Путь пролегал через Слободу к Джангайским воротам, которые представляли собой три высокие прямоугольные арки с башнями. По переходам за зубчатыми стенами с праздным видом ходили туда и обратно люди в шлемах, поглядывая вниз через проемы между каменными зубцами. Некоторые смотрели в ту сторону, где на вершине холма осталась армия; офицер, за спиной которого трепетал флажок-кон, время от времени прикладывал к глазу зрительную трубу. Маленький отряд Ранда вызвал удивленные взгляды. Мужчины верхом и айильские Девы – необычная компания. На зубчатой стене замелькали арбалеты, но никто не проявлял открытой враждебности. Окованные железом ворота стояли открытыми. Перрин затаил дыхание. Он хотел одного – скакать галопом, без задержек, в Солнечный дворец, к Фэйли. Сразу за воротами располагалось караульное помещение с низким потолком, где прибывшие в город, прежде чем войти, обычно должны были отметиться. Когда отряд проходил мимо, кайриэнский офицер с квадратной челюстью окинул всех прибывших угрюмым взглядом, в особенности Дев. Однако он просто стоял, наблюдая, и не произнес ни слова. – Я же говорил, – сказал Добрэйн, как только отряд миновал караулку. – Колавир разрешила свободный доступ в город в честь Торжества коронации. Сейчас пропустят любого, даже того, на кого есть приказ об аресте. Такова традиция. И все же в его голосе слышалось явное облегчение. Мин шумно вздохнула, а вздох Лойала наверняка можно было расслышать на соседних улицах. Перрин не мог даже вздохнуть – так сильно у него щемило в груди. Ласточка дошла до Кайриэна, оставалось лишь доставить ее в королевский дворец. Вблизи Кайриэн вполне соответствовал тому, что его вид обещал издалека. Город располагался на высоких холмах, но, украшенные террасами и облицованные камнем, они уже не выглядели холмами. Широкие улицы, проложенные под прямым углом друг к другу, были заполнены народом. В этом городе даже крошечные переулки пересекались не вкривь и вкось, а строго перпендикулярно. Улицы редко поднимались по холмам и опускались с них, чаще они просто прорезали их насквозь. Все здания, от лавок до дворцов, были строго прямоугольные или квадратные, даже огромные, укрепленные контрфорсами башни, легендарные поднебесные башни Кайриэна, каждая из которых стояла на вершине одного из холмов и была одета лесами, – они все еще восстанавливались после того, как были сожжены во время Айильской войны. Город в целом выглядел очень сурово, и косые вечерние тени, прорезающие его, усиливали мрачное впечатление. Украшенные кисточками уши Лойала почти беспрерывно подрагивали, брови беспокойно хмурились, нависая над щеками, на лбу образовались складки. Вокруг было не так уж много признаков праздника, будь то Торжество коронации или Большой Часалейн. Перрин представления не имел, что праздник может быть приурочен к какому-то определенному событию, ведь в Двуречье День раздумий наступал тогда, когда кончались зимние холода и все радовались, что можно позабыть о них. Здесь, несмотря на толпы народа, атмосфера была молчаливой и безрадостной. Если бы это происходило где-то в другом месте, можно было бы предположить, что на настроение людей повлияла противоестественная жара, но на самом деле, за исключением обитателей Слободы, кайриэнцы вообще суровые, серьезные люди. Внешне, по крайней мере; о том, что происходило в их душах, Перрин до сих пор как-то не задумывался. Лоточники и повозки бродячих торговцев, которых он помнил, исчезли с улиц, так же как музыканты, акробаты и кукольники. Кое-кто, видимо, посчитал, что им самое место среди прочего сброда за стенами города. Закрытые, темные паланкины тут и там покачивались в молчаливой толпе, некоторые со знаменами Домов, чуть большими, чем кон, укрепленный выше их. Они продвигались так же медленно, как повозки, запряженные волами, рядом с которыми шли погонщики; оси телег пронзительно взвизгивали в тишине. Чужеземцы выделялись среди прочих не столько более пестрой одеждой, сколько потому, что не многие, кроме них, ехали верхом. Как правило, более низкорослые местные жители напоминали в своих темных одеяниях бледнолицых ворон. Айильцы, конечно, тоже