– Что? – рассеянно спросил Перрин. Может, просто протолкнуться сквозь круг Хранительниц Мудрости? Что произойдет? Точно прочтя его мысли, Эдарра сердито посмотрела на него, то же сделал и еще кто-то. Иногда и впрямь казалось, что женщины способны читать мысли мужчин. Ладно… – Я говорю, ничего у них не понять, у этих женщин, Перрин Айбара. Чиад сказала, что не положит свадебный венок к моим ногам, прямо так и заявила. – Айилец, казалось, был потрясен. – Я, говорит, могу взять тебя в любовники, для себя и для Байн, но не более того. – (В другое время этакие слова могли бы шокировать Перрина, хотя он уже слышал о таком прежде. Айильцы были невероятно… свободны в этих вопросах.) – Как будто я недостаточно хорош, чтобы быть мужем, – сердито фыркнул Гаул. – Я не люблю Байн, но готов жениться и на ней, лишь бы Чиад была счастлива. Если Чиад не собирается плести для меня свадебный венок, с какой стати она заигрывает со мной? Раз я не гожусь ей в мужья, пусть оставит меня в покое. Перрин хмуро посмотрел на него. Зеленоглазый айилец был выше Ранда и почти на голову выше его самого. – О чем это ты толкуешь? – О Чиад, разумеется. Ты что, не слушал меня? Она вроде как избегает меня, но каждый раз, как попадается навстречу, непременно останавливается. Проверяет, успел ли я ее заметить. Не знаю, как обстоит дело у вас, мокроземцев, но у нас таким способом женщины завлекают мужчин. Она появляется, когда ты меньше всего этого ждешь, но тут же снова исчезает. До сегодняшнего утра я даже понятия не имел, что она здесь, вместе с Девами. – Как это – здесь? – прошептал Перрин. Сосулька, точно клинок, пронзила сердце, земля ушла из-под ног. – А Байн? Тоже здесь? Гаул пожал плечами: – Они редко разлучаются. Но меня интересует Чиад, а не Байн. – Чтоб они сгорели, и ты вместе с ними! – завопил Перрин. Хранительницы Мудрости дружно обернулись и уставились на него. Почти все, кто стоял на склоне холма, сделали то же самое. Кируна и Бера тоже обратили к Перрину внимательные лица. Приложив неимоверное усилие, он заговорил тише, хотя напряжение по-прежнему клокотало в его голосе, с этим Перрин ничего не мог поделать. – Они должны были защищать ее! Она в городе, в королевском дворце, с Колавир – Колавир! А они должны были в случае чего защитить ее. Почесывая голову, Гаул взглянул на Лойала: – Это мокроземцы так шутят? Фэйли Айбара уже выросла из детских юбок. – Я знаю, что она не ребенок! – Перрин набрал полную грудь воздуха. Очень трудно не кричать, если живот у тебя, казалось, полон кислоты. – Лойал, объясни этому… объясни Гаулу, что наши женщины не кидаются друг на друга с копьями, что Колавир даже в голову не придет предлагать Фэйли сражаться, что ей достаточно просто приказать, и Фэйли перережут горло, или сбросят ее со стены, или… – Нет, слишком ярки оказались эти страшные образы; у Перрина все внутри перевернулось. Лойал сочувственно похлопал Перрина по плечу: – Перрин, я понимаю твое беспокойство. Я знаю, что испытывал бы то же самое, если бы думал, что Эрит угрожает опасность. – Кисточки на кончиках его ушей задрожали. К его утешениям, конечно, стоило прислушаться, как же; мать мечтала женить его на молодой женщине-огир, которую выбрала сама, а он только и делал, что бегал от нее. – Ах! Ну ладно, Перрин. Фэйли ждет тебя, целая и невредимая. Я знаю это. И ты знаешь, что она вполне способна постоять за себя. – Лойал несколько принужденно рассмеялся своим гудящим смехом, но тут же снова стал серьезен, даже угрюм. – Перрин… Перрин, ты же знаешь, что не можешь всегда находиться при Фэйли, чтобы защищать ее, как бы тебе того ни хотелось. Ты – та'верен. Узор сплетает вокруг тебя свое кружево, как ему, Узору, угодно, и использует тебя, как ему, Узору, нужно. – Чтоб он сгорел, этот Узор! – прорычал Перрин. – Пусть все