Кёрт тоже взглянул на кота. — Извините. Должен бежать. Спасибо за угощение. — И со всех ног бросился к выходу. Квиллер пригладил усы. Как хозяин, он должен был испытывать чувство неловкости, однако стремительное бегство Соловью никак не могло вызвать его одобрения. Тем не менее ему придётся написать записку с извинениями. Частично это была его собственная вина: он забыл, что Коко умеет открывать двери, шлёпая лапой по ручке. Коко решил подразнить гостя, затеяв игру в кошки-мышки. Он учуял жертву. Может, и не надо было позволять Фрэн Броуди ставить герань на балконные перила. Но факт оставался фактом: пять цветочных горшков смотрелись очень красиво. Теперь их было только четыре! Квиллер позвонил Полли — рассказать про недавнее происшествие. Ему было интересно, как она на это отреагирует. Полли немного помолчала. — Наверно, ты ждешь, чтобы я выразила тебе своё сочувствие… Но мне эта история кажется смешной. Надеюсь, ты припрятал подальше сундучок для перчаток? — Не волнуйся об этом. А что ты думаешь о Народной пожарной дружине? — Как говорится, лучше поздно, чем никогда. А ты записался добровольцем? — Скорее всего, поедем дежурить на пару с Погодом Хором. Пять Во вторник в центре Пикакса только и говорили что о Народной пожарной дружине и кончине Эддингтона Смита. Жителей города терзали противоречивые чувства: с одной стороны, их переполняла скорбь об усопшем, а с другой — они надеялись без потерь пережить природные катаклизмы. Своими мыслями и чувствами они предпочитали обмениваться на почте, излюбленном месте встреч уже нескольких поколений. Здание было построено в пору расцвета Мускаунти, когда Пикакс стремился стать этаким Северным Чикаго. Внутренние стены главпочтамта в 1930 году были покрыты фресками — этот федеральный проект дал работу многим безработным художникам во время Великой депрессии. И почта, и книжный магазин входили в число местных достопримечательностей, привлекавших туристов. Квиллер, покупая почтовые марки, прислушивался к разговорам: — Ректор колледжа тоже записался в пожарную дружину… — И эти двое новоселов-врачей — тоже… — Из нашей семьи трое будут патрулировать. Я всё время молю Господа: «Боже, не дай ветру раздуть пожар!» — А наши дети попросили разрешения не ходить в школу, чтобы дежурить вместе с отцом. — Эддингтон был славный старик, но всегда ел не то, что надо. Я ему много раз говорила… — А как можно быть здоровым, если столько лет дышать книжной пылью! — Интересно, что теперь будет с его кошкой… — А я думаю — что теперь будет со всеми его книжками… Квиллер, всё ещё удивляясь воле покойного, изложенной в завещании, отправился на Книжную аллею — поглядеть на оставленное ему наследство. Книжная лавка блестела и переливалась на солнце, как алмаз, венчающий корону монарха. Справа и слева выстроились дома с длинными узкими окнами, возведённые в девятнадцатом веке. По одну сторону от букинистического магазина располагались «Химчистка Альберта» и кондитерская «Бабушкины сласти». Эта «бабушка» прекрасно знала вкусы и слабости каждого жителя Пикакса: мистер К., например, любил тёмный шоколад с орехами. По другую сторону пристроились «Магазин подарков» Гильды и «Парикмахерский салон» Бренды, с мужским и женским залами. Квиллер предпочитал ходить в старомодную цирюльню с брадобреем, где перед заведением стояло вращающееся парикмахерское кресло. На стеклянной двери букинистической лавки висела табличка «ЗАКРЫТО». Внутри было темно, но можно было разглядеть очертания колышущегося хвоста. Уинстон был накормлен и теперь, как всегда, выполнял свои домашние обязанности, вытирая книжную пыль. Заметив Квиллера, Альберт открыл дверь химчистки. — Мистер К.! Ваши брюки