бросались в глаза. Сколько бы их ни было, один-единственный или сразу десять, они свободно проходили сквозь любую толпу. Все отводили взгляды и расступались перед ними, где бы они ни появлялись. Лица айильцев поворачивались вслед отряду, медленно прокладывавшему путь сквозь толпу. Даже если не все они узнавали Ранда в его зеленой куртке, наверняка догадывались, кем должен быть высокий мокроземец, сопровождаемый Девами. От этих взглядов у Перрина мурашки по спине побежали: уж очень эти взгляды были внимательные. Именно эти взгляды вызвали у него прилив благодарности к Ранду за то, что он не взял с собой Айз Седай. Если не учитывать айильцев, вокруг Дракона Возрожденного плескалось море безразличия, которое расступалось перед Девами и снова смыкалось за Аша'манами. Королевский дворец в Кайриэне, или Солнечный дворец, или Дворец солнца, восходящего во всем своем великолепии, – кайриэнцы великие мастера давать названия, одно пышнее другого, – стоял на вершине самого высокого холма в городе. Темная прямоугольная масса камня, увенчанная башнями и подавляющая своими размерами. Ведущая к ней улица, Коронная дорога, представляла собой длинный и широкий уклон, поднимающийся к дворцу, и Перрин глубоко вздохнул, когда они вступили на нее. Фэйли здесь. Она должна быть здесь, и с ней не случилось ничего плохого. Все, что угодно, но она должна быть жива и здорова. Он дотронулся до узла, которым поводья Ласточки были привязаны к кольцу на передней луке его седла, коснулся топора у пояса. Подковы звонко цокали по каменной мостовой. Девы передвигались совершенно бесшумно. Стражники у огромных, широко распахнутых бронзовых ворот наблюдали за их медленным приближением, обмениваясь взглядами. По сравнению с тем, как обычно одевались кайриэнские солдаты, они выглядели довольно красочно. Десять человек с золотым восходящим солнцем на кирасах и шарфами цветов Дома Сайган, повязанными на алебардах. Перрин читал их мысли как по писаному. Тринадцать человек на лошадях, едут не спеша, лишь двое в доспехах, один – майенец в красном. Неприятностей можно ожидать от Каралайн Дамодред и Торама Райатина, но не от майенцев. И еще женщина и огир. Ну, с этими хлопот и вовсе не будет. Однако три с лишним дюжины Дев бегут рысью перед всадниками. Уж наверно, они не просто так решили заглянуть на чашку чая. Потребовались считаные мгновения на то, чтобы все это было обдумано и взвешено. Потом одна Дева подняла свою вуаль. Стражники дернулись, точно испуганные гуси, один из них прислонил к стене алебарду и бросился к воротам. Сделав два шага, он остановился как вкопанный. Вслед за ним все стражники замерли точно статуи, двигая только головой. – Отлично, – пробормотал Ранд. – Теперь свяжите их потоками и оставьте так. Перрин поежился, чувствуя себя как-то неуютно. Аша'маны стояли позади всех, заняв бо́льшую часть дороги; должно быть, они использовали Силу. Не исключено, что все вместе – восемь человек – они способны разнести дворец на части. Может, Ранд в состоянии сделать то же самое в одиночку. Но если бы с этих башен на них обрушился град арбалетных стрел, все они запросто могли погибнуть на открытой дороге, которая больше не казалась такой уж широкой. Однако ничего такого не произошло. Всякий, кто вздумал бы выглянуть наружу сквозь высокие узкие окна дворца или с галерей над колоннадой, не увидел бы ничего необычного. Сулин, быстро мелькая руками, что-то безмолвно сказала Деве, и та торопливо опустила вуаль. Все медленно двинулись вперед, вверх по каменному уклону. Головы некоторых стражников дико вздрагивали, глаза выкатились. Один, похоже, почти потерял сознание и тяжело навалился на колонну, упираясь подбородком в грудь. Рты у всех были открыты и напряжены, но оттуда не доносилось ни звука. Перрин постарался не думать о том, что заставляло их молчать. Медленно вперед, сквозь распахнутые бронзовые ворота, на главный двор. Никакой охраны, каменные балконы вокруг дворца совершенно пусты. Слуги в ливреях тут же выбежали, потупив взоры, чтобы взять поводья коней и подержать стремена. По рукавам их темных кафтанов и платьев сбегали вниз