Золотой браслет на руке завибрировал. – Что за… Гримы рвались наружу, как свора диких псов. Украшение обожгло меня, раскалившись. Я вспомнила ворчание Сэма о том, как браслет вибрирует после захода солнца. Неужто так происходит каждый день? Гримы будто откликались на зов, который я не понимала. Но, может, они смогут объяснить мне? – Печать сломана моим именем. Покажитесь! Браслет замер, и по моим пальцам заструилась черная дымка. Она укрыла туманом пол, а затем обрела форму. Показались три взъерошенных кота со связанными хвостами и светящимися глазами, налитыми кровью. – Ну наконец-то! – запищал Блуд, принявшись тереться зудящей спиной о ножку табурета. – Как тесно в этой бижутерии! Ох, мы так исхудали… У тебя сердца нет, Верховная! – Вы сами в этом виноваты, – напомнила я, пододвигая стул и садясь напротив. – Вы обманывали меня, притворяясь тем, кем не являетесь. Вам повезло, что мне дорог браслет, иначе я бы кинула его в озеро! – Но все же ты выпустила нас, – мяукнул Эго, принявшись вылизываться, крутясь волчком. – Почему? «Все будет тихо во мраке могилы, но в дереве скоро появятся дыры». Эго, Спор и Блуд одновременно вскинули морды. Я щелкнула пальцами и просияла, поймав их раньше, чем они бы сделали вид, что ничего не слышали. – Пение! – вскрикнула я от радости. – Вы реагируете на него! Я думала, его слышу лишь я одна… – Его слышит каждый, кто способен помочь, – пояснил Спор, усевшись на подоконник и дернув ушами от ветра, который влетал в дом из приоткрытого окна. – Что это значит? – То, что мы и впрямь не те, кем ты нас считаешь, – усмехнулся Эго и переглянулся с двумя другими котами. Не сговариваясь, они вдруг срослись воедино, как тогда в коттедже Коула при первой нашей встрече: уродливая, долговязая тень с терновым венком, чешуйчатым хвостом и оскаленной пастью. Я едва не опрокинулась вместе со стулом, отпрянув назад. – Что вы такое? – прошептала я побелевшими губами, и грозная тень снова распалась на безобидных черных котов, удовлетворенная, что сумела произвести на меня впечатление. – Шеду. – Это я уже слышала. Подробнее. Эго, Спор и Блуд хищно улыбнулись. Голоса их теперь звучали иначе. – Имя мне Монтаг, Принц Дураков, Изгнанный, но не Отчаянный, – произнес Эго. – Я есть все, что было тебе нужно, – продолжил Блуд. – И что нужно по сей день и будет нужно потом, – подхватил Спор. – Сейчас я твой фамильяр. Три грима, призванные служить и защищать. Завтра я стану большим. Или меньшим. Я стану другим, как другим становится каждый, кто доживает до следующего утра. – Я есть перемены, что грядут. – Я есть парус, что направит тебя по их ветру. – Я – Принц Дураков, – повторили они хором. – И в этот раз я выбрал тебя, так возрадуйся милости своего гения! – Гения? – переспросила я, откидываясь на спинку стула, и нервно засмеялась. – Подожди… Вы что-то вроде моего ведьмовского ангела-хранителя, верно? И покровительствует мне существо, которое почему-то повелевает… Кем? Дураками? Хм, это как-то оскорбительно. – Я не существо! – огрызнулись гримы. – Я высший демон! – Имени Монтаг нет в писаниях Гоетии. Тебя вообще нигде нет. Ты не ровня высшим! Гримы стушевались, даже Эго, самомнение которого было непомерно огромным для такого щуплого кошачьего тельца. – Гоетия – глупый перечень глупого Соломана! Да что он знает, – фыркнул тот, пристыженно отворачиваясь. Я вздохнула, поправляя распахнувшийся халат. – Если ты шеду, то почему выглядишь так? То есть… вас трое. Но все вы части одного существа, верно? Зачем разделились? – Такова наша кара, – буркнул Эго, отвернув мордочку. – За последние десятилетия без подопечного мы ослабли… стали пороками, которым сами же потакали. Но скоро все изменится. Мы становимся сильнее, когда ты рядом. – Тогда другой вопрос. – Коты поочередно мигнули глазами. – Где же вы шлялись пол моей жизни?! Почему мы встретились только в коттедже Коула? – У нас был отпуск. Как оказалось, именно он нас и ослабил, но… – Подожди, что?.. Отпуск?! – Наша вечная служба утомила нас, – раздражился Блуд. – Ты прыгала по миру и не планировала заниматься колдовством всерьез, поэтому… – Мы решили, что ты обойдешься и без нас, – продолжил