готовы! Квиллер перешёл на другую сторону улицы. — Ну что, Альберт? Как нам теперь жить без Эддингтона? Хозяин химчистки покачал головой. — Его магазин был сердцем нашего квартала. Со всей Америки люди приезжали поглядеть на него. Не так давно нарисовался какой-то воротила из Биксби — торговец недвижимостью вроде — и захотел его купить. Но не тут-то было! Тогда он решил, что выторгует ту половину лавки, что выходит на улицу. Но хозяин ни за что не соглашался отдать ему хоть часть. Не знаю, что теперь будет… Может, весь квартал снесут к чертям собачьим и построят ультрасовременный супермаркет. — С Уинстоном вроде всё в порядке. — Да, одна девушка ходит его кормить — я сам видел. — Нужно напечатать в газете трогательную историю об Уинстоне, — может, найдётся добрая душа, что захочет взять его к себе, — придумал Квиллер. — Хотите зайти, проведать котика? — предложил Альберт. — Эд всегда оставлял ключ под ковриком у чёрного хода. — От вас можно позвонить? Квиллер набрал номер фотолаборатории во «Всякой всячине» и попросил сделать фотографию кота покойного мистера Эддингтона Смита для завтрашнего номера газеты. — Только не анфас, как для документов, — поставил он условие. — У него морда зверская. Лучше дать вид сбоку, сделав акцёнт на пышном хвосте. Ключ найдёте под ковриком у чёрного входа. Только смотрите, чтобы кот не удрал. Перед тем как покинуть Книжную аллею, Квиллер в последний раз бросил взгляд на букинистическую лавку, обдумывая вопрос: не согласится ли колледж принять завещанное репортёру имущество и ввести специальный курс для студентов «Книга — источник знаний»? Полли сможет помочь в обучении библиотечному делу, а Кёрт будет читать лекции по истории книги. У Квиллера была масса времени для размышлений. Никому не известно, сколько времени уйдёт на официальное признание завещания в суде. Похороны букиниста прошли безо всякой помпы — так, как мог бы пожелать этого маленький скромный старик. Эддингтон Смит нашёл вечный покой на маленьком загородном кладбище на холме, рядом с могилой своего отца. Смит-старший был бродячим книготорговцем — разносил по домам словари и энциклопедии, просвещая деревенских жителей, практически не имевших образования. Мелкая розничная торговля постепенно стала крупной, товарооборот вырос — так и возник книжный магазин Эддингтона, как логическое завершение отцовского дела. Траурную церемонию вёл пастор из Малой Каменной церкви. Квиллер тоже сказал несколько слов: — Книги были смыслом жизни Эддингтона. Он сам не был книгочеем — его миссия заключалась в другом: он снабжал книгами своих читателей и находил читателей для своих книг. Букинистическая лавка на Книжной аллее когда-то была кузницей, принадлежавшей его деду. Целая пропасть пролегает между днём вчерашним, когда его дед ковал новые подковы для лошадей, и днём нынешним, когда Эд делал новые переплёты для старинных книг. Но может быть, эту любовь к обновлению он унаследовал от своих предков. Эд был прекрасным человеком. Для меня он был больше другом, чем просто книготорговцем, — всегда щедрый, верный и преданный, добрый… Когда к праотцам уходил один из его постоянных покупателей, Эд говорил: «Он ушёл в лучший мир — далеко-далеко от нас…» И его морщинистое лицо на мгновение озарялось светом и радостью — будто он слышал ангельские голоса, поющие ему песню. И сейчас, провожая Эддингтона в последний путь, пожелаем ему увидеть лучший мир — далеко-далеко от нас… Траурная процессия, состоявшая из крохотной горстки людей, медленно спустилась с холма и расселась по машинам. Квиллер закупил продукты для Полли, обеспечив себе приглашение на ужин, и отправился домой — почитать свежий выпуск «Всякой всячины». На первой