нашивки красного, желтого и серебряного цветов, у каждого на левой стороне груди сверкал маленький значок с изображением восходящего солнца. Они выглядели наряднее, чем когда-либо прежде слуги в Кайриэне, по крайней мере как помнилось Перрину. Они не видели стражников снаружи, но если бы и видели, это бы вряд ли что-либо изменило. В Кайриэне слуги играли в свою собственную версию Даэсс Дей'мар, Игры Домов, но при этом делали вид, будто воспринимают как должное любые поступки тех, кто стоит выше. Обращать слишком много внимания на то, что происходит у вышестоящих, – или, по крайней мере, проявлять к их делам интерес – чревато последствиями. В Кайриэне, как, впрочем, в большинстве стран, простого человека могли раздавить, даже не заметив, если он случайно оказывался на пути у обладающих властью и могуществом. Грубоватого вида служанка увела Ходока и Ласточку, даже не взглянув на Перрина. Ласточка была уже в Солнечном дворце, но это пока ничего не изменило. Перрин все еще не знал, жива ли Фэйли. Глупая мальчишеская фантазия. Сдвинув топор назад, он зашагал вслед за Рандом к широким серым ступеням, которые виднелись в дальнем конце двора, и кивнул, когда Айрам чуть выдвинул из ножен меч. При их приближении слуги в ливреях распахнули на верху длинной лестницы огромные двери, тоже бронзовые, похожие на внешние ворота и украшенные большим изображением Восходящего солнца Кайриэна. Прежде даже вестибюль ошеломил бы Перрина своим великолепием. Мощные прямоугольные колонны из темного мрамора поддерживали высокий, тоже прямоугольный, сводчатый потолок. Пол был выложен в шахматном порядке темно-голубыми и золотыми плитками. Вдоль карниза по всем стенам огромного зала располагались позолоченные эмблемы Восходящего солнца. Резные фризы, тянувшиеся вдоль стен, прославляли сражения, в которых Кайриэн одерживал победы. Зал был пуст, если не считать небольшой группки молодых людей, сгрудившихся под одним из фризов с батальной сценой. Завидев Перрина и остальных, они тут же смолкли. Все были при мечах, хотя из семи четверо оказались женщинами. Все – в куртках и обтягивающих штанах вроде тех, которые носила Мин. У всех – и у мужчин, и у женщин – недлинные волосы собраны сзади в некое подобие хвоста, доходящего до плеч, и перевязаны темной лентой. Одна из женщин одета в зеленое, чуть более светлого оттенка, чем обычно принято у кайриэнцев, другая – в ярко-голубое. Остальные – в темной одежде с несколькими яркими полосами поперек груди. Все они тут же уставились на отряд Ранда и особенно на Перрина; наверно, их поразили его желтые глаза. Он, вообще-то, уже привык к подобной реакции и даже не обращал на нее внимания, разве что кто-нибудь вздрагивал или приходил в смятение. Так они и стояли, тараща глаза в полном молчании, пока не закрылись двери за последним Аша'маном. Гулкое «бум!» захлопнувшихся дверей заглушил жаркий шепот; потом кайриэнцы подошли ближе, женщины держались даже более важно и высокомерно, чем мужчины, которые слегка отстали. Все они преклонили колени, но даже это умудрились сделать с надменным видом. Одетая в зеленое женщина бросила взгляд на другую, в голубом, которая стояла, опустив голову, и сказала: – Милорд Дракон, я – Камейле Нолайзен. Наше общество возглавляет Селанда Даренгил… – Она удивленно заморгала, заметив сердитый взгляд женщины в голубом. Несмотря на этот взгляд, от Селанды пахло насквозь пронизывающим ее страхом, если, конечно, Перрин правильно понял, кто из них кто. Взволнованно прочистив горло, Камейле продолжала: – Мы не думали… Мы не ожидали, что вы вернетесь… так скоро. – Да, – негромко произнес Ранд. – Сомневаюсь, чтобы кто-либо думал, что я вернусь… так скоро. Ни у кого из вас нет ни малейших причин бояться меня. Ни у кого. Я хотел бы, чтобы вы поверили мне. – Поразительно, но, говоря, он глядел прямо на Селанду. Когда она подняла голову и посмотрела на него, запах страха пошел на убыль. Не исчез совсем, но уменьшился до еле заметного всплеска. Как Ранд вообще догадался, что именно она так напугана? – Где Колавир? – спросил Ранд. Камейле открыла было рот, но ответила Селанда: – В Большом зале