горит огнем, если это спасет ее. Уши Лойала от потрясения встали торчком, и даже Гаул выглядел ошеломленным. «Что со мной творится?» – подумал Перрин. Он всегда презирал тех, кто всю жизнь занимался исключительно своими мелкими делишками и думать не думал о Последней битве и тени Темного, которая надвигалась на мир. Чем же он теперь отличается от них? Ранд придержал черного коня, поравнявшись с Перрином: – Ты идешь? – Иду, – мрачно ответил Перрин. Он не знал ответа на вопрос, который только что задал себе, но в одном был полностью уверен. Нехорошо, конечно, если судьбы мира не волнуют человека, но для него лично мир без Фэйли не имел смысла. Глава 4 В Кайриэне Дай Перрину волю, и он скакал бы еще быстрее, хотя понимал, что долго лошади такого темпа не выдержат. Они поочередно то скакали рысью, то бежали бок о бок с лошадьми. Ранд, казалось, с головой ушел в свои мысли, если не считать того, что он подставлял руку Мин каждый раз, когда она спотыкалась. Остальных для него как будто не существовало, он даже удивленно помаргивал, когда Перрин или Лойал попадались ему на глаза. По правде говоря, все были примерно в таком состоянии. Люди Добрэйна и Хавьена смотрели прямо перед собой, пытаясь угадать, что ждет их впереди. Двуреченцы, чувствуя мрачное настроение Перрина, погрузились в уныние. Им нравилась Фэйли – по правде говоря, некоторые просто обожали ее, – и если бы с ней что-то случилось… Даже нетерпение Айрама поугасло, когда до него дошло, что Фэйли может угрожать опасность. Каждый мысленно отсчитывал лигу за лигой, прикидывая, сколько их еще осталось до города. За исключением Аша'манов, конечно. Точно стая черных воронов, они держались сразу позади Ранда и были полностью поглощены тем, что обшаривали взглядами местность, остерегаясь засады. Дашива тяжело, точно куль, трясся в седле и мрачно бормотал что-то себе под нос каждый раз, когда приходилось слезать с коня и бежать. Казалось, ему стало бы даже легче, если бы они и в самом деле напоролись на засаду. Впрочем, вряд ли это было возможно. Сулин и дюжина Фар Дарайз Май рысью мчались перед колонной, примерно столько же бежали по бокам, а еще больше Дев двигалось настолько далеко впереди, что Перрин даже не видел их. Многие засунули свои короткие копья под перевязь, которая удерживала налуч на спине, и теперь наконечники копий подскакивали над их головой; короткие луки из рога они держали в руках, наложив стрелы на тетиву. Девы высматривали все, что могло угрожать Кар'а'карну, но в равной степени следили и за ним самим, точно опасаясь, что он снова исчезнет. Они первыми обнаружили бы любую опасность или западню, оказавшиеся на пути. Чиад бежала среди Дев, которые держались рядом с Сулин, – высокая женщина с темными, чуть рыжеватыми волосами и серыми глазами. Взгляд Перрина был неотрывно прикован к ее спине, он страстно желал, чтобы Чиад отстала от остальных и он смог бы переговорить с ней. Она, однако, делала вид, что ничего не замечает, и явно избегала его, точно зачумленного. Байн бежала не с колонной. Большинство Дев следовали тем же путем вместе с Руарком и алгай'д'сисвай, но они заметно отстали из-за повозок и пленниц. Черная кобыла Фэйли рысью бежала за Ходоком, ее поводья были привязаны к его седлу. Двуреченцы, присоединившиеся к Перрину возле Колодцев Дюмай, привели Ласточку с собой из Кэймлина. Каждый раз, когда он оглядывался на лошадь, которая гарцевала позади, перед его мысленным взором возникало лицо жены, ее рельефно очерченный нос, раскосые темные глаза и высокие скулы. Она любила эту лошадь, может, даже не меньше, чем его. Женщина столь же гордая, сколь и прекрасная, столь же вспыльчивая, сколь и гордая. Дочь Даврама Башира вряд ли способна тихонько отсидеться в уголке или хотя бы попридержать язык ради того, чтобы угодить