Квиллер вынес машинку на застекленную веранду, чтобы поработать над вторничной колонкой, а Коко уселся рядом, наблюдая за ним. И вдруг какой-то звук или запах заставил кота резко повернуть голову на юг: приближается нарушитель границ частного владения! Это была Венди, которая несла белую коробку из пекарни. — Входите, — пригласил Квиллер. — Что это вы так осторожно несёте? Коко подумал, что у вас там бомба. — Дойл уехал в Центр искусств, а мы с Ханной съездили в Фишпорт за сладкими булочками, которые вы любите. Их можно держать в морозилке. Это небольшой знак признательности за всё, что вы сделали. — Глаза у Венди горели, она захлебывалась от восторга. — Знаете, Квилл, я так волновалась из-за Дойла, что была не в состоянии работать над своей семейной хроникой. Но теперь ко мне снова пришло вдохновение. — Вы никогда не рассказывали, каким образом вдохновение посетило вас впервые. Вы сказали, что это был какой-то драматический эпизод. — Квиллер почуял материал, которым можно будет заполнить пустое пространство на второй полосе, эту ненасытную прорву. — Мне бы хотелось записать ваш рассказ, если позволите. Диктофон поставили на стол, и Квиллер сделал запись, которая впоследствии стала колонкой во «Всякой всячине». — Что подсказало вам мысль написать историю семьи, вместо того чтобы составить генеалогическое древо? Я не могла себе представить, как хожу по разным учреждениям округа, выясняя даты рождений, смертей и бракосочетаний. Но я любила истории, которые рассказывала моя двоюродная бабушка о нашей семье — вплоть до тысяча восьмисотого года. Когда она умерла, после неё остался сундук с личной перепиской, который не был нужен никому из родственников, так что его забрала моя мама и отнесла на чердак. Однажды мы с мужем ехали на машине по сельской местности в Огайо и оказались на перекрёстке дорог, где сносили ферму, чтобы очистить место под строительство. На столбе висела надпись: здесь должны были построить автозаправочную станцию, две забегаловки фаст фуд, автоматическую прачечную и видеосалон. Надворные строения уже снесли и теперь занимались самим фермерским домом — это было большое некрасивое двухэтажное здание в колониальном стиле. Дверь парадного входа уже сняли, окна лишились переплётов. Что-то заставило меня вскрикнуть: «Стоп! Стоп!» Я кричала не рабочим, а мужу, чтобы он остановил машину. Мы припарковались у обочины, и я увидела душераздирающее зрелище. К дому подогнали мусоровоз и принялись бросать в него из верхнего окна всякий домашний скарб: одежду, шляпы, обувь, нижнее бельё, чулки, косметику, щётки для волос, фотографии в рамках, книги, полотенца, постельное бельё, лампы, маленький радиоприёмник и… коробку для шляп! Крышка с неё упала, из картонки вылетели сотни писем. Ветерок разметал их по земле. Я старалась сдерживать слезы, но при виде этих писем, валявшихся в грязи, разрыдалась. Дойл подумал, что я сошла с ума. Не знаю, кто там жил, носил эту одежду, читал эти книги, хранил эти письма, но я выплакала все глаза. Вот тогда-то я и занялась сундуком моей двоюродной бабушки, набитым корреспонденцией. Я читаю каждое письмо и составляю каталог: дата, имена и адреса отправителя и получателя, содержание. — Организовать весь этот материал так, чтобы получилась связная история, — это грандиозное предприятие. — Да, это нелегко. Сначала я проникнусь всеми событиями и эмоциями. А уж потом решу, писать ли мне документальную хронику реальной семьи… или роман. Ну а пока… Я просто переполнена радостями и печалями, успехами и неудачами, борьбой пионеров за жизнь и сокрушительными бедствиями. Эти люди умели видеть комическое даже в повседневной жизни: за дядюшкой гонялся бык; кузен провёл всю ночь на дереве; тетушке не удалось жаркое, когда к обеду ждали священника. — Вы легко разбираете