Телохранитель сердито указал пальцем на дверь. Кучер скрестил руки на груди. – Taubstummer Dickkopf![30] – выругался верзила. Так вот почему возница вел себя с нами так странно. Теперь понятно, отчего Линд не боялся, что бородач попадет в руки полиции. Второй телохранитель сказал, тоже по-немецки: – Да черт с ним, пусть торчит. Ему, поди, тоже любопытно. Но здесь седой господин властно протянул руку к узелку, и я понял, что начинается самое главное. – Принесли? Давайте, – тусклым голосом сказал он по-французски. Я бросил на пол платок, в который был завернут шар, открыл крышечку и камень сверкнул из своего бархатного гнезда ленивым, приглушенным блеском. Медленно и ясно выговаривая каждое слово, я объяснил про сюрприз и про условия обмена. Слава Богу, мой голос ни разу не дрогнул. Тут самое важное было, чтобы Линд поверил – если понадобится, я не струшу. Он выслушал меня не перебивая и кивнул, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Нетерпеливо щелкнул пальцами: – Хорошо-хорошо. Давайте, я проверю. И вытащил из кармана маленькую, окованную медью лупу. Выходит, это был не Линд, а ювелир – как и предсказывал Фандорин. Я поддел двумя пальцами маслянистый камень, который охотно и как-то даже уютно лег в мою ладонь, будто был сотворен как раз по ее мерке. Второй рукой я осторожно прижал бомбу к груди. Ювелир взял бриллиант и подошел к одной из ламп. Телохранители – или кто они там были на самом деле – обступили мастера и шумно засопели, когда грани «Орлова» вспыхнули нестерпимым сиянием. Я оглянулся на мадемуазель. Она стояла неподвижно, сцепив пальцы. Приподняв брови, показала взглядом на шар, и я успокаивающе кивнул: не беспокойтесь, не уроню. Света масляной лампы ювелиру показалось мало. Он достал еще и электрический фонарик, подвигал пружиной. Тонкий, яркий луч коснулся бриллианта, и я прищурился – показалось, что от камня посыпались искры. – Alles in Ordnung[31], – бесстрастно произнес ювелир на нечистом немецком и спрятал лупу в карман. – Верните камень, – потребовал я. А когда он не выполнил мое требование, я угрожающе вытянул вперед обе руки с раскрытым шаром. Ювелир пожал плечами и положил бриллиант обратно в нишу. Ободренный успехом, я повысил голос: – Где его высочество? Теперь по условиям договора вы должны немедленно его вернуть! Безгубый показал пальцем на каменный пол, и я лишь теперь заметил черный квадратный люк с чугунным кольцом. – Кому он нужен, ваш мальчишка. Забирайте, пока не подох. В устах этого респектабельного господина грубое слово crever[32], произнесенное применительно к малютке, прозвучало так неожиданно и страшно, что я содрогнулся. Господи, что это за люди! Мадемуазель, шумно втянув воздух, бросилась к люку, схватилась за кольцо и потянула изо всех сил. Дверца немного приподнялась и тут же с гулким, металлическим стуком снова упала в пазы. Ни один из громил не тронулся с места, чтобы помочь даме. Эмилия в отчаянии оглянулась на меня, но и я не мог прийти ей на помощь – для этого пришлось бы положить шар. – Aufmachen![33] – угрожающе крикнул я и поднял бомбу повыше. С видимой неохотой один из бандитов отодвинул мадемуазель и легко, одной рукой откинул крышку. Открылся проем, но не черный, как я ожидал, а наполненный трепещущим светом – очевидно, в подземелье тоже горел масляный фонарь. Оттуда пахнуло сыростью и плесенью. Бедный Михаил Георгиевич! Неужто его продержали в этой дыре столько дней! Подобрав подол, мадемуазель стала спускаться. Один из верзил последовал за ней. У меня шумно и часто стучало в висках. Я услышал донесшийся снизу шум голосов, а потом пронзительный крик Эмилии: – Mon bébé, mon pauvre petit! Tas de salauds![34] – Его высочество мертв? – взревел я, готовый бросить бомбу на пол и будь что будет. – Нет, он жив! – услышал я. – Но совсем плохой! Не могу передать, какое облегчение я испытал в эту минуту. Ну конечно, его высочество простужен, ранен, одурманен опиумом, но главное – он жив. Ювелир протянул руку. – Дайте камень. Сейчас ваша спутница вынесет ребенка. – Пусть