Колавир. Колонна останавливалась четыре раза, чтобы дать отдохнуть лошадям, и Перрин скрежетал зубами из-за каждой заминки. И все же, поскольку проявлять заботу о лошадях было его второй натурой, он рассеянно осматривал Ходока и чисто механически давал жеребцу немного воды. К Ласточке он проявлял больше внимания. Если Ласточка благополучно доберется до Кайриэна… Странная идея незаметно пустила корни в его сознании. Если он приведет лошадь Фэйли в Кайриэн, с ней самой все будет в порядке. Нелепая ребяческая фантазия, которая могла бы зародиться в голове какого-нибудь несмышленыша, но он никак не мог от нее избавиться. На каждой остановке Мин старалась развеять мрачное настроение Перрина. «Что у тебя за вид? – добродушно посмеиваясь, спрашивала она. – Краше в гроб кладут». «Если ты явишься к жене с таким лицом, – уверяла она, – та наверняка захлопнет дверь у тебя перед носом». Но Мин пришлось признать, что ни в одном из своих видений она не видела Фэйли целой и невредимой. – Света ради, Перрин, – в конце концов сердито сказала она, теребя серые перчатки для верховой езды, – ты что, не знаешь ее? Если кто-нибудь задумает обидеть твою жену, она велит ему подождать в прихожей, пока у нее не найдется для него время. Он чуть не зарычал в ответ. Ее слова вовсе не означали, конечно, что эти две женщины недолюбливают друг друга, но они прозвучали как-то очень… невпопад. Лойал напомнил Перрину, что охотники за Рогом способны позаботиться о себе и что Фэйли осталась цела и невредима даже после стычки с троллоками. – С ней все в порядке, Перрин, – сочувственно гудел он, торопливо перебирая ножищами рядом с Ходоком, держа свой огромный топор на плече. – Я уверен. – Однако Лойал произносил эти слова, наверно, уже раз двадцать, и каждый раз они звучали чуть менее сочувственно. Последняя попытка огира проявить сочувствие явно увлекла его чуть дальше, чем он намеревался. – Я уверен, Перрин, что Фэйли способна позаботиться о себе. Она не то что Эрит. Я жду не дождусь, когда Эрит предложит мне стать ее мужем. Тогда я смогу о ней позаботиться. Я бы, наверно, умер, если бы она изменила свое отношение ко мне. – Проговорив это, Лойал так и замер с открытым ртом, хлопая огромными глазищами; уши задрожали от волнения, он споткнулся, зацепившись ногой за ногу, и чуть не упал. – Я не это имел в виду, – хрипло пробормотал он, догнав коня Перрина и широко шагая рядом с ним. Его уши все еще подрагивали. – Я хотел сказать, что и сам еще не уверен… Я слишком молод, чтобы… – С трудом проглотив комок в горле, он бросил на Перрина укоризненный взгляд, а потом другой, на Ранда, скакавшего впереди. – Рядом с двумя та'веренами лучше вообще не раскрывать рта. Что-нибудь да ляпнешь! Ничего невозможного в том, что сорвалось у него с языка, не было, огир прекрасно понимал это, и присутствие рядом та'верена тут совершенно ни при чем. И все же Лойал почему-то выглядел ужасно испуганным, Перрину никогда не случалось видеть его таким. Прошло довольно много времени, прежде чем уши огира перестали дрожать. Фэйли заполонила мысли Перрина, но все же он не ослеп и постепенно стал замечать то, на что вначале не обращал внимания или что, может быть, просто не доходило до его сознания. Жара стояла и тогда, когда меньше двух недель назад он вел своих людей из Кайриэна, и все же сейчас прикосновение Темного к миру ощущалось сильнее. Земля, казалось, погибала прямо на глазах. Хрупкая трава, которая потрескивала под копытами коней, съежилась, превратилась в коричневую паутину, стелющуюся по земле и липнущую к камням на склоне холмов. Обнаженные ветки, безжизненные, почти мертвые, с треском ломались под порывами сухого ветра. Сосны и болотные мирты побурели и пожелтели, как никогда прежде. Спустя несколько миль стали появляться фермы, незамысловатые