Но вот выступил Корета в праздничном наряде, с лирой в руках. Медленно, как во сне, прошел он мимо гостей к жрецам. Гиркан вскочил, чтобы очистить возле себя место своему другу, и он приветствовал его, заключив в свои сильные объятия. – Ты хочешь петь? – спросил он. – Иди сюда! – И он поднял его на скамью. – Тише, друзья, Корета хочет петь! – Тише! Он хочет воспевать Гиркана! – воскликнули дельфийцы. Корета начал, но он вовсе не воспевал своего друга. Он рассказал об одном тихом вечере, когда он со своим стадом расположился на равнине у подножия Парнаса. Он сосчитал коз, одной не хватало. И он отправился разыскивать ее; он поднялся высоко на скалы. Наступила ночь, и разразилась страшная непогода. Молнии ударяли в скалу, и гром гремел так сильно, что горы содрогались. Но он поднимался все выше, он перепрыгивал через зиявшие пропасти и бесстрашно поднялся по отвесной скале. Непогода стала утихать; он медленно пробирался по густому сосновому лесу. Что это так быстро пронеслось мимо него? Он наклонился вперед и увидал лесную нимфу, которая быстро бежала по склону горы. Она громко взывала о помощи, и ее зеленые волосы развевались по ветру. Едва касаясь земли, она бежала по лесу, но вот перед ней разверзся обрыв. И тут он увидел ее преследователя; это был Пифон, громадный крылатый дракон с длинным змеиным телом и отвратительной рыбьей пастью. Он извергал из своих ноздрей огонь и дым и уже прижимался сладострастно своей чешуйчатой плотью к коленям нимфы. – Помогите, помогите! – молила она. Тут Корета услыхал крик, раздавшийся среди сосен: – Касталия! – Сюда! Помогите! Сюда! – взывала нимфа. Ветви раздвинулись, и из чащи выбежал юноша. Он был без бороды, у него были короткие курчавые волосы и большие сияющие глаза. Нагой, без щита, с одним только копьем в руках, бросился он на чудовище. Дракон расправил крылья и, извергая из ноздрей и пасти целые тучи дыма и пламени, устремился на юношу со страшным фырканьем. Юноша бросил в дракона копье и пронзил им глаза и мозг чудовища. Потом он бросил тело мертвого Пифона в узкое ущелье между двумя отвесными скалами. – Благодарение тебе, Аполлон! – сказала трепещущая нимфа. – И ты благодаришь меня только словами, красавица? – сказал бог. – Я уже давно люблю тебя, но ты бежишь от меня, робкая. – Я люблю одного пастуха, – ответила нимфа. – А я люблю тебя! – воскликнул убийца Пифона, бросаясь к нимфе. Однако Касталия выскользнула из его рук и, не произнеся ни слова, быстро побежала вниз по склону горы. Но Деметра, мать богов, сжалилась над ней: она превратила нимфу в источник, который быстро заструился по крутому склону горы. Тогда бог преклонил колени и поник головой, крупные слезы потекли из его глаз и смешались с Кастальским Источником. И он лобзал воду, и пил ее, и намочил ею свой лоб и свои кудри. Потом он встал, и в ночной тишине раздалась его песнь, жалобная песнь, полная тоски по утраченной возлюбленной. Корета умолк, и вокруг него долго царило молчание. Но вот вскочил Гиркан. – Он лжет! – воскликнул он. – Он лжет! Он подлый обманщик и лжец! Я был с ним, когда мы искали козу; это была черная коза элатейца Олибрия-скорняка! Мы пошли вместе, Корета и я, в горы, но никакой непогоды не было, небо было ясное, вечер был тихий! Не было ни разверстых пропастей, ни дракона, ни нимфы, ни бога – ничего, ничего этого не было! Я пошел один в горы, а он должен был с собакой обыскать миртовый лес. Но он сел на камень и заснул. Всю ночь я проискал козу и наконец под утро нашел ее. Когда я возвратился к нему, то нашел его все на том же камне, погруженным в крепкий сон. – Фу, как он лжет! – закричала и заволновалась толпа. Корета стоял неподвижно и странным взором обводил шумящих людей. Казалось, он