сначала вынесет, – пробормотал я, вдруг сообразив, что не имею представления, как вести себя дальше – в инструкциях Фандорина на сей счет ничего не содержалось. Отдавать камень или нет? Внезапно оставшийся телохранитель с неожиданным проворством прыгнул ко мне и обеими руками сжал мои ладони, державшие шар. Толчок вышел совсем незначительный, и взрывной механизм не сработал, но бриллиант выкатился из ниши и с щелкающим стуком поскакал по полу. Ювелир подхватил его и сунул в карман. Бороться с верзилой было бесполезно, а сзади уже подошел чернобородый кучер, в нечеловеческой силе которого я имел возможность убедиться. Господи, я всё погубил! – Вот и сюрприз номер два, – шепнул мне в ухо глухонемой и в ту же секунду стукнул бандита кулаком по лбу. Мне показалось, что не так уж сильно, но глаза немца закатились, он разжал свои ручищи и осел на пол. – Держите крепче, – сказал кучер голосом Фандорина. В один скачок оказался подле ювелира и зажал ему рукой рот, одновременно приставив снизу к подбородку стилет. – Taisez-vous! Un mot, et vous étes mort![35] Зюкин, отключите кнопку, бомба нам больше не понадобится. От стремительности, с которой происходили события, я был в оцепенении и неожиданному превращению кучера в Фандорина совсем не удивился – куда больше меня почему-то поразило то, что Эраст Петрович совершенно перестал заикаться. Я послушно подцепил ногтями утопленную кнопку и потянул – она с легким щелчком выскочила. – Крикните, что камень у вас и что ребенка можно выпускать, – тихо сказал Фандорин по-французски. Ювелир захлопал глазами с противоестественной быстротой – кивнуть он не мог, потому что этим жестом насадил бы свою голову на клинок. Фандорин убрал руку с его рта, но кинжал по-прежнему держал вертикально вверх. Пожевав проваленным ртом и облизнувшись, пленник запрокинул голову назад, будто хотел рассмотреть что-то на потолке, и вдруг громко закричал: – Alarme! Fuiez-vous![36] Он хотел крикнуть что-то еще, но узкая полоска стали вошла ему между горлом и подбородком по самую рукоятку, и ювелир захрипел. Я охнул. Убитый еще не успел рухнуть на пол, а из люка уже высунулась голова – кажется, того самого бандита, что давеча спустился вниз с мадемуазель. Фандорин скакнул к дыре и с размаху ударил его ногой по лицу. Послышался тяжелый звук рухнувшего тела, а Эраст Петрович, ни секунды не медля, спрыгнул вниз. – Господи! – вырвалось у меня. – Господи Боже! Снизу доносился грохот, кто-то кричал по-немецки и по-французски. Перекрестившись золотым шаром, я подбежал к проему и заглянул вниз. Увидел настоящую кучу-малу: огромный детина с занесенным ножом в руке подмял под себя Фандорина, а еще ниже лежал недвижный телохранитель. Эраст Петрович одной рукой сжимал противнику запястье, удерживая нож, а другой тянулся к его горлу, но никак не мог достать. Кажется, бывшего статского советника следовало спасать. Я бросил шар, метя в затылок великану, и превосходным образом попал – послышался чмокающий звук. Обычному человеку я вне всякого сомнения проломил бы череп, этот же лишь качнулся вперед. Но этого оказалось достаточно, чтобы Фандорин дотянулся ему до горла. Я не видел, что именно сделали пальцы Эраста Петровича, однако услышал тошнотворный хруст, и детина завалился на сторону. Я быстро спустился вниз. Фандорин уже вскочил на ноги и озирался по сторонам. Мы находились в квадратном помещении, углы которого тонули во мраке. Посередине склепа возвышалось поросшее мохом надгробье, на котором горела масляная лампа. – Где она? – переполошился я. – Где его высочество? Где Линд? У стены стоял сундук с набросанным на него тряпьем, и я подумал, что Михаила Георгиевича, наверное, держали там. Однако Фандорин кинулся в противоположную сторону. Я услышал топот быстрых удаляющихся шагов – судя по звуку, бежали человека три или четыре. Фандорин схватил фонарь, поднял его, и мы увидели проход в стене, забранный решеткой. Чернота озарилась вспышкой, воздух зло свистнул, ударило гулкое эхо. – За выступ! – крикнул мне Фандорин, отскакивая в сторону.