прямоугольные постройки из темного камня. Вначале они попадались редко, на далеко отстоящих друг от друга расчищенных участках посреди леса, потом все чаще и чаще, по мере того как лес редел, превращаясь во что-то, что и лесом-то вряд ли можно назвать. Появилась проезжая дорога, ползущая по склонам и гребням холмов, огибающая окруженные каменными оградами поля, которые теперь составляли основную примету местности. Бо́льшая часть попадавшихся раньше ферм выглядели заброшенными – там стул со спинкой из перекладин лежит на боку перед фермерским домом, здесь тряпичная кукла валяется на обочине. Коровы – кожа да кости – и вялые овцы усеивали пастбища, на которых тут и там ссорились из-за трупов вороны; почти на каждом пастбище гнили чьи-нибудь останки. То, что прежде выглядело как бурные потоки, теперь превратилось в еле заметные ручейки, прокладывающие себе дорогу по засохшей грязи. Засеянная пашня, которую по всем законам природы должно было укрывать снежное одеяло, выглядела так, будто земля вот-вот превратится в пыль, а там, где это уже произошло, пыль развеял ветер. Высокий столб пыли сопровождал движение колонны, и так было до тех пор, пока узкая грунтовая дорога не влилась в широкую, вымощенную камнем, которая тянулась от перевала Джангай. Здесь уже попадались люди, хотя и немного. Все они казались вялыми, с потухшими глазами. Хотя солнце было уже на полпути к горизонту, в воздухе ощущалась жара. Редкие повозки, запряженные волами или лошадьми, поспешно съезжали на более узкие тракты или даже в поля, лишь бы убраться с дороги. Те, кто правил ими, по виду обычные крестьяне, ничего не понимающими взглядами провожали три знамени, проносившиеся мимо. Тысяча вооруженных мужчин – здесь было на что поглазеть! Тысяча вооруженных мужчин, несущихся куда-то и с какой-то целью. Да, здесь было на что поглазеть, а заодно и поблагодарить судьбу за то, что они скрылись из глаз. Наконец, когда солнцу осталось совсем немного до горизонта, дорога взобралась на гору и открылся вид на Кайриэн, раскинувшийся на расстоянии двух или трех миль. Ранд натянул поводья, и Девы, которые теперь держались все вместе, уселись на корточки прямо там, где остановились. По-прежнему, однако, не забывая внимательно поглядывать по сторонам. Никакого движения не было заметно на голых холмах перед огромной массой серого камня – прямоугольные стены и башни, замершие, точно зачарованные, – спускающейся к реке Алгуэнья. Корабли всех размеров стояли на якорях, некоторые пришвартовались к пристани на дальнем берегу, где располагались амбары для хранения зерна. Несколько кораблей плыли под парусами или на веслах, придавая картине мирный, благополучный вид. В небе не было ни облачка, и света еще вполне хватало, чтобы Перрин отчетливо разглядел огромные знамена, развевающиеся над городскими башнями. Алое знамя Света, белое знамя Дракона со змеем, поблескивающим красно-золотой чешуей, Восходящее солнце Кайриэна с волнистыми лучами, золотое на голубом. И четвертое, укрепленное не выше, но и не ниже остальных. Серебряный ромб – алмаз – мерцал на клетчатом желто-красном поле. Опустив небольшую зрительную трубу, Добрэйн с хмурым видом засунул ее в кожаный цилиндрический футляр, привязанный к седлу. – Я надеялся, что дикарки что-то не так поняли, но раз знамя Дома Сайган развевается вместе с Восходящим солнцем, значит на троне и вправду Колавир. Она наверняка каждый день раздает в городе подарки: деньги, еду, безделушки. Так всегда по традиции отмечают Торжество коронации. Любой правитель наибольшей популярностью пользуется в течение недели после того, как завладеет троном. – Он искоса взглянул на Ранда; в лице Добрэйна читалось напряжение, связанное с тем, что он говорит так прямо в присутствии Дракона Возрожденного. – Простой люд может