«Не важно, выживу ли я…». «Она выживет, чего бы мне это ни стоило». На этом всё заканчивается, и нет больше продолжения, а я держу лист, где написаны последние слова и его взгляд с одинокой слезой, разрывающей мне сердце в который раз. Возможно, я боялась понять, что это было правдой, как и тот факт, что Рафаэль, действительно, прошёл через свой ад, только бы остаться рядом со мной. Мне больно от этого, потому что я хочу иного. Хочу, чтобы он исчез, потому что я виновата в этом. Если бы не я, то никогда бы ему не пришлось стать марионеткой в чужих руках. И всё же сомнений очень много… я мечусь из крайности в крайность. Плача, то прижимаю к груди смятую бумагу, то рву её, захлёбываясь слезами. И так до бесконечности. А в голове сумбур. Я знаю только о своей боли, но не представляю, какова его. Я вижу Рафаэля плохим героем и опасаюсь признать хорошим, умеющим исправлять ошибки. А как их исправить, когда они убийственные? Что должно ещё произойти, чтобы я хотя бы смогла смотреть на него без тех воспоминаний? Не знаю… не знаю… Прохожусь взглядом по бумаге и замечаю несколько листов, но не с рисунками, а исписанных. Копаюсь и достаю их. Его корявый почерк. Его дёргающиеся буквы. Его характер. Он в каждом слове. «Я уже устал зачёркивать слова… устал писать их снова и искать подходящие, чтобы подготовиться к нашей встрече. Я устал от чувства вины и знаю, что никогда она не исчезнет из моих воспоминаний. Я делал много плохого в своей жизни. Я изначально рождён в среде, которая учит, как убивать всех и заботиться только о себе, но у меня была семья. Я любил её больше жизни, и каждый мой проступок был ради них. А потом… знаешь, я не предполагал, что когда-нибудь у меня появятся чувства к девушке, ведь давно себе запретил сближаться с кем-то. Я ничего не могу ей дать. И я забыл об этом… чёрт, снова пишу не о том. Ты не будешь слушать, если я захочу рассказать тебе всё о себе, да и боюсь, девочка моя, я так боюсь тебя… и того, что с тобой происходит. Мне больно видеть тебя такой. Больно понимать, что это я причастен к твоему состоянию. Я не хотел, клянусь. И в то же время отрицать бесполезно, что не моими руками это было сделано. Я не хочу искать оправданий себе, потому что их нет. Не буду оскорблять тебя своими жалкими попытками объясниться, ведь что это даст? Продемонстрирует мою трусость и слабость? Не хочу быть в твоих глазах таким. Не хочу… ты мне силы дала, понимаешь? Ты и есть моя сила в стремлении двигаться дальше. Когда я вижу тебя мне хорошо и плохо. Меня тянет туда, где ты, хотя возможность слышать твой голос и не иметь шанса поговорить и причиняет смертельные муки. Я как тень, и я заслужил это. Чёрт, я не знаю, что тебе сказать при встрече. В который раз сажусь и пытаюсь написать что-то нормальное, а не жалкое. Но я сам жалок, Мира. Прости меня, что не услышал тебя. Прости, что не понял, как ты пыталась меня оградить от всего этого. Прости, что считал себя умнее. Если бы я мог вернуть то время, то с первой встречи не боролся бы с собой, а узнавал тебя, не терял это проклятое время на вопросы и расследование, на пустые ссоры и секс с Саммер. Господи, мне так противно… я отмыться не могу, а душу не отмою никогда. Знаешь, я преступник, но самое жуткое преступление я совершил против любимой, и это смертельно. Я не прошу тебя прощать меня, только не надо меня ненавидеть… хотя и это я тоже заслужил. Мне так плохо без тебя… Мне было хорошо с тобой. Но это была ложь. Практически все наши слова были сотканы изо лжи, она нас и убила. Я боялся доверять тебе, ведь тогда никогда не смог бы уйти от тебя. А кто я такой, Мира? Ублюдок. Хочу