прошлый раз мы не дочитали, чем кончилась история Короля-лягушонка». Во рту осел медный соленый привкус. Я не сразу поняла, что таковы на вкус слезы, которые приходилось душить и сглатывать. «Идем! Быстрее! Пока монстр снова из-под кровати не вылез», – взвизгнул Ноа, скрываясь за углом. Я прекрасно помнила этот день. Гроза, такая же сильная, как и сегодняшняя, подпалила орешник на заднем дворе, а вместе с тем сожгла и любимые качели Ноа. Он проснулся от очередного небесного взрыва и вбежал на кухню к гувернанткам в той самой пижаме. Позже она запачкалась кровью, брызнувшей от удара об угол маминого алтаря… Но это было позже. А в тот день я успокаивала его – лелеяла на руках, как собственного ребенка, пока Виктория была в отъезде по делам ковена. Ноа так сильно замерз – не столько от непогоды, сколько от страха, – что мне пришлось еще два часа отпаивать его какао и читать сказки. «Сюда!» Я пересекла узкий коридор и подошла вплотную к двери в детскую комнату, из-за которой лился мягкий зернистый свет от музыкального ночника. Мелодия давно заглохла, и ночник лишь жалобно скрипел, освещая отпечатки ладоней и желтой краски на стенах – Ноа обожал разрисовывать обои. В его спальне все осталось нетронутым: узкая постелька в форме лодки, заправленная голубым велюровым одеялом; под занавесками восседали игрушки и оловянные солдатики, сторожащие подоконник. Зои прибиралась здесь сама, чтобы я не видела и не вспоминала, каким крохотным и невинным был мой младший брат, которого смерть все равно не пощадила. Воздух в комнате стоял влажный, пропитанный озоном. Я медленно прошла к распахнутому окну и налегла на неподатливую ручку. Раскат грома, последовавший за ослепительной вспышкой, прокатился по всему Шамплейн. Призрак малыша, наблюдающий за мной с порога комнаты, удовлетворенно кивнул, когда окно закрылось. Ноа не отбрасывал тень и пропускал свет сквозь себя. Он улыбнулся мне и сел на ковер с росписью железных дорог, раскрывая перед собой книгу про Короля-лягушонка, настоящую, в твердом бархатном переплете. «Ну что, начнем?» Я оторвала взгляд от черно-белых картинок на страницах и медленно наклонилась к Ноа. Мои пальцы прошли сквозь его прелестную светловолосую голову, развеивая не призрака, но иллюзию. – Одно из моих любимых воспоминаний, – прошептала я. – Зачем так жестоко, Джулиан? Дверь скрипнула, и от нее отделился длинный силуэт. Свечение ночника затанцевало на прекрасном, но безразличном лице. – Прости, – сказал Джулиан, словно бы и впрямь сожалея. – Поддался ностальгии. Я думала, что готова к этой встрече, что, столкнувшись с Джулианом лицом к лицу, смогу выстоять под его масленым взглядом, алчно пожирающим мои губы, на которые он смотрел чаще всего. К этому моменту я должна была стать полноценной Верховной ведьмой, освоив все восемь даров, а за окном должна была стоять поздняя осень, украшенная хеллоуинскими костюмами гудящей ребятни. Но я все еще не была такой Верховной, и для осени было слишком рано. – Как? – только спросила я, перебирая в голове все условия нашего договора, который не мог допустить таких чудовищных нарушений. И все же Джулиан стоял передо мной во плоти – живой, невредимый и даже не стонущий от боли из-за такого мизерного расстояния между нами. А ведь именно он нарушал клятву – его страдания должны бы быть адскими! В ответ он поднял правую ладонь, которую, как и мою, должен был украшать ритуальный шрам. Но его там не было. Как, впрочем, и ладони. На месте запястья виднелся безобразный стык кожи с металлом, а ладонь заменял изящный протез из стерлингового серебра, инкрустированного белыми опалами. Они скорее были украшением, чем выполняли какую-то практическую функцию. Весил такой протез, похоже, нехило – приложись им по затылку, и жертва уже не встанет. – Ты отрезал себе руку? – ахнула я, попятившись. Он улыбнулся, и улыбка эта больше походила на оскал гончей – предвкушающая, болезненная. Хотелось бежать со всех ног при виде нее. А когда Джулиан шагнул ко мне, я едва совладала с