Даже Тюльпану слегка мутило, судя по зеленому оттенку ее лица. Мы смотрели друг на друга, но обе хранили молчание – каждая думала о своем и не решалась высказать эти мысли вслух. – Ох, как здесь грязно… Ну ничего! Я умею хорошо прибираться. Взглянув на Морган, которая, преисполненная энергии, бросилась изучать соседние комнаты, я поняла, что с домом что-то не так. Помимо непривычно глубокой тишины я вдруг заметила следы хаоса: разбитые тарелки и вазы, разбросанные стулья и сырая земля, раскиданная по ковру. «Зачем тебе это, парень? Весь дом будет вверх тормашками. Одри это не понравится…» Я услышала гомон голосов, раздавшихся за окном, и бросилась к двери, пролетев мимо декоративного столика. На нем лежало бычье сердце, пронзенное длинной черной иглой и перемотанное моим красным шелковым шарфиком. – Вставай, мальчишка! Ты правда думаешь, что я доверю тебе защищать ее, когда ты и минуту продержаться не способен?! Шум борьбы. Грохот упавшего навахона. Бархатный дразнящий голос, выкрикивающий что-то на испанском – не то одобрение, не то издевка. Шелест страниц и дотошное ворчание, из которого я поняла, что проворачивать что-то до моего возвращения было дурной затеей. Но главное – женский голос, пробудившийся из древних глубин моей памяти и черного, как смола, прошлого. Я выбежала на крыльцо, и на миг меня ослепило красное солнце, заходящее за горизонт. – Долго мне ждать? – прикрикнула Рэйчел, поддевая лежащего навзничь Коула носком сапог. Наши глаза встретились, и ее меч, висящий над его головой, медленно опустился. – Ох, ангел… – Одри?.. Одри! Черт, Сэм, лови ее! Это было последнее, что я услышала, прежде чем соскользнуть со ступенек крыльца. Слабость навалилась теплым кошачьим пузом, и весь мир залило тьмой. V Рашель Когда это случилось, никто из нас не был готов. – Слишком поздно, Одри, – сказала мне Рэйчел, прильнув к дверному косяку и выставив перед собой заряженный «винчестер». – Достань книгу и спрячься. Он уже здесь. На аллее мелькнула тень, затмевая свет от ламп. В дверь постучали, а затем все пошло кувырком. – Яви мне свою слабость… Tolle signum… Cymryd oddi ar y sêl… Голос не слушался, но я продолжала шептать разрушающее заклятие, больше похожее на бессвязный набор слов. Я и сама не понимала их значение – смешение разных диалектов, запутанных и древних, как сам мир. Пальцы ныли, впивались в обложку и золотые пластины гримуара – настоящее произведение искусства, создаваемое поколениями ведьм. Ему было по меньшей мере восемьсот лет, и я не могла позволить заполучить такое сокровище психопату, который губил все, к чему прикасался. В висках громко стучала кровь, но я продолжала повторять: – Яви мне свою слабость… Снаружи раздавались крики. Крыльцо трещало, превратившись в арену битвы, и окна разлетались вдребезги от пуль. Я не знала, кто кого швыряет и ударяет об стену – Рэйчел Джулиана или наоборот. Они дрались не на жизнь, а на смерть, пока я пыталась осуществить наш запасной план. – Ну все! Мне это надоело! Я услышала голос Джулиана, срывающийся и гулкий, как звон монеты, упавшей на дно колодца. Затем раздался грохот и отборная ругань вперемешку с металлическим лязгом – он выбил из рук Рэйчел сначала ружье, а потом навахон. Меч покатился по ступенькам с такой силой, что отломалась рукоять. Потом раздался звук ломающихся костей – и болезненный вопль. Дверь, которая отделяла меня от хаоса и смерти, распахнулась. Отброшенная Джулианом, Рэйчел выбила ее и покатилась по полу к моим ногам. – Ты успела? – выдавила она, глядя на меня и глотая кровь, бегущую по разбитым губам. Я посмотрела на книгу: сияние золотых пластин померкло, но сказать наверняка, спали ли с нее защитные чары, было невозможно. Однако мое невнятное мычание вполне устроило Рэйчел: она, кряхтя, поднялась с пола и схватила гримуар. Другую руку она прижимала к животу, откуда хлестала кровь, просачиваясь сквозь пальцы. – Если чары не спали полностью, вместе с собой гримуар уничтожит и… – попыталась предупредить я, но Рэйчел уже не слушала, судорожно ища источник огня. – Что это вы задумали? В серых глазах Джулиана, ступившего на порог, можно было разглядеть отражение моего ужаса и ярости Рэйчел. Джулиану было всего шестнадцать, но уже тогда в нем плясали тени ада, который воцарился бы на Земле, если бы он стал Верховным. Джулиан спокойно прошел в дом, который еще час назад казался нам безопасным убежищем, и его взгляд умаслился, встретившись с моим. – Не делай глупостей, сестренка. Я ведь пришел воссоединить нашу семью. Рэйчел прижала к груди гримуар, отходя к противоположному окну, и Джулиан снова сосредоточился на ней. Он сощурился, мгновенно забыв о моем существовании. – Отдай книгу, – приказал он. – Ты была атташе нашей матери почти пятнадцать лет. Я уважаю тебя и не хочу убивать. Виктория бы тоже не хотела, чтобы все кончилось так… – Знаешь, чего бы Виктория не хотела? Чтобы ее сын стал монстром и убил всех ее