— На острове и в самом деле славно, — подбавил Ник, — и кухня пришлась бы тебе по вкусу. Завтраки у Лори превосходные, кого хочешь спроси. А в гостинице повар из Нового Орлеана. — Из Нового Орлеана? — с нескрываемым интересом переспросил Квиллер. Кухня часто имела для него решающее значение. — А если бы я поехал, то, как ты полагаешь, — когда? — Как можно скорее. Завтра в полдень я привезу сюда Ясона, а после могу перевезти тебя на остров. У меня ведь теперь собственный катер. Если встретимся у дока в Мусвилле около четырех, то доберемся до острова так, чтобы ты успел и устроиться, и сходить в отель как следует пообедать. — Но не цыплятами! — съязвил Квиллер. Когда Ник прощался и прыгал в свой пикап, он выглядел гораздо бодрее. Было ещё рано, но Квиллер взобрался на галерею, чтобы выпустить сиамцев из их мансарды. Удивленные ранней побудкой, они, пошатываясь, вышли из комнаты, зевая, потягиваясь и тараща стеклянные со сна глаза. — Завтрак! — провозгласил он, и они, задрав хвосты, устремились на кухню, в горячности натыкаясь друг на друга. — Чего вам, парочке плотоядных, нынче поутру хочется? Могу предложить сочного, славного барашка из «Старой мельницы», рубленную вручную и тушенную в собственном, нежнейшем соку. В хорошем настроении он любил подекламировать, и чем громче становился его голос, тем больше они волновались, описывая вокруг него круги и восьмерки и всё увеличивая мощность воя. Вопли резко оборвались, когда он поставил тарелку на пол, и они атаковали её с силой, вызывающей трепет. Они были чистопородные сиамцы с голубыми глазами и атласными шкурками с бежевым мехом, оттененным темно-коричневыми пятнами. Юм-Юм являла собою изящную кокетку с пикантной мордочкой и обаятельными повадками. Коко, чье настоящее имя звучало как Као Ко Кун, был знатным котярой с величественными манерами и загадочным взором. Он представлял собой квинтэссенцию сиамца — с кое-какими дополнительными талантами, которые не указывались в специализированных справочниках. Квиллер, наблюдая, как они пожирают свой завтрак, размышлял о следующем своём шаге: как изложить новости Арчи Райкеру, не потеряв при этом лица. Весь вчерашний вечер он публично критиковал курорт Грушевого острова, а теперь на две недели, на весь отпуск Полли, переходил в стан противника. Дождавшись восьми часов, он позвонил в прибрежный дом Райкеров. — Что за вечеринка вчера была, Арчи!.. Я вам не наскучил? — О чём ты? — Мои выпады против Грушевого острова наверняка выглядели как старческое брюзжание и портили вам настроение. Так или иначе, я хотел бы загладить свою вину. — Эге! Что это ты задумал? — спросил человек, знавший Квиллера с детского сада. Их дружба устояла после почти полувека откровений, подтрунивания, препирательств, подножек и тычков. — Подозреваю, ты замыслил какую-то хитрость. — По правде говоря, Арчи, я все же решил немного подоить остров Завтрак, но — давай без лишней дипломатии — я хочу поехать туда на пару недель и написать об истории острова, о местных обычаях и легендах. Я назвал бы этот материал «Оборотная сторона острова». Как звучит? — Я тебе скажу, как оно звучит, грязная ты крысища! Звучит так, словно ты разочаровался в очередном идеале и ищешь, чем себя занять в те две недели, когда Полли не будет в городе. Я же тебя как облупленного знаю, и уж мне-то хорошо известно, как тебя тянет на авантюры. — Надеюсь, редакция оплатит все мои расходы? — спросил Квиллер, поддразнивая Арчи. В трубке на миг воцарилось молчание. Райкер был издателем и редактором «Всякой всячины», но принадлежала-то она Клингеншоеновскому фонду… — О'кей, езжай, — сказал Райкер, — но чтобы всё было тип-топ! — Я остановлюсь в ПП семьи Бамба. Не знаю, какой у них телефон, но они зовутся гостиницей «Домино». После того как самая трудная проблема была решена, остальное пошло как по маслу. Квиллер позвонил мистеру О'Деллу, своему помощнику и сторожу, которой