Солнца. – Голос ее креп с каждым мгновением, а запах страха становился все слабее. Странно, но, когда кайриэнка взглянула на Мин, Перрин уловил легкий оттенок ревности, еле заметный. Иногда способность Перрина распознавать, какие чувства означал тот или иной запах, приводила к тому, что он только больше запутывался. – Там идет третий Закатный прием, – продолжала она. – Мы недостаточно важные персоны, чтобы присутствовать на нем. Кроме того, полагаю, наше общество ей неприятно. – Третий, – пробормотал Добрэйн. – Уже девятый вечер после коронации. Времени она не теряет. По крайней мере, они там все вместе. Никто, ни один тайренец или кайриэнец, независимо от звания или своих претензий на него, не окажется в стороне. Поднявшись с колен, Селанда сказала доверительным тоном, таким, будто, кроме нее и Ранда, здесь никого не было: – Мы готовы станцевать танец клинков для вас, милорд Дракон. Сулин, вздрогнув, покачала головой, еще одна Дева громко охнула. Некоторые Девы выглядели и пахли так, будто готовы тут же, на месте, разделаться с юнцами. Айильцы вообще ломали голову, что им делать с этими молодыми мокроземцами. В глазах айильцев проблема состояла в том, что те пытались изображать из себя айильцев и придерживаться джи'и'тох, по крайней мере своего варианта этого своеобразного айильского кодекса чести. Этими семерыми их число вовсе не исчерпывалось; по всему городу можно было найти по крайней мере несколько сот таких ненормальных, объединившихся в сообщества по образцу айильских. Половина айильцев, как слышал Перрин, была не прочь помочь им; другая половина считала, что с ними следует покончить. Однако в данный момент все они вместе с их джи'и'тох волновали Перрина меньше всего. – Где моя жена? – требовательно спросил он. – Где Фэйли? Эти молодые идиоты обменялись предостерегающими взглядами. Предостерегающими! – Она тоже в Большом зале Солнца, – медленно сказала Селанда. – Она… она – одна из фрейлин королевы… леди Колавир. – Не заводись, Перрин, – прошептала Мин. – Наверно, так сложились обстоятельства. Без очень важной причины она не стала бы так поступать. Пожав плечами, Перрин попытался и в самом деле взять себя в руки. Одна из фрейлин Колавир? Для этого и впрямь нужна была, без сомнения, очень веская причина. Но какая? Селанда и остальные вновь обменялись предостерегающими взглядами. Один из кайриэнцев, молодой человек с острым носом, сердито прошептал: – Мы поклялись не говорить никому! Никому! Дали водный обет! Прежде чем Перрин успел открыть рот, чтобы спросить, о чем идет речь, заговорил Ранд: – Селанда, проводи нас в Большой зал. Предупреждаю, никаких клинков. Я сам прослежу за тем, чтобы восторжествовала справедливость и все получили по заслугам. Что-то в его голосе заставило волосы на загривке у Перрина зашевелиться. Беспощадная жесткость; этот голос вызвал в сознании Перрина образ безжалостно опускающегося молота. У Фэйли имелась очень веская причина. Как может быть иначе? Глава 5 Сломанная корона Высокие и широкие коридоры казались тесными и плохо освещенными, несмотря на позолоченные торшеры, оснащенные зеркалами для отражения света; светильники были установлены специально для того, чтобы освещать пространство, куда дневной свет проникнуть не мог. На стенах висели гобелены, изображающие сцены охоты или сражений; люди и животные на них казались более совершенными, чем в жизни. В разбросанных тут и там нишах стояли чаши, вазы и небольшие статуэтки из золота, серебра или алебастра. Мастера, изготовившие их, старательно избегали сколько-нибудь плавных, закругленных линий, будто для них важна была не форма, а сам материал, металл или камень. Тишина, которая так поражала в городе, здесь казалась еще ощутимей. Звуки шагов по плиткам пола порождали гулкое эхо – глухая поступь, наводившая на мысль о дурном предзнаменовании. Перрин не думал, что такое ощущение возникало только у него. Уши Лойала подрагивали при каждом шаге, он осматривался по сторонам с таким видом, будто ждал, что в любой момент из глубины коридора на них кто-нибудь набросится. Мин ступала решительно и быстро, сочувственно поглядывая на