боли… много боли за тебя. Прости меня… Я жалкий, да? У меня ничего не осталось. Ты была права, мне не место среди вас, и я больше не хочу здесь быть, но я должен… ведь ты рядом. Мне больно… Ну что я могу тебе сказать, а? Как мне набраться храбрости и остаться в комнате до твоего пробуждения утром, чтобы обнаружить себя и не напугать тебя сильнее? Как не бежать и не выскальзывать из дома, только бы был ещё хоть один шанс посмотреть на тебя. Я больше не рисую… не понимаю, почему люди выбирают жестокость, а не любовь и нежность? Я ведь выставил ту ночь на сайт, потому что мне нужно было куда-то выплеснуть всё отчаяние и боль. И это стало популярным… я смотрю на статистику, и мне неприятно. Выходит, что миру ближе боль, чем доверие, честность и чувства. Почему же я об этом не знал? В моей жизни, в бедной жизни, даже воры честны друг с другом, жестокость, конечно, тоже есть, но она не так убийственна, как ваша. Возможно, я к этому привык, а вот стать тем, кто сам начал наказывать, для меня по-настоящему страшно. Я не хотел… Мира, не хотел причинить тебе боль, не такую… я думаю об этом, вспоминаю и ненавижу себя. Я никогда не бил девушек. Не поднимал на них руку, а они ведь мне были никто, обычные дешёвые шлюхи, с которыми я встречался, чтобы утолить физическую потребность. Как я мог? Не могу ответить даже себе на этот вопрос. Выходит, что я, действительно, слаб, раз позволил им забраться в мою голову и выпотрошить мою душу. Мне так стыдно, девочка моя, стыдно даже любить тебя… И вот очередная попытка написать что-то вразумительное, но, кроме слова «прости», в голове ничего нет. А какой вес, вообще, имеет это слово? Никакого. Нельзя сказать «прости» и снять с души все грехи, жить дальше и улыбаться, словно ничего не произошло. Если бы на твоём месте была другая… не ты, не тот человек, которого я боялся любить и в то же время делал это, то я бы уже забыл. Меня не волнуют остальные, сейчас волнуешь только ты. Я вот каждый день с той ночи пытаюсь прекратить мучения, но они не останавливаются. Где бы я ни был и что бы ни делал, каждую минуту чувствую, как моё сердце разрывают, словно бумагу, и бросают передо мной. Совесть меня сжирает, не уставая так со мной поступать. Я не против, не жалуюсь, потому что заслужил, но это не прекращается, а порой доходит до пика, когда скулю в одиночестве и ору в подушку. У меня нет вариантов, как всё исправить. Вряд ли я ещё когда-нибудь поцелую тебя… я целовал. Когда тот ублюдок, когда все они решили, что раз я вернулся, то буду продолжать изводить тебя и пытаться уничтожить, преследовали меня, убеждая, что сейчас самое время, я их лупил. Каждого. Не позволял, чтобы они хоть как-то приблизились к тебе. И вот тогда… ты спала, а только потом я понял, что с тобой случилось на самом деле. Там, в спортивном зале, ты спряталась под матами от страха, и паническая атака чуть не убила тебя. И мне было больно. Каждое прикосновение было сродни слабой надежде, я молил, чтобы не очнулась. Твой пёсик… помнишь? Пёсик Раффи. И я гладил себя твоими руками, словно это поможет, словно этот страшный сон закончился, и вот я вновь лежу на твоих коленях, а ты пытаешься дать мне понять – не стоит доверять Флор. Боже, Мира, ты не представляешь, как хорошо мне было, как будто ты моё лекарство от вины и боли, как будто твои руки – это волшебный эликсир забытья. Но всему приходит конец… печальный, и в этом ты была права. Прости меня… разве не это настоящий ад, которого боятся люди и замаливают своих грехи хорошими поступками? Ад на земле. Мы сами его создали и теперь должны пожинать плоды своих действий. И я готов пройти все