детей! – прорычала Рэйчел. – Ноа любил тебя… Как и Дебора. Как и другие. В какой момент ты так возненавидел их?! Все было хорошо… Это скверна… Она подчинила тебя себе. От Виктории в тебе уже давно ничего не осталось. Ты пустая оболочка, наполненная гнилью. Одри, уходи! – велела она мне тоном, не терпящим возражений, и махнула головой в сторону выломанной двери. Ее медные локоны всколыхнулись, когда она схватила с прикроватного столика керосиновую лампу и разбила ее. Языки пламени уничтожают, уничтожают, уничтожают. Масло расплескалось, и огонь тут же распространился везде: принялся лизать стены, шторы, старую потертую мебель, которой здесь, в заброшенной рыбацкой лачуге, было в избытке. Ее наверняка использовали как склад для рухляди, пока мы с Рэйчел не забрались сюда, сочтя это место идеальным обзорным пунктом. На лодке за десять минут можно было домчаться до середины озера, чтобы разглядеть в бинокль ковен. Рэйчел не хотела соваться туда, не удостоверившись, что все тихо и дом необитаем. Но кто же знал, что не спешка стала нашим роковым упущением, а ожидание? Пока мы готовились штурмовать родной дом, Джулиан следил за нами. Теперь он стоял посреди заставленной комнатки, где располагались и ванна, и кухня с газовой плитой, и две узкие постели. Он не обращал внимания ни на жар, подступающийся к нему, ни на меня, пятящуюся к выходу. Всем его существом завладела заветная книга. – Не делай этого, – зашептал Джулиан, медленно приближаясь к Рэйчел, зажатой в углу. – Ты пожалеешь… – Я все равно умираю, – процедила она, бледная как полотно, и отняла руку от живота, показывая рубиновую и мокрую насквозь майку. – Так хотя бы подпорчу тебе не только улыбку, но и планы на будущее. Джулиан задумчиво тронул кончиком языка место, где раньше находился передний зуб, и усмехнулся: – Гримуар невозможно уничтожить. Как еще, по-твоему, он дожил в идеальном состоянии до наших дней? Защитная печать… – Одри сняла ее. Джулиан замер, но не повернулся ко мне. Лишь челюсть его клацнула, что не предвещало ничего хорошего. – Любопытно… И что теперь? Ты лишишь Верховную главной реликвии ее рода? Гримуар ведь нужен не только мне. Одри не сможет обучаться без него… – Да, не сможет, и это освободит ее от тебя хоть на какое-то время. Рэйчел покачивалась от бессилия, босая, перепачканная в крови и саже. Она слишком любила мою мать, чтобы дорожить своей жизнью больше, чем моей. – Одри. – Рэйчел поймала мой взгляд, затуманенный слезами. – Ты справишься. Беги! Я затрясла головой, отказываясь двигаться с места, но Рэйчел уже все решила за меня. Она глубоко вздохнула и с размаху бросила книгу в огонь, в котором трещали осколки лампы. – Нет! – Крик Джулиана сотряс воздух, и он с ревом бросился на Рэйчел, уворачиваясь от всполохов и хватая ту за горло. Раздался хруст, но было поздно. Магия, хранящая гримуар в первозданном виде столетиями, делающая его неуязвимым для влаги и огня, лопнула, и брызги ее выстрелили во все стороны. Оставшиеся керосиновые лампы полопались, и огонь превратился в бушующий смерч. Что-то в подвале засвистело, как вскипевший чайник, и я выскочила из дома за миг до того, как все взлетело на воздух. Скатясь вниз и отбив колени о лестницу, я перевернулась на спину и взглянула на некогда уютный домик, разрушенный магией и пожаром. В тот момент я не думала, успел ли выбраться Джулиан, – уповать на его смерть было бы слишком наивно. Я сидела на песке и смотрела, как сгорают все мои вещи вместе с тысячелетней книгой. Там, под проломившейся крышей, сгорала и моя семья. Шрам на предплечье заныл, белея. Он стал надгробием, а мое тело – кладбищем. Лицо, запятнанное сажей, обжигал жар огня. Запах сгорающей плоти и пергамента. Языки пламени уничтожают, уничтожают, уничтожают. Они сожрали все, не оставив ничего от моей души, и я закричала. * * * К счастью, закричала я лишь во сне. Открыв глаза, я сфокусировала взгляд на выбеленном потолке, с которого на меня смотрели флуоресцентные звезды: до того как перейти в распоряжение Коула, комната принадлежала моему старшему брату Маркусу. Подушка пахла медовым печеньем и корицей, а наше с Коулом спальное одеяло накрывало меня. За окном было уже светло. Собирая по осколкам фрагменты памяти – Ривер-Хейтс, религиозные фанатики, Ферн, телепортация, призраки прошлого, – я осмотрелась и выругалась, поняв, что все было взаправду. – Ну и задам же я им трепку! – пробурчала я себе под нос, садясь в кровати, но тут же схватившись за голову. Очевидно, я нехило приложилась затылком о лестницу при падении. – Ох, черт… Ладно, сначала выпью аспирин. Трепка подождет. В ногах что-то зашевелилось и протяжно мяукнуло, выражая согласие. Огромный рыжий кот подмял под себя мои ступни, вибрируя, как массажер. – Привет, толстая буханка, – улыбнулась я, дотягиваясь до Штруделя, чтобы почесать его за ушком и услышать довольное урчание. – Ты был здесь со мной все это время? Хороший мальчик! – А я?