– Я разочаровываю ее? – неожиданно вырвалось у меня. – Викторию… Маму. Рашель подошла ко мне и опустилась на корточки. От этого ее суставы и кости скрипнули, как прогнившие половицы. – Мы почти не виделись с ней, потому что я все время была здесь, но я уверена, что нет. Как ты можешь кого-то разочаровать, милая? Виви всегда гордилась тобой! Мы обе. Несмотря ни на какие твои ошибки. В конце концов, в этом возрасте их все совершают. Я вымученно улыбнулась, а Рашель потерла ледяной рукой мою щеку. – Я думала, хотя бы после смерти вы обретете покой, – вздохнула я. – Будете вместе, как мечтали… Но я даже загробную жизнь вам испортить умудрилась! Рашель рассмеялась, и, несмотря на то что теперь ее голос звучал гулко, смех остался прежним – нежным и бархатистым. – В этом и есть мой покой, Одри, – быть рядом с тобой. Я не уйду, пока не буду уверена, что ты в безопасности. Однажды мы с Виви воссоединимся. Мертвым неведома спешка. И она, и я готовы ждать ради тебя. Рашель встала и потянула меня к дому, давая понять, что пора вернуться к остальным и продолжить то, что она начала до моего возвращения. К тому же на небе сгущались тучи. Я не была уверена, мои ли эмоции влияют на погоду или просто март выдался таким дождливым. – Твой атташе Коул, – сказала Рашель, придержав дверь, – просто ужасен! Иного услышать я и не рассчитывала. Повезло, что Коул куда-то делся, постеснявшись мозолить Рашель глаза. – Он очень старается, но ведь… – Коул ослеп, защищая тебя, – закончила она за меня, глядя на заморосивший дождь. – Это не оправдание. – Но без зрения ведь… – Остается слух. – Рашель повернулась ко мне: – А еще, раз он охотник, у него есть охотничьи инстинкты, не говоря уже о силе духа и любви к тебе. Они творят чудеса, и у Коула всего этого в избытке. У него есть фактура, из которой можно слепить сносного защитника, но работы предстоит много. В моей груди затлела надежда. Я не стала признаваться, что делаю ставку на Морган с Тюльпаной, которые, возможно, смогут однажды объяснить мне, как вернуть Коулу зрение. Но на это уйдут месяцы упражнений, а уметь постоять за себя Коулу было нужно уже сейчас. Поэтому я воодушевленно спросила: – Значит, ты научишь его? – Для этого я здесь, – ответила Рашель, поднеся руку к огню в камине, который, однако, не мог согреть ее мертвую плоть. – А еще за тем, чтобы сказать тебе: разберись с собой, пока не поздно. Ее палец с длинным фиолетовым ногтем указал на мои руки, и я неловко потерла их. Рашель никогда не давала мне советов и инструкций: просто велела что-то делать – и я делала. В этом заключалась лучшая помощь, какую она только могла мне оказать. Я задумчиво кивнула, мысленно давая ей обещание. – Отлично. Тогда возьмусь за Коула прямо сейчас, а тебе советую приступить к освоению следующих даров. Диего пока не сможет обучить тебя некромантии – все его силы теперь сосредоточены на мне, – так что отправляйся к Тюльпане. Эта ведьма многое знает, как и ее мать, но доверять ей не стоит. Рашель развернулась, но я остановила ее, понимая, что вопросов в голове слишком много, а времени, по словам Диего, практически нет: – Ты знала о Ферн? Рашель смутилась, и эта пауза все расставила по своим местам. – О том, что она жива? – уточнила она, оборачиваясь. – Нет. – А о том, что моя мама родила Марку Сайферу ребенка? – Да, она упоминала об этом. У меня были лишь догадки, что это может быть как-то связано… – Она поджала губы, со смесью отвращения и тоски оглядывая холл, где когда-то на перилах висела моя задушенная сестра, а вся лестница и полы были залиты родной мне кровью. – Когда Джулиан сделал то, что сделал, не было сомнений, что он не смог бы справиться со всем ковеном в одиночку. У пятнадцатилетнего мальчишки кишка тонка для такого. Он оказался слишком силен… Даже для меня. Я не знала, откуда это, кто за ним стоит. Грешила на Аврору, но… Вечно забываю, что самые безумные догадки зачастую самые правильные. Она замолчала, на миг призадумавшись и смотря куда-то в окно, по которому барабанил весенний дождь. Стряхнув с себя горькие воспоминания, как гусь воду, она поспешила наверх на поиски Коула, бросив напоследок: – Не думай о Ферн сейчас. Ты никогда не предскажешь ее следующий шаг, но однажды она переоценит свои силы и просчитается. Лучше сконцентрируйся на развитии – своем и ковена. Рашель была права, и, проводив