Ранда. Она, казалось, все время испытывала желание подойти к нему поближе; сдерживать свой порыв стоило ей заметных усилий и явно не доставляло удовольствия. Молодые кайриэнцы вначале по-прежнему вышагивали важно, точно павлины, но их надменность заметно увяла под воздействием мрачной обстановки и глухого отзвука шагов. Даже Девы чувствовали разлитую в воздухе угрозу. То и дело та или другая из них – за исключением одной Сулин – поднимала руку и ощупывала висящую на груди вуаль. Им, конечно, постоянно попадались слуги – бледные, узколицые мужчины и женщины в темных мундирах или платьях с эмблемой Восходящего солнца на левой стороне груди и нашивками цветов Колавир на рукавах. Некоторые, узнав Ранда, изумленно замирали. Очень немногие падали на колени и склоняли голову. Большинство ограничивались лишь тем, что коротко приседали в реверансе или низко кланялись, а потом снова возвращались к своим делам. Проявляй уважение к вышестоящим, кто бы они ни были, повинуйся им во всем, но не замечай, чем они занимаются, и тогда, может быть, не окажешься втянутым в их дела. Вот такой у них был подход, и мысль об этом заставила Перрина стиснуть зубы. Неправильный подход, люди не должны им руководствоваться. Два ливрейных служителя перед украшенными позолоченной резьбой дверями Большого зала Солнца посмотрели на Дев, а может, и на молодых кайриэнцев с явным неодобрением. Люди старшего поколения вообще косо поглядывали на юнцов, которые старались во всем подражать айильцам. Очень многие родители делали все, чтобы положить этому конец, требовали от сыновей или дочерей бросить эти глупости, приказывали слугам гнать с порога их приятелей, которые тоже вбили себе в голову всю эту чушь, точно обычных бродяг или уличных головорезов. Перрин не удивился бы, если бы слуги у дверей позолоченными жезлами преградили доступ в зал Селанде и ее друзьям, не пропустили их через распахнутые двери, не важно, относились они к благородным семействам или нет, и точно так же обошлись с Девами. Некоторые кайриэнцы все еще осмеливались называть айильцев дикарями, если не на людях, то в узком кругу уж точно. Служители у дверей, по-видимому, именно так и намеревались поступить; набрали в грудь побольше воздуха, напряглись и… И увидели Ранда поверх голов Дев. Глаза у слуг чуть не выскочили из орбит. Они покосились друг на друга и рухнули на колени. Один упорно смотрел в пол; другой зажмурился, и Перрин услышал, как он забормотал молитву. – Вот как меня любят, – негромко промолвил Ранд. Похоже, он не отдавал себе отчета в том, что произнес эти слова вслух. Мин залилась краской и дотронулась до его плеча. Ранд не глядя похлопал ее по руке, и по какой-то причине это, казалось, огорчило ее еще сильнее. Большой зал Солнца казался необъятным. Сведенный под углом потолок в верхней точке достигал полных пятидесяти шагов в высоту, позолоченные светильники свисали на позолоченных цепях, таких прочных, что их вполне можно было использовать для ворот какой-нибудь крепости. И этот громадный зал был полон народу. С обеих сторон от центрального прохода в два ряда тянулись массивные прямоугольные колонны из иссиня-черного, испещренного прожилками мрамора, и все пространство между ними было заполнено людьми. Первыми заметили вошедших те, кто стоял у дверей. Долгополые и короткие кафтаны, одни были ярких цветов, другие украшала вышивка; кое-кто явился на прием в дорожной одежде, на некоторых женщинах были платья для верховой езды. Пестрая толпа. И на всех лицах мгновенно проступило любопытство. Пристальные, внимательные взгляды, одинаково настойчивые у мужчин и женщин. Охотники за Рогом, решил Перрин, взглянув на тех, кто был в дорожном платье. Большинство из них по рождению принадлежали к благородным семействам или утверждали, что это так, а сегодня, по словам Добрэйна, здесь должны присутствовать все члены благородных семейств, которые только смогли прийти. Узнали они Ранда или нет, что-то, безусловно, почувствовали все, и их руки зашарили там, где обычно висели мечи и кинжалы, отсутствующие на месте в этот вечер. Трудно сказать, что на самом деле искали охотники, Рог Валир