круги ада за одну твою улыбку, за одно твоё прикосновение, за отсутствие страха и паники, когда ты смотришь на меня. Я отдал твоему миру очень многое, девочка моя, хорошая моя, принцесса моя. Я заплатил своей любовью за свои страхи. Прости, что был так слаб. Прости меня за то, что не защитил от них и не подарил свободу, о которой ты так мечтаешь. Прости меня… я трус. Прости за всё и за чувства, до сих пор издевающиеся надо мной, тоже прости… Больше мне нечего сказать. Бессмысленно искать слова, потому что ничего не изменит того, как я поступил с тобой. Я виновен. Я жду наказания, Мира. Я хочу, чтобы оно было исполнено твоими руками и не буду противиться ему. Сделай мне так больно, прошу тебя… сделай больно, чтобы это убило меня и избавило тебя от страха. Сделай мне больно…» Листы рвутся от силы, с которой я их сжимаю, и намокают от слёз, размывающих чернила. Очень много слов зачёркнуто. Много крестов, и я вижу кладбище, где похоронена любовь. Любовь… почему так больно? Почему это слово, проклятое слово, которое я искала, и чувства, исходящие от него, так жестоко наказали меня? И сейчас я верю… как бы ни хотелось этого делать, я верю, что он раскаивается. Рафаэль ни разу не упомянул о том, что с ним было. Ни разу не попытался найти себе оправдание, и мне так жаль… так жаль. Подскакиваю на ноги и бегу к двери, как неожиданно неприятные мысли заставляют задуматься. Сомнения в честности. Очередной страх поступить так, как шепчет израненное сердце. Замираю и оборачиваюсь к разбросанным бумажкам. Только сейчас до меня доходит, что конверт был подготовлен заранее. В нём собрано всё, что должно было привести меня именно в такое состояние, когда сострадание и слабость превысили здравый смысл. А если это здесь, то, значит, и владелец тоже рядом. Из груди вырывается горький смех, и я жмурюсь. Глупая. Тебя что, ничему жизнь не учит? Тебе мало боли, и ты хочешь ещё? Мало того, что все в тебе видят вещь и манипулируют тем, что ты пыталась сохранить в себе долгое время? Мало, я тебя спрашиваю? Мало, видимо, раз ты всё забыла и понеслась куда-то, чтобы самой покаяться… глупая девочка, одинокая, и мне тебя очень жаль. Всё это сделано специально, чтобы разрушить меня окончательно, добить. Подброшенный комикс, душераздирающее письмо, и он где-то рядом. Он ждёт, что всё это подкосит меня, снесёт мою крышу, и я прощу лишь потому, что он больной ублюдок? О, нет, все мои переживания, страхи и ощущения резко перечёркиваются от этих мыслей. Я не позволю больше с собой играть. Не дам ему вновь разбить моё сердце! Хочет боли? Так я с удовольствием подарю ему её! Хлопаю дверью номера и иду к лифту. Я знаю все номера, которые университет бронирует для нас каждый год. Я их выучила, так что мне не составит труда вычислить, где находится этот ублюдок. Администрация отеля в курсе, кто я такая и какой могу быть, и сейчас злость и обида ведут мной и вынуждают воспользоваться самыми безобразными качествами, вложенными в меня с рождения. И мне плевать, как я выгляжу. Плевать, что в одном халате и тапочках. Плевать, что глаза опухли, а руки дрожат от беззвучной отравляющей ярости. Я заставлю отца избавиться от Рафаэля! Заставлю понять, кого подослал ко мне, и что он со мной сделал! Я… – Мира! Мира, стой! – Оборачиваюсь на крик Сиен, видимо, услышавшей, с какой силой я закрыла дверь номера. Девушка бежит ко мне, завязывая пояс на халате, а дверцы лифта раскрываются. – Хватит! Он получит у меня! Он у меня так получит! Мало было? Так я добавлю! Я… Сиен перехватывает меня за талию и тянет обратно. Брыкаюсь в её руках, а она убеждает успокоиться и объяснить, что