ее взглядом, я двинулась в комнату к Тюльпане и занялась тем, чем положено – начала учиться. И дни потянулись своим чередом. Тюльпана безрадостно восприняла новость, что ей придется помогать мне не только с восемью дарами, но и с принятием себя. Ее ответ звучал примерно как: «Психотерапия не по моей части. Обратись к специалисту». Однако я была благодарна, что она разжевывала мне каждое заклятие, одно за другим. Начинать сразу с исцеления Тюльпана категорически отказалась, мол, так ничего не получится – не зря же оно седьмой дар, а не первый. Коул поддержал ее, поэтому мы начали с ментальности. Уже скоро я перешла от создания иллюзий к внушению мыслей, а после перехода к главе метаморфоза вдруг увидела ночью сон, в котором штурмовала лес в поисках мелкой дичи и карабкалась по деревьям. – Неосознанное оборотничество, – диагностировала Тюльпана наутро, когда я вошла в ее комнату в изодранной ночной рубашке и с грязью под сломанными ногтями. – Поздравляю с высшей формой второго дара! Осталось только научиться контролировать это. Ты же не хочешь, чтобы Коул однажды проснулся в постели с норкой? – С норкой?.. Я была норкой? Фух! Я увидела на простыне следы от лапок и подумала, что я какая-то крыса. – Ах, если бы! – вздохнула Тюльпана разочарованно. – Приведи себя в порядок и приходи. Сегодня займемся Шепчущей главой. Мы практиковали заклятия Авроры целый день, и в какой-то момент мне показалось, что темнота поднялась дальше по рукам. Мое сердце тревожно билось при взгляде на них, но Тюльпана лишь усмехалась. Она считала, что это в моих силах – признать существование той своей темной части, которая получала от этой извращенной магии удовольствие. Стараясь относиться к шепчущему колдовству как к разновидности традиционного, я продолжила читать и учить. Чернота в венах никуда не исчезала, но хотя бы остановилась, и руки перестали зудеть. Наконец пришел черед более сложных даров – некромантии. Тюльпана призналась, что до Диего, воскрешающего мертвых, ей далеко, однако преподаватель из нее и здесь вышел толковый. Я не переставала удивляться, как терпеливо и размеренно она объясняет мне вещи, которые она узнавала еще в глубоком детстве. Когда наступила очередь практики и мне пришлось вызывать призраков местного кладбища на окраине Шелберна, ничего, конечно, не получилось. Все, кто нагрянул к нам в ту ночь, – это подвыпивший сторож и бродячий пес, пришедший на запах сырого мяса, которое мы использовали в ритуале. – Все еще впереди, – приободрила меня Рашель наутро, когда мы, захватив из дома корзинку с пледами и чаем, отправились встречать рассвет на берегу Шамплейн. – Твоя мама рассказывала, что некромантия далась ей в последнюю очередь. Для этого дара нужен… определенный склад характера. – Как у Диего? – усмехнулась я, делая глоток из термоса. – Легкомысленный и не воспринимающий ничего всерьез? – Да, вроде того. Мы долго бродили в предрассветных сумерках и еще несколько часов после того, как взошло солнце. Иногда я брала Рашель за руку, чтобы удостовериться – она настоящая, прямо здесь, рядом со мной. В ответ Рашель лишь улыбалась уголками губ, но смотрела на горизонт с тоской, будто мы уже прощались. Не успела я заговорить об этом, как песок захрустел под чей-то поступью. Рашель оживилась и, сморгнув наваждение, выдернула из-за пояса короткую катану, которая теперь заменяла ей давно утерянный навахон. – Сдаюсь! – объявил Исаак, поправляя съехавшие очки, когда острие меча уперлось ему в грудь. Волосы у него стояли торчком, и выглядел он сонно и помято. Рашель недоверчиво сощурилась, но катану не убрала. – Что ты здесь делаешь? – Читаю, – ответил он так, будто это было очевидно, и кивнул на исторический роман, зажатый под мышкой. – Точнее, читал, пока не заснул на причале. А когда проснулся, оказалось, что уже утро… – Ты что, прямо на земле спал? – Судя по тому, как болит спина, да. Со мной такое случается иногда, не стоит переживать. – И не думала, – хмыкнула равнодушно Рашель и неохотно убрала меч обратно под жилет, тисненный змеиной чешуей. Это был первый раз, когда Исаак и Рашель столкнулись лицом к лицу. Он старательно прятался в библиотеке с тех пор, как она поселилась в особняке. Сама же Рашель не упускала возможности напомнить и мне, и всем вокруг о том, какие неприятности Исаак создал для Виктории в свое