взбунтоваться, если ему не понравится то, что ты собираешься делать. На улицах может пролиться кровь. Серый жеребец Хавьена нетерпеливо гарцевал под всадником, который переводил взгляд с Ранда на город и обратно. Это был не его родной город. Майенец и раньше не скрывал, что его мало беспокоит, прольется на этих улицах кровь или нет. Главное, чтобы с его собственным правителем ничего плохого не случилось. Ранд довольно долго просто внимательно рассматривал город. Что бы он там ни увидел, его лицо сохраняло мрачное выражение. Мин все это время разглядывала Ранда с явным беспокойством, может быть, даже с состраданием. – Я постараюсь во всем разобраться, – произнес он в конце концов. – Флинн, ты останешься здесь с солдатами. Мин… Она резко прервала его: – Нет! Я буду там, где ты, Ранд ал'Тор. Я нужна тебе, и ты знаешь это. – Последнее прозвучало не как требование, но если женщина стоит руки в боки и сверлит тебя взглядом, это мало похоже на просьбу, какие бы слова она при этом ни произносила. – И я тоже, – добавил Лойал, опираясь на свой топор. – Как-то так получается, что все самое интересное происходит с тобой, когда меня нет рядом. – В его голосе послышались жалобные нотки. – Так не годится, Ранд. Не годится для книги. Как я могу писать о том, чему не был свидетелем? Все еще глядя на Мин, Ранд предостерегающим жестом протянул было к ней руку, но потом уронил ее. Девушка спокойно встретила его взгляд. – Это… безумие. – Жестко натягивая поводья, Дашива ударами в бока заставил свою упитанную лошадь подойти вплотную к черному коню Ранда. У него было такое выражение лица, точно он делал это против своего желания; может, даже Аша'манам бывало не по себе, если они оказывались слишком близко к Ранду. – Вполне достаточно одного-единственного человека с… с луком или ножом, которого вы не заметите вовремя. Пошлите кого-нибудь из Аша'манов. Или нескольких, если считаете, что это необходимо. Можно открыть проход прямо во дворец и оказаться там, прежде чем кто-либо поймет, что происходит. – И сидеть здесь, дожидаясь темноты, – перебил его Ранд, направляя жеребца так, чтобы объехать Дашиву, – пока нас не разглядят на открытом месте? Вот уж точно отличный способ вызвать кровопролитие. Они видят нас со стен, они ведь не слепые. Рано или поздно они пошлют сюда кого-нибудь, чтобы выяснить, кто мы такие и сколько нас. – (Основную часть колонны скрывал склон холма, знамена тоже находились ниже по склону, но всадники на гребне, да еще в сопровождении Дев, несомненно должны вызвать любопытство.) – Будет так, как я сказал. – Его голос зазвенел от гнева, и от него запахло холодным бешенством. – Никто не погибнет, Дашива, если этого можно будет избежать. Я уже пресытился смертью. Ты понимаешь меня? Никто! – Как прикажете, милорд Дракон. – Дашива слегка склонил голову, но голос звучал сердито, а пахло от него… Перрин потер нос. Этот запах… промелькнул, точно хвост вспорхнувшей птицы, слишком быстро, так что он почти ничего не успел разобрать. И тут же нахлынули страх, ненависть, гнев и еще целая дюжина, если не больше, эмоций. И все же у него больше не оставалось сомнений в том, что этот человек безумен, какую бы маску простодушного добряка он на себя ни надевал. Однако все это тут же вылетело у Перрина из головы. Так близко… Ткнув Ходока каблуками в бока, он устремился в город, не дожидаясь остальных, не думая о том, скачет за ним Айрам или нет. Впрочем, в этом он нисколько не сомневался. Сейчас Перрин не мог думать ни о чем, кроме Фэйли. Если Ласточка в целости и сохранности доберется до города… Громадным усилием он заставил себя перевести Ходока на крупную рысь. Скачущий галопом всадник мог привлечь ненужное внимание, вызвать расспросы и, следовательно, задержку. Как только Перрин поскакал медленнее, остальные