снова случилось. – Ты только посмотри… он здесь, Сиен! Этот козёл здесь! Он не оставит меня в покое, пока я его не убью, – трясущимися от эмоций руками, бросаю лист, уже весь смятый и порванный, в подругу, когда мне удаётся вырваться из её рук. Девушка поднимает его и быстро пробегается глазами, заметно бледнея. – Он здесь, понимаешь? Он преследует меня, считая, что имеет на это право, после всего этого сумасшествия! Трус! Жалкий подонок! Ненавижу! Так его ненавижу! – Вскрикиваю я. – Мира… – Нет, не убеждай меня в том, что это нормально, и так должно быть. В том, что это не ложь, и что он снова не решился поиграть со мной, ведь я дура, которую можно бить и насиловать, которую можно резать и травить собой! Я не… – Это я, Мира! Я положила этот конверт! – Перебивает меня криком Сиен. Ярость вмиг угасает, как и меркнет освещение вокруг меня, превращаясь в размытое облако из ужаса. – Что? – Шепчу я, отшатываясь от неё. Глава 27 Мира – Пройдём в твой номер, хорошо? Мы же не хотим, чтобы гости на этом этаже услышали всё, – тихо говорит она и подходит ближе. Я в недоумении… нет, я в шоке. Выходит, она настолько верит Рафаэлю, что взяла на себя его вину, так как добрая и ещё больше дура, чем я. Она защищает его, даже несмотря на его жестокость и поступки. Это причиняет боль. Сиен проводит меня в номер и усаживает на кровать. – Что он с тобой сделал? – Шепчу я, смотря на подругу, нервно покусывающую нижнюю губу. – Ничего, просто я… – Он что, знает нечто такое, что позволило ему шантажировать тебя, и быть его рабыней? Что он знает, Сиен? Что он откопал, раз ты превратилась в предателя, который встаёт на его защиту, когда это уму непостижимо? Ты разве не понимаешь, что этот подонок издевается надо мной, или ты хочешь, чтобы он извёл меня окончательно, и я оказалась на месте Беаты? Чего ты добиваешься этим? – Мира, нет, ты всё не так поняла. Я…я попросила Белча украсть эти рисунки и его письма, чтобы показать тебе правду. Рафаэль ни о чём не подозревает, и меня не шантажирует, хватит видеть в нём вселенское зло. Я решила, что так ты осознаешь причины его поступков, и то, как он себя паршиво чувствует. И он… нет, я буду говорить честно, раз ввязалась в это. Тебе нравится сейчас видеть в себе жертву, тебе это выгодно, потому что тогда у тебя будут основания уничтожить его или сделать что-то похлеще, чтобы выместить на нём свою боль и обиду. Но вот ему тоже больно, Мира, – Сиен делает взмах рукой, указывая на бумагу, разбросанную по полу. – Затевая всё это, я желала, чтобы ты поняла, что вы оба являетесь жертвами и вам необходимо разобраться с этим вместе. Ему не так хорошо, как ты думаешь. Рафаэль не такой плохой, каким ты его видишь. Он просто вот так попал и корит себя за всё. Мир не вокруг тебя вертится, и есть ещё люди, которые нечаянно оказались в не менее жуткой ситуации, что и ты. Но ты видишь только себя и свою боль. Я не отрицаю, нет, не смотри на меня осуждающе и не планируй отомстить мне за честность, которая разрывает и моё сердце за тебя. Ты пережила многое, он избил тебя, затем изнасиловал, а потом сделал то, что, в принципе, ещё более ужасно, чем остальное, – помочился на тебя. Всё, Мира, это сделано. Этого не изменить. Это прошлое. Оглянись. Сейчас мы в настоящем, в котором есть другие обстоятельства и человек, переживающий не менее болезненно события той ночи. И это Рафаэль. Он ни за какие деньги не рассказал бы тебе обо всём. Он хочет быть виновным, потому что это для тебя удобно, не для него. Но если кто и виноват, то это Саммер и Флор. Последняя уже наказана, а вот первая… Что же ты для неё ненависти не оставила, почему