время. Напряжение, царящее между ними с первой секунды, сделалось бритвенно-острым, когда я беззаботно ляпнула: – Раз ты выспался, может, пройдешься с нами? Что скажешь, пап? – «Пап»? – переспросила Рашель, повернувшись ко мне с таким выражением на лице, что я втянула голову в плечи. – А Валентин Эбигнейл, который растил тебя вместе с остальными братьями и сестрами, уже не… – Так, Рэйчел… то есть Рашель, – влез между нами Исаак. Вероятно, он до сих пор не проснулся, раз позволил себе это. Он тронул Рашель за локоть, что было крайне опрометчиво: глаза у нее вспыхнули, по-кошачьи сузившись. – Давай-ка мы пройдемся с тобой вдвоем и поговорим, а? Решив, что либо сейчас, либо уже никогда, Рашель вяло кивнула и пошла вместе с Исааком в сторону Шелберна, велев мне возвращаться домой. Их не было порядка двух часов, и они вернулись хмурыми и молчаливыми. Но, как ни странно, после этой прогулки стали общаться, как давние друзья. Однажды я даже застала их на веранде, спорящими о литературе и сортах бурбона. «Вот как решают проблемы адекватные взрослые люди», – невольно подумала я и взяла этот метод на карандаш. Каждый день я возвращалась в постель без сил, но Коулу было и того хуже. Он мог днями не выходить из тренировочного зала, в который Диего переделал одну из комнат. Теперь вместо книжных шкафов и рояля там стояли манекены, гантели, беговая дорожка и даже стенды с оружием, которое осталось от прошлых атташе ковена. Я частенько пряталась за дверью и подглядывала за их с Рашель тренировками. Распаленная боем и упражнениями, она выглядела безупречно, гибкая и ловкая. В детстве я, просыпаясь спозаранку, всегда находила ее во время разминки, балансирующей на острие своего навахона. Но теперь вместо него она орудовала катаной. Японский меч выглядел безобидно в сравнении с семейной «косой» Гастингсов, однако Рашель и с ним без труда укладывала Коула на лопатки. – Остановись! Ты убить его хочешь?! – воскликнула я, врываясь в зал и бросаясь к Коулу. Опустившись рядом, я мягко подняла его лицо, чтобы оценить весь масштаб повреждений. Изо рта змейкой бежала кровь, заливая деревянный паркет, а блеклые глаза полуобморочно закатывались. Метка на его запястье оставалась черной, невзрачной: он прочно отгородился от нашей связи, чтобы я не чувствовала его боли. – Это спарринг, Одри, – заметила Рашель, ничуть не устав: то ли из-за того, что Коул в сравнении с ней походил на неповоротливого хомячка, то ли потому, что была мертва. – А ты чего ожидала? Что мы здесь в шашки играем? – Нет, но сейчас ты просто избиваешь его! Я постоянно вмешивалась в их сражения, поэтому старалась приходить или утром, когда Рашель с Коулом только разогревались, или вечером, когда все должно было вот-вот закончиться. Однако, если я все же приходила днем, смотреть на это было выше моих сил. – Как ты? – спросила я, когда прохлада мокрого полотенца подействовала и Коул оклемался. – Встать можешь? Распластавшись на полу после очередного нокаута, он захрипел, приподнимаясь на локтях. Стащив со лба полотенце, Коул нащупал на полу свой навахон и оперся о него, отказавшись от моей помощи. – Еще раз. Я опешила, преисполненная возмущением. Ночью, когда он раздевался, на его теле не было и дюйма чистой кожи без кровоподтеков. Лицо и вовсе напоминало один большой синяк: разбитые губы, разбитый нос, заплывший глаз с лиловой обводкой и, кажется, сломанная скула. – Коул! На тебе места живого нет. Отдохни… – Еще, – потребовал он и мягко отодвинул меня с дороги, вставая напротив Рашель. – У нас ведь мало времени, так? Она довольно ухмылялась, сидя на подоконнике и полируя камнем свой меч. – Уверен, что хочешь этого? В ответ Коул принял стойку, занеся навахон. Колени у него дрожали. Рашель пожала плечами и встала так же, мотнув головой в сторону двери, чтобы я ушла. – Слух, охотник, – сказала она, давая Коулу отдышаться и сосредоточиться. – Теперь это твое оружие. Она бросила камень для полировки в дальний угол комнаты, и он пролетел над головой Коула. Тот дернулся и отвлекся на шум. Рашель воспользовалась этим: в два шага очутившись возле него, она ударила его в солнечное сплетение рукоятью меча, а затем сделала подсечку. Коул упал, и все повторилось сначала. – Слушай не то, что происходит вокруг, – продолжила она, нависая сверху, пока Коул кашлял и задыхался. – Слушай только своего врага.