почерк? — Гораздо легче, чем свой собственный! В те дни каллиграфии придавали большое значение. Они окунали перо в чернила и выводили буквы медленно, тщательно. Когда я вернусь домой, то сделаю фотокопии пары писем и пришлю их вам, Квилл. После того как Квиллер выключил диктофон и сделал комплимент Венди по поводу хорошо рассказанной истории, она призналась: — Я позвонила моей маме в Кливленд вчера вечером, когда Дойл был в Центре искусств. Она знает о моей склонности паниковать, и ей понравилась ваша идея, как отвлечь Дойла от походов в лес. Но когда он вернётся из Чикаго — что тогда? Она предложила, чтобы мы уехали отсюда на этот уикенд и провели несколько дней в «Гранд-отеле» на острове Макино[19]. Это будет что-то вроде второго медового месяца и что-то вроде второго свадебного подарка от неё и папы. — Великолепная идея, — одобрил Квиллер, — хотя нам будет не хватать вас обоих. Он взял материал для газеты в гостиницу, чтобы его передали по факсу до дедлайна, то есть до полудня. Лори вручила ему ещё одну открытку — снова с видом Стёрбридж-виллидж. Дорогой Квиллер! Мне тут очень нравится. Накупила массу вещей, которые отправлю домой. У Моны реакция на лечение аллергии. Если она улетит домой, верну арендованный нами автомобиль и буду путешествовать с Уолтером. С любовью, Полли «Интересно развиваются события, — подумал Квиллер. — И она ни разу не написала: „Как жаль, что здесь нет тебя“». — Всё в порядке? — осведомилась Лори. — Всё чудесно. — От нас уезжают Андерхиллы. — Очень жаль. Милая пара. — Почему нельзя сделать так, чтобы на свете было побольше Андерхиллов и поменьше Траффлов? В вестибюле, в стеклянной витрине, готовили новую выставку. Экспонаты принадлежали Сьюзан Эксбридж, владелице антикварного салона. Это была коллекция деревянных вещиц, вазочек, металлических фигурок животных и каких-то предметов, смахивавших на орудия пытки. Надпись в витрине гласила: «Коллекция щипцов для орехов». — Квилл, дорогой! — воскликнула Сьюзан в своей театральной манере. — Как тебе это нравится? — Наверное, в те дни было много орехов. — Орехи составляли основу рациона американских первопоселенцев. — А я-то думал, что они кололи орехи при помощи камня. — В конце восемнадцатого века трапеза непременно заканчивалась орехами, изобретатели и художники соперничали, конструируя хитрые щипцы для колки орехов… Но сейчас я не могу говорить. Позвони мне в магазин, дорогой! Она ушла, и к Квиллеру обратилась Кэти Хупер: — Не забудьте о сегодняшнем прогоне исторического спектакля, мистер Квиллер. В восемь часов. — Я уже зарезервировал кабинку, Кэти, но всё равно спасибо, что напомнили. Квиллер спросил Райкера: — Не хочешь ли ты вместе с твоей красавицей женой быть моим гостем на прогоне «Субботнего гулянья»? Арчи задал ему встречный вопрос: — Не хочешь ли ты вместе с твоей прожорливой утробой быть нашим гостем перед спектаклем? Никто никогда не отказывался от приглашения на обед к редактору кулинарного раздела «Всякой всячины». Райкеры обычно проводили лето в маленьком жёлтом пляжном домике на вершине песчаной дюны, откуда открывался вид на озеро. Хозяева сидели на веранде с аперитивами, когда прибыл Квиллер. Он спросил: — Что случилось с домом Данфилдов? Этот дом из красноватого дерева, стоявший по соседству с Райкерами, сменился кубом из белой штукатурки и стекла. Райкер объяснил: — Вдове не удавалось ни продать, ни сдать его из-за слухов о том, что в доме якобы живёт привидение. Тогда она снесла его и продала землю. Земля у озера ценится даже больше, если на ней не стоит старый дом. А что ты думаешь об этом новом здании? Смахивает на кубик льда. Обитатели дюн никак не могут решить: то ли наш дом выглядит убогим на его фоне, то ли это он смешон рядом с нашим. — Как там живёт? — Квиллер не сомневался в ответе.