ты добиваешь его, когда надо отомстить другому человеку? Нет, ты нападаешь на ранимого и сломленного, потому что любишь его и хочешь причинить боль из-за страха признаться в этом. Рафаэль тебе нужен, и ты нужна ему не меньше. Поэтому я не раскаиваюсь в том, что заставила Белча украсть вещи Рафаэля и показать тебе, что не ты одна страдаешь, он тоже, – она, замолкая, тяжело дышит, а я и слова ответить не могу. – Мира, подумай, прошу тебя, что будет дальше? Сегодня тебе плохо, и ты винишь во всём его, а что потом? Чем сильнее ты его ненавидишь и себя тоже за свои, так и не умершие, чувства к нему, тем слабее он будет. Оливер, думаешь, оставит всё так, как есть? Нет. Ему безразлично, как ты себя чувствуешь, какая ты на самом деле, как сложно тебе было пережить ту ночь, его преступление, покрывая его, а потом ещё и снова пройти через ад, и он даже не представляет о том, какие у тебя мечты. Но зато он знает, насколько ты выгодная партия для него, и так просто не сдастся. Именно из-за него тебе пришлось усомниться в Рафаэле и узнать, что Флор следила за вами. Именно из-за того, что он выставил те фотографии, ты испугалась довериться ему и выставила всё так, как будто ты, действительно, чудовище. Клянусь, даже я в это готова поверить. А он, Рафаэль? Человек, который абсолютно ничего не знает ни о тебе, ни о нашем мире, ни о том, как могут подставить. Он видит здесь одну жестокость, слышит о ней постоянно, и ты это подтверждаешь. Рафаэль очень многое об этом может рассказать, ведь бедность – это тоже тропа выживания, как и у нас. И он боялся именно этого, потому что он по горло сыт подобным, и хотел лишь быть любимым и любить, иметь шанс на более светлое будущее, чем его ждало раньше. Думаешь, Оливер хоть палец о палец ударил, чтобы найти улики, доказывающие, что ты непричастна к случаю с Флор? Нет. Он защищал себя, а потом уже нас, да и то нехотя. А Рафаэль даже под сильной дозой наркотиков, которые его чуть не убили, боролся за тебя и выиграл. Он выиграл не для себя, а для тебя. Сравни их, Мира. Научись сравнивать поступки, те, которые ради тебя делают и те, которые только обещают сделать. Научись отличать трусость от страха причинить боль любимой. Прошу тебя, дай ему шанс хотя бы объясниться, иначе вы оба окажитесь в тупике, и вас сломить будет проще простого. Оливер не упустит этой возможности, а, кроме Оливера, есть и другие, – Сиен садится рядом со мной, а я опускаю взгляд, ведь до меня только сейчас доходит, что она абсолютно права. Карстен вернулся, и он не упустит шанса снова сделать меня своей жертвой, чтобы добиться своего, а Оливер из-за своих страхов ему поможет, и единственный человек, из-за которого мной можно манипулировать – Рафаэль и его прошлое. – Мира, пришла пора решать, как быть дальше, времени на длительные страдания ни у тебя, ни у него нет. Накажи Саммер, и я помогу тебе в этом, потому что считаю такой поступок верным. Её желание уничтожить тебя перешло все границы, из-за неё ты снова пострадала, как и Рафаэль. И последний тоже об этом знает, а она, вероятно, в курсе того, что вы сейчас с ним слабы. Так стань снова сильной, а такой ты будешь только с ним. Разве тебя волновало то, что он беден? Нет. Можешь сколько угодно убеждать меня в том, что это он так задурил тебе голову, что ты забылась. Нет, я тебя знаю. Деньги тебя пресытили, и в своей роскоши ты никогда не видела любви, а с ним… ты была любима. Порой люди стараются не показать на первых этапах отношений, какие они на самом деле, какие у них страхи, но у вас всё иначе. Вы уже продемонстрировали друг другу всё самое ужасное в себе, и вряд ли может быть