или приключений и достойного места в истории. Как бы то ни было, нюх на опасность у них развит превосходно. Они ощутили ее мгновенно, даже если не узнали Дракона Возрожденного. Остальные в Большом зале были менее чувствительны к восприятию опасности или, скорее, в большей степени заняты своими кознями и заговорами. Почти наступая Ранду на пятки, Перрин прошел около трети длинного центрального прохода, прежде чем по залу, точно ветер, промчалась волна изумленных вздохов. Бледные кайриэнские лорды с цветными нашивками на груди темных шелковых кафтанов, кое-кто с выбритыми спереди волосами и напудренными лбами; кайриэнские леди в платьях с такими же нашивками, как у мужчин, с воротом под самый подбородок и кружевами, почти закрывающими руки, с причудливыми прическами, представляющими собой сложные башни из волос, иногда в добрый фут высотой. Тайренские благородные лорды и обладатели менее значимого титула лорда страны – с напомаженными бородками клинышком, в бархатных шляпах и кафтанах красного, синего и всяких других цветов, с пышными рукавами, отделанными атласными вставками; тайренские леди в еще более ярких платьях с широкими кружевными рюшами и в плотно прилегающих к голове шляпках, усыпанных жемчугами и лунными камнями, огневиками и рубинами. Они узнавали Перрина, узнавали Добрэйна и даже Хавьена и Мин, но, что было гораздо важнее, они узнавали Ранда. Рябь узнавания катилась по залу вслед за идущими. Глаза широко распахивались, челюсти отвисали, люди замирали, почти одеревенев. У Перрина даже возникла мысль, что, может быть, Аша'маны связали их точно так же, как они это проделали со стражниками во дворе. В зале, в этом море духов и притираний, ощутимо запахло соленым потом – и дрожью страха. Однако все внимание Перрина тут же сосредоточилось на дальнем конце зала, на низком помосте из темно-синего мрамора, где стоял Солнечный трон, сияя, точно светило, в честь которого он был назван, с изображением испускающего волнообразные лучи золотого Восходящего солнца в верхней части высокой спинки. Колавир медленно поднялась, пристально глядя поверх головы Ранда. На ее темном, почти черном платье не было ни одной цветной полоски, свидетельствующей о принадлежности к благородному семейству, но огромную массу локонов на голове украшала корона в виде золотого Восходящего солнца, усыпанная желтыми бриллиантами. Позади Солнечного трона стояли семь молодых женщин в платьях с темными корсажами, с кружевами под самый подбородок и с юбками из вертикальных полос цветов Колавир – желтыми, красными и серебряными. По-видимому, кайриэнская мода предписывала королеве и ее фрейлинам одеваться в прямо противоположном стиле. Еле заметное движение позади трона указало на то, что женщин на помосте восемь, а не семь, как показалось сначала, но Перрина не волновали ни Колавир, ни кто-либо еще. За исключением женщины, стоявшей справа от королевы, – Фэйли. Взгляд ее слегка раскосых глаз, похожих на влажные темные луны, остановился на Перрине, но спокойное, приличествующее случаю выражение лица ни на йоту не изменилось. Разве что это лицо стало чуть более замкнутым. Он попытался определить, чем от нее пахнет, но запах духов – и страха – со всех сторон был слишком силен. У нее имелась причина оказаться здесь, на помосте, очень веская причина. Должна была быть. Ранд прикоснулся к рукаву Сулин. – Ждите здесь, – сказал он. Сулин нахмурилась, шрам на ее морщинистом лице проступил заметнее. Она внимательно вгляделась в его лицо и с явной неохотой кивнула. Свободной рукой она сделала еле уловимый жест, и еще одна волна изумления пробежала по залу, когда Девы подняли вуали. Это было почти забавно. Восемь мужчин в черных мундирах, стреляющие взглядами по сторонам, запросто могли убить всех собравшихся здесь, прежде чем первая Дева успела бы метнуть копье, но никто из присутствующих понятия не имел, кем или чем они являются. Никто не взглянул на них дважды, для всех они были лишь горсткой мужчин с мечами в ножнах. Все смотрели только на Дев. И на Ранда. Неужели никто не заметил, что ни один из этих мужчин не вспотел, так же как и Ранд? Перрину, по