его уверил: — Будьте покойны, а уж моей ноги на том острове больше не будет. Вот ведь чего ихние обратно понатворили с нашей старенькой маманей природой, вот ведь чего!.. Ничего доброго, по мне, из этого не выйдет! Вдобавок Квиллер поручил своей секретарской службе пересылать почту на главный отдел доставки Грушевого острова — но только письма с марками Орегона. Наконец, в субботу вечером он позвонил домой Эндрю Броуди. Броуди был шефом пикаксской полиции — громадный неуклюжий шотландец, игравший на волынке на свадьбах и похоронах. Когда миссис Броуди подошла к телефону, послышалась болтовня невидимого телевизора, и шеф заговорил ворчливым тоном телезрителя, чью программу прервали. Квиллер любезно начал с «Извини, что оторвал тебя от твоего любимого полицейского сериала!». — Издеваешься? Я смотрю передачу о природе. Ужас, что происходит в лесу во время дождя! На прошлой неделе — эта неприятность с чёрными медведями, а ещё раньше — нефть там разлилась! А что у тебя на уме? Хочешь, чтобы я подудел на вашей с Полли свадьбе? Для вас двоих я это сделаю бесплатно. — Полли летит в Орегон и может никогда не вернуться, а я плыву на так называемый Грушевый остров и тоже могу не вернуться. Говорят, ирисочные испарения смертоносны. — И зачем бы тебе туда плыть? Тебе не понравится, что сделали с нашим Завтраком, — мрачно предрек Броуди. — Я еду в основном, чтобы написать об островной жизни для колонки «Из-под пера Квилла», — бойко объяснил Квиллер, — но могу и немножко повыслеживать как человек со стороны. У них там было несколько инцидентов, которые вызывают вопросы, — три происшествия за неделю с небольшим. — Я слышал только о двух — пищевом отравлении и об утопленнике. Остров — в юрисдикции шерифа, и к нему там отлично относятся. И он, помяни моё слово, нынче летом как следует попотеет. Все эти туристы из Центра не к добру! Не к добру! — Как получилось, что ты не в курсе шерифского расследования, Энди? — Если случай серьёзный, шериф вызывает конную полицию, а если нет… ну… никаких объяснений. А ты берешь с собой своего смышленого кота? Уж он покажет отделу шерифа штучку-другую! — Я беру обеих кошек. Мой амбар две недели будет пустовать, но у мистера О'Делла есть ключ, и он будет регулярно туда наведываться. — Мы тоже за ним присмотрим, — сказал шеф. Броуди был одним из немногих, кто знал о детективных способностях Коко. Все кошки любознательны, все кошки одарены шестью чувствами, но Као Ко Кун превзошел обычную кошачью норму. Его уникальное чутье подсказывало ему, где и что было не в порядке. Часто он знал, что случилось, а порой — что должно случиться. Чёрный нос трепетал, коричневые уши вздрагивали, голубые глаза вперялись в пространство, а усы изгибались, когда Коко ловил вибрацию событий. Усы — антенна, настроенная на непостижимое, решил Квиллер. Ведь и собственные его усы топорщились, а верхняя губа подергивалась, когда он подозревал злодеяние. Эти предчувствия, соединившись с природным любопытством, часто вовлекали Квиллера в истории, не имевшие к нему прямого отношения. Судьба острова Завтрак тоже непосредственно его не касалась, и всё же он чувствовал, как этот остров притягивает его, словно магнит, и частенько поглаживал себе усы. Традиционный субботний обед с Полли пришлось отменить, потому что она собирала вещи, готовясь в дорогу; но утром в воскресенье он отвёз её в аэропорт, не упомянув о своих собственных островных планах, — хотел избежать объяснений. — Я буду по тебе скучать, — сказал он, и это было той правдой, которую не требовалось утаивать. — Полагаю, очки и определитель птиц у тебя с собой? — Я их в первую очередь уложила, — весело ответила она. — Было бы здорово добавить несколько тихоокеанских разновидностей к тем, которых я повидала. Мечта всей моей жизни — увидеть буревестника… Старинные приятели, к которым я еду, живут на побережье и знают всех водоплавающих. — Они — она или он — случайно не библиотекари? — придрался к её обтекаемой формулировке Квиллер. Полли нежно шлепнула его по колену. — Она моя соседка по комнате, а когда я поступала в университет, общих спален для разнополых студентов как-то не было, дорогой мой. Она архитектор, и я покажу ей снимки твоего обновленного амбара. Это произведет на неё громадное впечатление. А что собираешься делать ты, пока меня не будет?