ещё что-то хуже. У вас случилось «перевёрнутое знакомство», и это значит, что свой максимум в роли «чудовища» вы уже выполнили. Так пришло время для минимума. Прими тот факт, что Рафаэль лучше, чем ты о нём хочешь думать, – она тянется к моим безвольно лежащим рукам и осторожно касается пальцев. – Ему плохо? – Выдавливаю из себя, встречаясь с её напряжённым взглядом. – Очень. Я видела его и говорила с ним, он так же переживает и страдает, как ты. И это не игра, Мира, он это делает не для окружающих, а внутри себя. Он защищает тебя от самого себя, только бы не встретиться с тобой снова, только бы не усугубить твоё состояние. Разве человек, который видит в тебе лишь выгоду, будет прятаться от стыда и боли, сидеть рядом с тобой каждую ночь и охранять, как верный пёс? И я чувствую его мучения, хотя он старается взять себя в руки, а потом замолкает и, уверена, внутри вновь переживает всё, что сделал. Да и взять то, как он сошёл с ума от твоего признания в том, что было тогда. Он свихнулся на почве боли и искал вариант избавить тебя от неё, не себя, а тебя. Я принимаю тот факт, что ты не можешь больше думать о чувствах к нему, и никто не будет винить тебя в том, если вы не будете вместе. Ведь если посмотреть честно, то у вас нет будущего, как и у меня с Белчем. Но отвергать чувства и не дать себе шанса узнать, а что такое любовь, чтобы вспоминать потом, мы не имеем права. Ты моя семья, Мира, и я хочу, чтобы ты решилась взглянуть правде в глаза. Твои воспоминания, подпитанные наркотиком, убивают тебя. Так защити себя сейчас, очнись от боли и подумай о том, как жить дальше. Ты должна это сделать ради себя. Хорошо? – Могу только кивнуть в ответ. Сиен улыбаясь, немного сильнее сжимает мои пальцы и выходит из номера, оставляя на моей кровати разорванную и смятую бумагу с чувствами Рафаэля. Да, мне страшно поверить в это. Страшно увидеть то, что кто-то тоже мог быть жертвой обстоятельств, кроме меня. Страшно ошибиться снова. Страшно принять правду, которую я постоянно ставлю под сомнение. Страшно довериться прошлому. Думаю, что мне, как и любому человеку, прошедшему через такое, просто страшно. Я люблю его… люблю, как никогда и никого в жизни не любила. Рафаэль стал для меня особенным человеком, любимым, и от осознания этого горький ком застревает в горле, ведь нет никакого будущего, если было бы за что бороться… а так лишь пустота. И самое противное, что я ощущаю это прощение, которое уже давно засело внутри моего, до сих пор обледеневшего, сердца. Раньше я осуждала тех, кто продолжает жить с насильниками, а теперь сама стала такой. Но ведь они делают это, потому что хотят, а, может быть, Рафаэль, правда, не хотел? Господи, я хочу думать о тех событиях именно так, и это тоже отдаётся болью в груди. Вздыхая, и, в который раз, ощущая себя полностью раздавленной и опустошённой, сбрасываю халат и переодеваюсь, решаясь спуститься вниз и выпить чая. Только бы не быть одной, а среди людей хотя бы, чтобы увидеть, что они живут, когда в моей жизни огромная пропасть. Я не знаю, что думать и как реагировать на всё. Слишком много событий для меня и моего разума. И я готова признать себя сумасшедшей от болезненной любви и ужаса. Прячу карточку в задний карман брюк и медленно бреду к лифту. Я рано научилась прятать свои эмоции и переживания за улыбками, смехом и отличным внешним видом. Но сейчас мне хочется, что все увидели меня слабой. Одинокой и честной. Раньше я восхищалась тем, как женщины, знающие об изменах своих мужей, о многочисленных любовницах, терпящие побои и насилие, выходят в свет и светятся от счастья. Я хотела быть похожей на них, и