довольно быстро догнали его и Айрама. Мин, кажется, и Лойал. Девы, развернувшись веером, вскоре оказались впереди. Рысцой обгоняя его, некоторые из них бросали на Перрина сочувственные взгляды. Пробегая мимо, Чиад не отрывала взор от земли. – Мне все-таки не нравится этот план, – пробормотал Хавьен, который скакал бок о бок с Рандом. – Простите, милорд Дракон, но это так. Добрэйн с другой стороны от Ранда проворчал: – Нас слишком много, майенец. Если бы мы сделали по-твоему, они закрыли бы перед нашим носом ворота еще до того, как мы проскакали хоть милю. Хавьен буркнул что-то в ответ и, понукая коня, отъехал на несколько шагов. Он считал, что вместе с Рандом в город должны были отправиться все. Перрин оглянулся через плечо на тех, кто остался. На гребне холма стояли, держа под уздцы лошадей, Дамер Флинн, которого легко можно было узнать по мундиру, и несколько двуреченцев. Перрин вздохнул. Он и думать забыл о двуреченцах. Может быть, их все же следовало взять с собой? Скорее всего, однако, Ранд прав, да и Добрэйн как будто поддержал его. Несколько человек запросто могли проникнуть туда, куда армию, пусть даже небольшую, ни за что не пропустят. Захлопнись перед ними ворота, айильцам пришлось бы осаждать город, если они еще, конечно, поддерживали Ранда. И тогда резня неминуема. Ранд засунул Драконов скипетр в один из седельных вьюков, откуда торчал лишь его конец, украшенный резьбой. Внешний вид Ранда вряд ли мог навести на мысль, что он Дракон Возрожденный. Что касается Аша'манов, никто в городе понятия не имел, что означает черный мундир. Конечно, уничтожить нескольких человек легче, чем армию, пусть и небольшую, даже если среди этих людей большинство умеет направлять Силу. Перрин своими глазами видел, как копье Шайдо пронзило одного из Аша'манов в живот и тот умер в мучениях, как и любой другой человек. Дашива проворчал что-то себе под нос. Перрин разобрал лишь слова «герой» и «глупец», и то и другое было сказано пренебрежительным тоном. Если бы не Фэйли, он бы, пожалуй, и согласился. Один раз Ранд бросил взгляд на айильский лагерь, растянувшийся по холмам восточнее города на две или три мили, и Перрин затаил дыхание – а вдруг Ранд вздумает свернуть туда? Но что бы ни пришло в голову Ранду, Перрин знал, что продолжит свой путь. Фэйли, вот что важнее всего, согласится с этим Ранд или нет. Когда до ворот Кайриэна оставалось меньше чем полмили, отряд въехал в другой лагерь, при виде которого Перрин нахмурился. Он был такой большой, что сам напоминал город. Насколько хватало глаз, вплотную друг к другу лепились полуразвалившиеся лачуги и шаткие навесы, установленные прямо на голой выжженной земле и льнущие к высоким серым городским стенам. Прежде это место – густое переплетение кривых улочек и переулков – называлось Слобода, но потом Шайдо сожгли его. Только немногие молча оглядывались, когда мимо них проносился незнакомый отряд в сопровождении огира и айильских Дев, но большинство продолжало заниматься своими делами. Настороженные, угрюмые лица; эти люди знать ничего не хотели, кроме того, что происходило прямо у них под носом. Жители Слободы одевались довольно пестро. Пышные яркие наряды, выброшенные предыдущими хозяевами, подобранные и превратившиеся в лохмотья, соседствовали с одеждой мрачных тонов, обычной для столичных жителей, и с совсем простыми темными одеяниями обитателей деревень и ферм. Когда Перрин покидал Кайриэн, обитатели Слободы ютились в самом городе вместе с тысячами беженцев из внутренних областей страны. На лицах многих красовались синяки, порезы и даже раны, чаще всего неперевязанные. Вряд ли они ушли из города, из-под защиты стен, по своей воле. И жители Слободы, и беженцы боялись возвращения Шайдо. Известное дело – кто однажды обжегся, шарахается от раскаленного железа.