желанием выпрыгнуть в окно. Крутящийся ночник замер, и блики застыли на прекрасном лице Джулиана, уродуя и извращая его черты. Красота была дана ему с лихвой, как компенсация за то, что не была дана человечность. – Посмотри! Это все ради тебя, – произнес он с благоговейной дрожью в голосе и подставил протез под струи света, плавно сгибая и разгибая пальцы, чтобы продемонстрировать всю гениальность его «решения». – Лучше, чем настоящая рука. Ферн постаралась на славу! Нашему отцу можно было бы такую же сделать. Слышал, он тоже без руки остался… Иронично, не находишь? Я имел возможность пару раз понаблюдать за ним. Такой смешной! Как мать вообще умудрилась лечь с ним в постель? Я тряхнула головой, не позволяя праздной болтовне Джулиана запутать меня. – Как?! – повторила я настойчиво, глядя ему в глаза: они горели в темноте, зараженные безумием. На лбу Джулиана выступила вена – он тщательно обдумывал свой ответ, прежде чем сказать: – Рука сильно кровоточила каждый раз, как я пытался увидеть тебя… – Да, так и должно быть! Потому что мы повязаны договором, Джулиан. А ты его нарушил! – К черту договор! – заорал он и импульсивно подался ко мне, но притормозил, заметив, как я выставила вперед руки, готовая обороняться. – Я скучал по тебе, Одри… Я не мог спать, есть, думать, лишенный даже права подсмотреть за твоей жизнью. Это неправильно – быть вдали от той, с кем ты делил утробу матери и любимые игрушки… Отрезать руку – малая плата за возможность снова тебя коснуться. Вот что ты делаешь со мной, сестра. Вот насколько я тебя люблю. Разве не все женщины мечтают иметь такую власть над мужчинами? – Тебе лечиться надо, – сглотнула я. Джулиан ухмыльнулся: – А по-моему, это романтично. Мне, к сведению, руку пришлось по старинке рубить. Ферн долго протестовала… – Не думала, что когда-нибудь скажу это, но Ферн явно благоразумнее тебя. Ты перешел все границы, Джулиан. – Он фыркнул, но я упрямо продолжила, ткнув пальцем в свою раскрытую ладонь: – Видишь это? Мой шрам все еще здесь. Клятва действует, и тебя ждет расплата. Думаешь, избавился от метки – разрушил свою часть договора? Магия не так работает! – Ты вздумала учить меня правилам магии?! – вспыхнул он, надвигаясь грозовой тучей. Комната Ноа была достаточно большой, чтобы лавировать среди вещей и держаться от него на расстоянии, но слишком маленькой, чтобы сбежать или спрятаться. – Я и без тебя все знаю! Это просто… временное решение. На одну ночь. Потом я придумаю что-нибудь еще или… Или прикую себя цепями к батарее, чтобы дожить до Самайна и не сойти с ума от тоски. Обычно смех разряжает обстановку, но только не смех Джулиана. Я прижалась спиной к стене и отползла в сторону, стараясь не пялиться на раскрытую дверь, за которой уже притаились две тени. – Где сейчас Ферн? – спросила я и, наступив своему страху на горло, шагнула к Джулиану. Этот жест доверия он воспринял так радушно, что не заметил за своей спиной Коула, который раскрыл навахон одним движением. – Атакует с берега. – А твоя роль… – На подхвате. Она не знает, что я уже в доме. Впрочем, не думаю, что для нее это станет сюрпризом. Она в курсе, какую слабость я питаю к тебе и что я не смог бы устоять перед соблазном увидеть тебя прежде, чем все закончится, – промурлыкал Джулиан таким влюбленным голосом, будто мы были на свидании. Он подошел совсем близко, и я податливо его подпустила, давая время Коулу и себе. Даже когда Джулс мягко взял мои руки и поднес к губам, целуя каждый палец, я не отпрянула от него в отвращении, как бы ни желала этого. – Прежде чем все закончится? – спросила я, сдерживаясь, чтобы не закричать от его ласки и противного ощущения холодного протеза. – Зачем именно пришла Ферн? – Чтобы напомнить о себе… И чтобы забрать свое, конечно. Я здесь с той же целью. Джулиан нагнулся и взял меня за подбородок, приближая к своему лицу. Пепельно-русые волосы защекотали мне лоб. Прежде чем наши губы встретились и меня бы стошнило, со свистом взмахнул навахон. Коул подкрался совсем бесшумно и занес