именно это дало мне понимание, что роскошь – это страшный мир, в котором ты никогда не будешь собой. Везде игра. Везде ставки. И всегда проигрываешь именно ты, потому что душа засыпает, и ты перестаёшь что-то чувствовать. Ты просто принимаешь правила и больше не противишься им, растрачивая свою жизнь на пыль. А я вот мечтала… о любви тоже мечтала. Оказывается, это больно, любовь в моём мире не живёт долго, или же надо быть очень сильными, чтобы сохранить её. Ведь твоё счастье – это повод причинить боль и найти слабости, чтобы разрушить. Каково это – быть одинокой среди людей? Смотреть на них и видеть везде фальшь, которой они бравируют? Отвратительно. И я это делаю, проходясь взглядом по толпе, пляшущей на танцполе, и мне гадко находиться рядом с ними. В который раз убеждаюсь, что никому я не нужна, да и мои проблемы тоже. Да, Сиен волнуется, но если её заставить выбирать, то она предпочтёт Белча. Я не буду винить, потому что никогда не поставлю её перед выбором. Я одинока, и богата. Это две параллели моей жизни, и только раз одна из них была перечёркнута, а теперь же снова вернулась на своё место. Вхожу в бар, в котором уже очень мало людей или остались лишь воркующие парочки, обсуждающие цену этой ночи и продающие себя вновь. И за что? За купюры, которые их убьют. Мне так жаль, что они не представляют, каково это – быть свободной, не ценят этого и… Мои мысли обрываются, как и сердце ухает вниз, а затем с силой ударяет по грудной клетке. Нет, этого быть не может! Не верю своим глазам, а вот ощущениям верю. Смотрю на фигуру, сидящую за барной стойкой и крутящую бокал с водой. Ужасно выглядит. Тёмные борозды от моих ногтей исполосовали всё лицо. Губы опухшие, принявшие кривоватую форму от моих ударов. Рука забинтована, чёрный свитер… и сгорбившийся парень. Я словно вижу его впервые за последнее время и только сейчас отмечаю, что он, как будто прибавил несколько лет. Слишком серый оттенок лица. Слишком печальные уголки губ. Слишком дрожащие пальцы. Слишком родной… слишком любимый… слишком страшно чувствовать всё это в одну секунду. И мне бы убежать, унестись отсюда со всех ног, но они не двигаются, словно приросли к полу, и, мне кажется, что я сейчас упаду в обморок от силы эмоций, вновь накрывающих моё сознание. Рафаэль залпом выпивает воду и отставляет бокал. Вздыхает и копается в кармане, доставая телефон. Он кому-то звонит и качает головой на что-то. Снова тяжёлый вздох, и его взгляд проходится по мне, словно не замечая, но потом резко возвращается ко мне, и его губы дрожат. Читаю по ним: «Мира». И в этот момент паника накрывает с головой. Отступаю, а он буквально скатывается с высокого стула. Ещё шаг назад, а он ко мне. Глаза в глаза. Боль встречается с другим оттенком этого же чувства. Срываюсь на бег. Дыхание нарушается. Мысли превращаются в огромный сгусток болота, в котором я тону и не могу выбраться. Дрожащими пальцами ударяю на кнопку вызова лифта. Я не могу… не могу видеть его сейчас. Не могу принять всё. Не могу. Мне так больно оттого, что признание в любви криком застряло где-то в горле. Не в силах противиться чёртовой вере и мантре «невиновен». Залетаю в лифт и жму на кнопку своего этажа, а затем держу на той, что закрывает двери. Последняя секунда, и Рафаэль заскакивает в маленькое пространство, вызывая жуткий страх и муку. Двери закрываются, и лифт дёргается вверх. Тяжело дышит, прислоняясь к стене. Я делаю то же самое. Не сводим глаз друг с друга, и при свете я ужасаюсь тому, как паршиво выглядит Рафаэль. Его глаза покраснели, под ними тёмные круги, осунувшийся, побледневший. Приоткрывает рот, и сразу же