Спор. – А в детстве ты в нас не нуждалась. Твоя мать и не подпустила бы к дочери Принца Дураков. Видишь ли, мы всегда были не самым выдающимся защитником… – Ох, правда? Ни за что бы не догадалась, – не сдержалась я. Коты презрительно сощурились. – Раз вы мой гений, то вы должны помогать мне, так? – Должны, – неохотно признали они. – Но лишь в меру своих сил. И желаний! Ты нам не хозяйка, а мы – не слуги. Мы сторожа. – Тогда расскажите мне, что это за пение, и я от вас отстану. «Вот черви снаружи, вот черви внутри, танцуют на лбу у тебя до зари». Коты нахохлились, а я выглянула в окно, вслушиваясь в чарующие слова, преисполненные грусти, которую никому не было дано понять. – Это называется песней Эхоидун, бестолковая. Но ответили вовсе не гримы, а Тюльпана, стоящая в арке гостиной со слоеной булочкой в руках. Я вскочила со стула, сконфузившись от ее появления: неизвестно, как долго она стояла там. Отщипнув клочок сладкого теста, она положила его себе на язык и улыбнулась, уже переодетая в ночную сорочку с длинным ажурным подолом. «Живот твой станет зеленым совсем, и гной наружу польется как крем. На хлебец намажешь соус такой – у мертвых еды не бывает другой». – Значит, ты тоже слышишь? – Мерзкую песенку из сборника «Страшных историй» Элвин Шварц? Ага. – Тюльпана тщательно жевала, заставляя меня сгорать от нетерпения. – Все Верховные сейчас это слышат. Кто-то отчаянно нуждается в помощи. – Кто? – нахмурилась я. – Ведьма, разумеется. Юная и без ковена, которой не на кого положиться, кроме самой себя. Она попала в беду или хочет учиться… Но скорее первый вариант. Я прислонилась к колонне. – Почему это называется песней Эхоидун? – Ты не знаешь, кто такая Эхоидун? – уточнила Тюльпана насмешливо. – Знаю, просто… – Так звали Верховную Верховных, царицу ведьм, создавшую восемь даров, которыми мы сейчас имеем счастье пользоваться. Уверена, об этом ты точно слышала. Поговаривают, будто Эхоидун – это имя царицы, ставшее нарицательным. Ее магия была столь сильна, что подобный зов услышал весь мир, когда ее пленили охотники, с потомком которых ты сейчас спишь. Этим пением ведьмы зовут себе подобных, когда нуждаются в них. Иногда это случается непроизвольно, в моменты печали или опасности. Слова могут быть любыми – доносят их до тебя эмоции, а не зазубренное заклятие. Это наша природа. Мы рождаемся, живем и умираем в ковенах. Как ни крути, это ведьмовская потребность – быть частью чего-то большего. Я внимательно слушала Тюльпану и впервые признала, что, невзирая на невыносимый характер, она мудрее, чем кажется. И ее мудрость еще может сослужить мне неплохую службу. – Значит, эта ведьма ищет ковен? И если я приглашу ее, то она пойдет? – Если осознает, что хочет этого, то да. – Как узнать, где ее искать? Нельзя ведь отследить ее по одному голосу… – И, судя по тому, как уничижительно посмотрела на меня Тюльпана, я поняла, что сморозила полную чепуху. – Или можно? – Дай руку. Я недоверчиво скосила глаза на раскрытую ладонь Тюльпаны, на которой остались следы повидла. Заметив мою брезгливость, она закатила глаза и протянула другую. – Я не кусаюсь, Верховная. Надеясь, что это действительно так и Тюльпана не намерена проклясть меня, я приняла ее руку. – Вслушайся. Пойми. Устремись следом. И постарайся разглядеть как можно больше деталей. Я не успела спросить, что именно она имеет в виду, как Тюльпана моргнула и глаза ее побелели – остались только белки. На меня будто набросили теплое одеяло – я почувствовала легкость в каждой клеточке тела, невесомость, которая оторвала мой дух от пола и выбросила за пределы дома. Это напоминало ослепительный калейдоскоп: я не могла шевельнуться, а все вокруг крутилось и сияло. Перед глазами словно взорвались звезды, а затем все неожиданно померкло. Мое тело все еще оставалось воздушным – должно быть, его теперь не было у меня вовсе. И я прозрела. – Молю Тебя, Отче Небесный, не лиши меня Твоей помощи в эту ночь. Даруй мне спокойный отдых, чтобы завтра с новыми силами я могла усердно исполнять Твою волю. Благодарю Тебя, Господи, и молю: помоги мне заслужить Твою любовь, невзирая на то, что я грешное порождение зла и прелюбодеяния.