клинок над головой Джулиана. Еще секунда – и он бы отделил ее от шеи, но брат повернулся в последний момент и выставил перед собой серебряную ладонь. Глаза его хищно сузились. – Быстро, охотник, но недостаточно. Навахон заискрил при столкновении с протезом. Джулиан сомкнул на лезвии металлические пальцы и дернул его на себя. Зарычав, Коул вырвался и занес навахон снова. Удивленный такой наглостью, Джулиан выставил магический щит, но тот не выстоял: Коул рассек его так же легко, как воздух. – Хм, когда мы встречались в прошлый раз, этого меча у тебя не было, – заметил он, отскочив за книжный шкаф и разглядывая издалека сверкающий навахон. – Закаленный… Рукоять из палисандра и знак Шивы. Однажды я уже сломал такой, а потом и шею той, что его носила. Тебе крупно повезло, охотник. Твое оружие так же неуязвимо для магии, как и ты, но нестрашно: я справлюсь с тобой и без нее. Коул молчал, обратившись в слух. Заходили желваки и заскрежетала челюсть, будто у него на зубах был песок. Он смотрел в пол, но зеркально отражал каждое движение Джулиана: тот двигался назад – Коул вперед, тот вправо – Коул влево. Я метнула панический взгляд на дверь. Где же, черт возьми, Гидеон?! – Будем считать твой навахон форой. Ты ведь теперь у нас калека, биться с тобой унизительно. То, что Одри до сих пор не выгнала тебя, говорит лишь о ее добром сердце. В детстве она тоже таскала домой ворон с подвернутыми лапками, – подразнил его Джулиан, но ни один мускул на лице Коула не дрогнул. Еще в тот миг, когда прозвучал горн Нимуэ, он утратил свою дурачливость, уступчивость и милосердие – теперь передо мной стоял охотник на ведьм, а не человек. – Хочешь реванш? – Реванш, – ответил Коул бесцветным голосом и занял позицию, такую же, как на тренировках Рашель. Во всем доме будто остались только мы втроем, но и я была здесь лишней. – В сторону, Одри! – приказали они оба, и я успела вовремя пригнуться, когда навахон Коула разрезал картину над моей головой, не поспевая за скоростью Джулиана. Это была вовсе не битва, а дуэль. Джулиан и Коул сошлись в поединке не для того, чтобы положить конец войне за Верховенство, а чтобы каждый смог доказать свое превосходство. В их сражении было столько же личного, сколько и в моем противостоянии Ферн: они должны были завершить начатое любой ценой. Коул стоял в центре комнаты, прижимая к плечу лезвие навахона и склонив голову, чтобы слышать пространство вокруг. Перехватив серебряную руку Джулиана, целящуюся ему в лицо, Коул ударил его рукоятью меча в живот и швырнул в стену. – Слух… – догадался мой брат в какой-то момент, переводя дыхание, и его разбитые губы тронула недобрая усмешка. – Вот как ты это делаешь. Интересно. Я не сразу поняла, что он задумал, но когда Джулиан плавно подошел к книжному шкафу и приложил к нему ладонь… Вся комната вдруг завибрировала, загудела, исторгая почти человеческий крик, будто ожили пережитые здесь трагедии. Я покачнулась, оглушенная не меньше чем Коул, лишенный своего последнего преимущества. По крайней мере так считал Джулиан. Он прошептал заклятие, и серебряные пальцы его протеза сплелись вместе, образуя тонкий изгиб мизерикорда. Крик застыл у меня в горле, но еще никогда Коул не выглядел таким спокойным – умиротворение и решимость наполняли его, как сосуд, меняя и направляя. Обхватив обеими ладонями навахон, он выпрямился, прижал его к груди и глубоко выдохнул, прежде чем обернуться и встретить серебряный клинок Джулиана. Раздался металлический звон, и выстрелил сноп искр. Не ожидая отпора, брат ушел в глухую защиту, позволив Коулу перехватить инициативу боя. Удар за ударом тот принялся оттеснять колдуна к стене, продолжая полосовать выставленный протез. Поняв, что его маневр с шумом не сработал, Джулиан ловко ушел с линии атаки, но Коул развернулся и пнул его коленом в живот. Очередной взмах лезвия очертил скулу Джулиана, прорезая до кости. – Как так получилось, что, ослепнув, ты стал драться лучше прежнего? – спросил Джулан, кашляя и растирая солнечное сплетение.