закрывает его. Не приближайся! Хочу кричать. Не могу. Всё рушится в который раз, и нет сил уже справляться с этим. Я умираю так медленно под его печальным взглядом. Он разрывает меня на клочки. Делает шаг ко мне, а я больше не вжимаюсь в стену лифта. Жду, что будет дальше. Пространство сужается и превращается в душную клетку, в которой только он и я. Два чудовища. Два зверя, готовых убивать друг друга бесконечно долго. Отходит снова назад, как будто боясь сделать что-то, говорить… дышать… господи, мне так плохо. Мало кислорода. Мало воздуха. Мало боли. Мало… всего мало. Лифт пикает, оповещая о том, что приехали на мой этаж, и я могу сейчас же сбежать, а я не двигаюсь. Дверцы открываются. Смотрю на Рафаэля. Он на меня. Закрываются. Стоим. Глотать даже больно. Снова открываются, и я делаю решительный шаг к ним, но неожиданно сильные руки хватают меня за плечи. Вскрикиваю и цепляюсь за них, вмиг сжимающих меня. – Прости… дай мне шанс, прошу. Дай мне шанс объясниться, – пытаюсь вырваться, но Рафаэль крепче прижимает меня к себе, а я открываю рот в беззвучных рыданиях. – Ты нужна мне. Так нужна, девочка моя, любимая… я люблю тебя, – его шёпот убийственен. Его голос дрожит. Всё дрожит. И он. И я. Чувствую, как целует волосы, как его щека трётся о мою, и я издаю стон отчаяния. – Если не закроешь номер, то это будет означать, что мы можем поговорить. Закроешь… уйду навсегда. Клянусь, что уйду и не сделаю попытки снова быть твоим… мон шер, я так скучаю по этому, – Рафаэль выпускает меня из своих объятий, и я успеваю вылететь из лифта, перед тем, как дверцы снова закроются. Я в панике. Мне буквально на секунду было хорошо, как раньше, а потом разум заставил бежать, потому что ещё слишком свежи воспоминания. Раны ещё же не зажили. И я не могу… не могу поддаться этому проклятому зову сердца, изнывающему по его аромату, забившему каждую пору моего тела и души. Резким движением вставляю карточку и открываю дверь номера. Оборачиваясь, вижу его, ожидающего моего решения. Мне страшно. Сейчас он выглядит, как тигр, готовый разорвать меня, обвиняя и причиняя боль. Хлопаю дверью и прохожу дальше. Она медленно открывается. Ключом. Видимо, я выронила его и не заметила, а Рафаэль воспользовался этим, и теперь он так близко. Перекрыл путь, а я наступаю на листы с рисунками, разбросанные по комнате, и падаю на пол, кривясь и хныча от боли в руке и во всём теле. – Мира, не бойся, умоляю, – он так быстро оказывается возле меня, желая помочь подняться, и вдруг его взгляд падает на комикс, на котором я сижу. Не дышу даже. Наблюдаю за ним, а Рафаэль бледнеет сильнее, подхватывая одну из бумаг. – Что за чёрт? Откуда это… откуда у тебя всё это? – Шепчет с ужасом в голосе, и руками собирая всё, и поднимает ко мне лицо. – Это не ты? – Хрипло, болезненно подаю голос. – Никогда… это же… это… я не рисую больше. Не собираюсь продавать всё это. Я поступил, как последний ублюдок, зарабатывая на твоей жизни. Я… чёрт возьми, откуда это у тебя? – Сколько горечи в его севшем голосе. Рафаэль, словно я причиню ему боль, отползает от меня и прижимает к груди свою историю. Секунда, в которой я вижу теперь правду. Он загнан в угол. Он боится меня намного сильнее, чем я его. Животные всегда это чувствуют. Он зашуган и потерян. Он слаб. – Сиен украла. Белч ей помог, чтобы я…я прочитала всё то, что ты хотел сказать мне, но не смог. Я… не виню тебя, – облизываю губы. Он настолько напуган сейчас, совсем как я. Теперь все слова Сиен не кажутся мне глупыми и бессмысленными. Я готова поверить… готова. – Но ты должна меня винить, Мира. Я причина всех твоих бед и боли. Я, только я…