странице он обнаружил «Письмо главному редактору», содержание которого его весьма удивило. Выражаем благодарность главному редактору за поддержание инициативы — успешно проведённого автопробега с целью сохранения заброшенных шахт, объявленных ныне историческими памятниками. Мы все одобряем церемонию открытия бронзовых мемориальных досок, прошедшую в минувшее воскресенье. Наше горнорудное наследие не имеет себе равных. Мы никогда не забудем горняцких хибар, сгрудившихся вокруг шахт, рудокопов, встававших на рассвете, чтобы спуститься по шаткой лестнице в недра земли, и работавших в поте лица по десять часов в день, — тех работяг, что, голодные и уставшие как собаки, с закопчёнными лицами ползли наверх по лестнице длиной в тысячу футов, отцов, что погибали при подземных взрывах, оставив сиротами всех детишек из горняцкого поселка. Когда мы восхищаемся кубистической архитектурой старинных копров, давайте не будем забывать, сколько человеческих жизней было принесено в жертву ради обогащения небольшой кучки толстосумов. Квиллера удивило имя, стоявшее под письмом: Дон Эксбридж, г. Саффикс. Чтобы придать остроту моменту, с балконных перил свалился ещё один горшок герани и с треском разбился о пол столовой первого этажа. Репортёр поднял глаза: наверху сидел его кот, нагло уставившись на него своими озорными глазами. Напроказил — и радовался учинённой им пакости. Делать коту выволочку не имело никакого смысла. С самого начала было сущим безумием водружать туда горшки. Это был чистейшей воды выпендрёж, одна из декораторских «примочек». Квиллер уступил напору только потому, что Фрэн была беззаботна, очаровательна и к тому же приходилась дочерью шефу полиции. Квиллер собрал черепки и, вернувшись к газете, обнаружил, что вся первая страница изодрана в клочья. Более того, Коко даже не думал покидать место преступления, явно ожидая похвал за разгром, который он учинил. Этот кот использовал свой собственный замысловатый язык, чтобы донести до хозяина нужную информацию, так что сотворенное им безобразие могло означать одно из двух: либо он предпочитал газету дорогим пыленепроницаемым опилкам в своём кошачьем туалете, доставляемым в больших мешках, либо намекал, что письмо Дона Эксбриджа было фальшивкой. Квиллер склонялся ко второму. Сентиментальность, забота о наследии, даже слово «кубистический» шли вразрез с обликом типичного дельца, которому было наплевать и на историю округа, и на окружающую среду, и на искусство. Кто скрывался за этой подписью? И что всё это значило? Квиллер, явившись на ужин к Полли, обсудил с ней эту проблему. — Я тебе прочту вслух письмо, адресованное главному редактору, а ты догадайся, кто написал его. Она назвала несколько имён: это были члены либо Исторического, либо Генеалогического общества. — Дон Эксбридж! — провозгласил Квиллер. — А чего это его так переклинило? — открыла рот Полли. — Либо его пыльным мешком по голове ударили, либо он впервые в жизни узнал, что станет отцом, а может, он просто нанял эксперта по связям с общественностью, чтобы этот политтехнолог создал новый корпоративный имидж для компании «Донэкс и партнёры». А что сегодня в меню? — Будем доедать что есть — «остатки-сладки», — заявила Полли. — Рагу из курицы, вытащенной из позапозавчерашнего бульона, и субботний супчик с чесночными гренками, посыпанный козьим сыром. Это полезно. — Всё полезно, что в рот полезло. И вообще, Полли, ты гений! Ты могла бы открыть ресторан, где подавались бы только остатки! Ты могла бы назвать его «ООО!!!» — «Общество обожателей объедков», или «Deja vu»[5], или «Сейчас или никогда!». В течение нескольких минут они молча вкушали позапозавчерашнее рагу. Затем Полли заговорила.