не понимал, из-за чего они так кричат. Растерянный, смущенный, он озирался кругом, и вдруг взгляд его встретился со взглядом старого жреца. – Оставьте его! – воскликнул Мерион. – Я беру его под свою защиту! Но шумящая толпа надвигалась все ближе с поднятыми руками и сжатыми кулаками. – Его защищать? Нет, убить надо этого обманщика! Тогда жрец подошел к Корете, положил ему левую руку на плечо, а правую протянул вперед, как бы защищая его от возбужденной толпы. – Оставь его! – крикнул Гиркан. – Он лжец! – Лжец? Нет, он поэт. И поэзия стала правдой. Спроси школьника в красной фуражке, с сумкой на спине, возвращающегося домой из школы: – Что ты знаешь о Дельфах? Он ответит тебе: – Дельфы – древнегреческий город в Юго-Восточной Фокиде, общегреческий центр религиозного поклонения с храмом и оракулом Аполлона. По легендам, ранее назывался он Пифо. В древности здесь была священная земля, служившая резиденцией пифии, главного оракула, который давал советы, помогавшие принять важные решения в древнегреческом мире. Однажды, когда царь Крез послал в Дельфы своих послов… Держу пари, он мог бы добрых полчаса рассказывать тебе о Дельфах – про Пифо и оракулов, про храм Аполлона, про Кастальский источник и про скалы Федриады, с которых свергали богохульников. Мало того, он процитирует тебе также изречения в храме и с полдюжины прорицаний. И это – в наше время, более двух тысяч лет спустя! Много ли на свете таких восславленных в человеческой памяти мест? Поэта звали Корета, а слушатели назвали его лжецом. Но пусть они его назвали лжецом – его поэзия была сильнее правды атлета. Поэт победил, а Гиркана сбросили со скалы две недели спустя. Безобразную истину убили, чтобы оживить мечту певца. Но теперь долой прекрасное покрывало! Вот голая, жалкая истина. – Дамасипп! – сказал старый верховный жрец другому жрецу Аполлона после того, как он благополучно вывел Корета из шумящей толпы. – Дамасипп, созови всех жрецов и старейшин города в эту же ночь в храм бога. Все собрались в назначенном месте, и жрец убеждал каждого по очереди: – Никогда еще на долю города не выпадало такого счастья, о, мужи, как песня поэта Кореты. Пусть это тысячу раз будет безумным сном вдохновенного поэта. Мы сделаем из этого правду! Мы все должны поверить этому, и горе тому, кто будет сомневаться! Мы поверим, Фокида поверит, вся Эллада поверит и весь мир! Дельфы станут пупом земли, город этот станет священным! У нас воздвигнут храмы и святыни. Жрецы Дельфов будут первыми в мире! – Разве нас касаются ваши дела? – воскликнул купец Архимен. – Но разве эти дела и не ваши также? Сюда будут тысячами стекаться чужеземцы, и не с пустыми руками! Вы будете жить во дворцах и держать рабов, как самые богатые афиняне! Счастье улыбается вам, стоит только протянуть за ним руки! И чтобы положить этому начало, я заявляю, что твердо верю в правоту того, что нам рассказывал пастух! – Я верю, как и ты! – воскликнул Дамасипп. – И я также! И я! И я! – Все мы верим! И Дельфы поверили этому, и Фокида, и Эллада, и весь мир. Таким образом, нечто великое создали два человека: вдохновенный пастух и хитрый жрец. Но, конечно, был еще один человек, этому не поверивший, еще один, кроме упрямого Гиркана, который, как богохульник, был свергнут со скалы Федриады. Был еще один: поэт Корета. Он ничего не говорил – но ведь мог! Он и впрямь являл из себя некоторое неудобство. Однажды утром его нашли на улице мертвым – между его лопаток торчал нож жреца. Но кровь хороша, чтобы удобрить почву, где должны собирать жатву жрец и купец! Дюссельдорф Январь 1901 * * * notes Сноски 1 Любить умных женщин – удовольствие для педераста! (фр.) Приписывается Шарлю Бодлеру. – Здесь и далее примечания переводчиков.