крайней мере, казалось, что он плавает в поту. Оставив позади Дев, Ранд вместе с Мин двинулся вперед и остановился около Перрина. Добрэйн и Хавьен тут же присоединились к ним. И Айрам, конечно, точно тень Перрина. Ранд внимательно вглядывался поочередно в их лица, медленно кивая каждому. Перрина он разглядывал дольше других, и прошло больше всего времени, прежде чем он кивнул. У обоих воинов – седовласого кайриэнца и молодого майенца – лица смертельно побледнели. Перрин понятия не имел, как выглядит он сам, чувствовал лишь, что челюсти у него плотно стиснуты. Никто не причинит вреда Фэйли, не важно, что она сделала и почему. Не важно, на что ему придется пойти, чтобы помешать этому. Они двинулись к трону по полу, выложенному плитками и украшенному мозаикой в виде золотого Восходящего солнца на голубом фоне; их шаги очень громко звучали в полной тишине. Подхватив руками юбки, Колавир несколько раз облизнула губы, взгляд ее метался между Рандом и дверями позади него. – Ждешь, когда появятся Айз Седай? – Голос Ранда отозвался эхом. Он улыбнулся кривой, неприятной улыбкой. – Я отправил их в айильский лагерь. Если Айил не смогут научить их хорошим манерам, то никто не сможет. Прошелестело, постепенно затихая, изумленное бормотание. Нос Перрина ощутил, что запах страха усилился. Колавир вздрогнула: – Зачем мне?.. – Глубоко вздохнув, она собрала все свое достоинство. Очень красивая женщина, даром что уже средних лет, без единой серебристой нити в темных волосах. Ее отличала королевская осанка, независимо от того, была у нее на голове корона или нет. Она родилась на свет, чтобы приказывать; чтобы править, так она считала. В глазах, жестких, все взвешивающих и оценивающих, светился незаурядный ум. – Милорд Дракон… – сказала Колавир, присев так низко, что это выглядело почти насмешкой. – Я приветствую ваше возвращение. Кайриэн приветствует ваше возвращение. Она произнесла эти слова таким тоном, что создавалось впечатление, будто Колавир отождествляет себя с великим городом. Ранд медленно поднялся на помост. Мин сначала хотела было последовать за ним, но потом остановилась, сложив руки. Перрин двинулся было за Рандом, чтобы оказаться поближе к Фэйли, но преодолел лишь часть пути. Его остановил взгляд жены. Взгляд, который выдавал ее желание понять, что происходит, почти такое же сильное, как у Колавир. Устремленный на него точно с таким же выражением, как и на Ранда. Хотелось бы Перрину ощутить ее запах. Даже не для того, чтобы попытаться разобраться в ее чувствах, а просто потому, что это ее запах. Однако вонь страха со всех сторон по-прежнему была слишком сильна. Почему Фэйли молчит? Почему не подойдет к нему? Не улыбнется? Почему хотя бы просто не улыбнется? Колавир в какой-то степени удалось собрать остатки своего достоинства, но не более того. Ее голова находилась на уровне груди Ранда, хотя башня из волос создавала впечатление, что они одного роста. Взгляд Ранда скользнул по лицам женщин, выстроившихся по обеим сторонам трона. Возможно, задержавшись на Фэйли. Перрин не был в этом уверен. Ранд положил руку на один из тяжелых подлокотников Солнечного трона: – Тебе известно, что я предназначал этот трон для Илэйн Траканд. – Его голос не выражал никаких эмоций. – Милорд Дракон, – спокойно ответила Колавир, – в Кайриэне слишком долго не было правителя. Кайриэнского правителя. Вы сами говорили, что лично вас не интересует Солнечный трон. Илэйн Траканд могла бы претендовать на трон, – еле заметный быстрый жест словно отбросил саму эту возможность, – если бы была жива. Прошел слух, что она мертва, как и ее мать. – Было рискованно с ее стороны напоминать об этом. Многие слухи утверждали, что именно Ранд убил обеих, и мать, и дочь. Однако Колавир была не из трусливых. – Илэйн жива. – Голос Ранда по-прежнему ничего не выражал, но в глазах вспыхнул огонь; Перрин не ощущал его запаха по той же причине, по какой не мог почувствовать запах Фэйли, но ему не требовался нос, чтобы распознать загнанный в бутылку гнев. – Она получит обе короны, андорскую и кайриэнскую. – Милорд Дракон, что сделано, то сделано. Если вы чем-то недовольны…