… Возможно, мне не следовало бы спрашивать, — с холодком прибавила она. — Я кое о чём подумаю, — пожал он плечами, — но жизнь моя станет скучной, однообразной, без маленьких радостей и волнений. — Ох, Квилл! Мне поплакать? Или посмеяться? После того как Полли поднялась на борт самолета, вылетающего в Миннеаполис, он поехал домой упаковывать свой багаж. Стоял июнь, и для Мускаунти температура была идеальная, но на острове посреди озера погоду не предскажешь. Он упаковал свитера и легкую куртку, как, впрочем, и сандалии с шортами. Не зная, насколько соблюдаются формальности в ресторане отеля, уложил парадные рубашки, но не забыл и о домашней одежде. Упаковал пишущую машинку, радиоприемник, диктофон и парочку книг из своей потрепанной библиотечки классиков: Торо, «Уолден», и Анатоля Франса, «Остров пингвинов». Они казались подходящими для такого случая. Сиамцы с беспокойством наблюдали, как в большую картонку грузилась сумка с кошачьим туалетом и кое-какие консервированные деликатесы. Затем из чулана со швабрами явился похожий на клетку контейнер, и Юм-Юм предприняла попытку к бегству. Квиллер схватил было её, но она выскользнула из его объятий и прошмыгнула у него между ног. Он погнался за ней вверх по галерее, через балконы и отловил её в душе комнаты для гостей. — Полезай сюда, кисонька, — сказан он, нежно поднимая её, и она прыгнула внутрь контейнера. Он принес её в контейнере обратно на первый этаж и скомандовал: — Все на борт и полный вперёд на остров Завтрак! — ЙАУ! — сказал Коко и присоединился к Юм-Юм. Это было необычно. Как правило, он не любил менять местожительство. Квиллер подумал: «Уж не знает ли он, что на острове творится неладное? Или просто узнаёт слово "завтрак"?» Поставив вещи в багажник, а кошачий контейнер — на заднее сиденье, Квиллер поехал на север, к Мусвиллу, мимо дорожных указателей, которые заняли вполне определенное место в его здешней жизни: бар «Грозный пёс», шоссе Скатертью дорога, индюшечья ферма (с новым начальством), федеральная тюрьма и многозначительная литера «К» на здании почты. Ник Бамба ждал его у муниципального пирса, где в доке лениво приплясывал катер по имени «Двенадцать очков», но мрачный вид молодого человека заставил Квиллера задать вопрос: — Что-нибудь ещё? — Да! — воскликнул Ник. — У Грушевого острова взорвался пассажирский катер. Владелец погиб. — Есть соображения о причинах? — Ну, он только что купил этот катер — аккуратненькое суденышко всего трёх лет от роду — и заправлялся бензином у колонки на пристани. Управляющий считает, что он не удалил старую сажу, перед тем как запустить мотор. — Неопытный моторист? — спросил Квиллер. — На вид вроде так. Когда я купил этот вот катерок, то сразу отвёл его в укрытие, к пристани, но большинство мотористов об этом не беспокоится. Это грубая ошибка. — Кто владелец пристани? — На южном берегу всем владеет «XYZ». Была угроза и для самого пирса, и для соседних суденышек, но, по счастью, большинство лодочников в это время выехали на озеро поудить. И особенно меня угнетает, Квилл, что у этого парня осталась семья. Он зашёл на переправу, чтобы закончить дела с покупкой этого катера. Заплатил наличными и собирался плыть на материк за женой и детьми. — Печальная история, — вздохнул Квиллер. — А вот от чего меня тошнит, — сказал Ник, — так это оттого, что тут, возможно, вовсе не несчастный случай. Глава третья Когда багаж и кошачий контейнер поставили на палубу «Двенадцати очков», Ник Бамба сказал: