Я не могу больше думать о том, что произошло. Но, видимо, организм выспался окончательно, и теперь ему тоже скучно. Он проигрывает в моей голове воспоминания, в которых лицо Карстена сменяется ЕГО, а затем тот чудовищный острый нож, прорезающий кожу. Я только сейчас могу понять, насколько глубоки были его раны, как много было крови, и она скользила по моим пальцам. Наверное, в ту минуту мы оба сошли с ума, а так и до полного помешательства недалеко. И ведь, действительно, я могу обратиться к отцу, заставить его понять, в каком аду он меня запер. Только вот он мне не поверит, я слишком много врала, играя его чувством вины, чтобы манипулировать и добиваться своего. Да и, если честно, я не хочу вмешивать папу в свою жизнь. Это моя жизнь, мой выбор, мой мир, и ему не место в нём. Отец давно уже покинул моё сознание, как главный авторитет, и потерял власть надо мной. Это только моя история, и я должна сама её пережить. Хотя очень часто после страшного унижения или аукциона, на которых девушек или парней сводили с ума, они умоляли своих родителей забрать их отсюда. Но страх директора, убеждения и якобы наказания за слишком жестокие игры, убеждали родителей, что это лишь фантазии их детей, и их следовало бы оставить здесь, чтобы выработать дисциплину и стать образованной ячейкой общества. Одна мольба, вторая, сотая… а потом уже никто никому не верил, воспоминания стирались. И даже преступления, которые свершались здесь, забывались, ведь их выставляли, как несчастные случаи из-за их избалованных чад. Да, всегда винят нас и не верят нам, поэтому мы уже даже и не пытаемся прибегнуть к помощи родителей. Они считают, что поступили верно, отправив нас в один из самых элитных университетов планеты. Конечно, после окончания этого заведения, мы выходим отсюда уже вполне приспособленными к жизни, умеющими убивать людей и знающими, к кому обратиться, чтобы добиться того, что увеличит финансовое состояние наших семей. И все об этом знают, как ни странно. Именно из-за этих навыков мы находимся в аду, это наша школа жизни, в которой отсеиваются слабые, а остаются лишь сильные. Да, верно, таким как мы, богатым деткам, которым всё разрешено, легко и просто жить, потому что в нас изначально убивают чувство жалости, совесть, желание быть любимыми и дарить это другим. Нам прививают желание выгоды, жестокость и осознание права на использование любых способов, чтобы добиться своего успеха и выйти победителями, а если будут проблемы, то они всегда решаются деньгами. И для меня это теперь отвратительно. Я рождена в роскоши, а закончить свою жизнь хочу в бедности, потому что в ней ценится не то, сколько у тебя денег, а то, кем ты остался внутри после войны за кусок хлеба. Хочу быть другой, живой… и хотя бы немного любимой хоть кем-то. Быть кому-то нужной и не страдающей из-за того, что деньги заставили окружающих видеть во мне опасность и выгоду, ради которых можно убивать не задумываясь. К сожалению, мне снова больно. – Так, это уже край моего терпения, Эмира Райз! Ты немедленно просыпаешься, встаёшь, идёшь в ванную, затем ешь, и мы сваливаем отсюда к чёртовой матери! – От громкого и злого голоса Сиен приоткрываю глаза, наблюдая, как она распахивает шторы и настежь отворяет окно, пропуская ночную прохладу в спёртую вонь моей спальни. В тусклом свете лампы на столе вижу, что она даже покраснела от ярости и негодования. – Оставь меня в покое, – шепчу я, намереваясь вновь закрыть глаза. – Нет, хватит с меня этого! Ты никогда не доверяла мне! Никогда, а я же всегда тебе желала только добра! – Девушка стягивает с меня одеяло и отшвыривает от себя. – Сиен, не сегодня… – Нет, именно сегодня. Хватит, я сказала тебе. Хватит этого дерьма, которое ты терпишь лишь потому, что трусиха! – Она указывает на меня пальцем, отчего я закатываю глаза. Вот для меня сейчас совсем лишнее ругаться с ней или же, в моём случае, воспринимать её накопившееся раздражение. Мне бы только тишины, и чтобы никто не трогал. – Ладно все они. Ладно Саммер. Но мне должна была доверять, а ты водила всех за нос. Ты умалчивала о том, кто такой на самом деле Рафаэль, отсюда и начались твои… ваши проблемы. Вы оба виноваты во всём! Оба! – Вскрикивает она. – Что? – Сердце ухает вниз и одновременно делает кульбит, заставляя меня перевернуться на спину и немного приподняться, кривясь от боли в ладони. – Да, Мира, я знаю всё. Буквально всё. И то, кто он такой, и сколько у него денег, – она делает движение пальцами в воздухе, имитируя кавычки. – И то, что случилось в ту ночь, после которой ты превратилась сначала в психопатку, а потом, вообще, ударила меня лишь за одно прикосновение. Ты могла мне всё сказать. Могла ведь… а я ждала, когда ты остынешь, когда вспомнишь, что есть я, всегда прощающая и поддерживающая тебя, даже если ты поступаешь неверно и жестоко. Но нет, ты же считаешь себя одинокой принцессой, холодной стервой, которая сможет справиться со всем этим сама. И вот он результат, Мира. До чего вы довели себя и ради чего это сделали? – Упрекая, она расхаживает перед кроватью, а я опасаюсь даже думать о том, что она знает. Но вот черта характера, выработанная с детства, не позволять другим распознавать мои слабости и пользоваться ими, вынуждает меня обороняться неосознанно. – Ты несёшь чушь. Я просто в ужасе оттого, что этот придурок взял и порезал себя, и меня тоже. Он больной ублюдок… – Прекрати! – Кричит она. Даже воздух трещит от её злости и обиды, от громкости голоса, и девушка трясётся в беззвучной ярости. – Прекрати это, поняла? Прекрати вести себя так, словно ничего страшного не произошло с тобой, именно с тобой. Не с ним, а с тобой. Если не прекратишь и не станешь вновь собой сейчас же, то я возьму и напишу на сайте правду о том, какое у него прошлое… – И какое же? Подонка или грязного козла, умеющего лишь боль причинять? – Ехидно перебиваю её, хотя это маска. Мне страшно. Мне больно. До сих пор пусто и тихо. Но я защищаюсь. – Бедного парня, которого подобрал твой отец и обучал всему три месяца, чтобы он соответствовал нам. Нищего, продающего наркотики, и, вероятно, преступника, оказавшегося среди нас только из-за тебя и твоего поведения, – шёпотом выливает на меня то, чего я так боялась. Смотрю на Сиен, усмехающейся тому, как я бледнею, и моё тело покрывает ледяной пот. – Ну так что, ты будешь нормальной, той самой девушкой, которую я люблю и ради которой готова на многое, или мне продолжить? – Добавляет она, ожидая от меня реакции. И она следует незамедлительно. Губы подрагивают, и я подтягиваю ноги к себе, опуская голову. – Откуда ты знаешь? – Тихо подаю голос. Сиен вздыхает и, немного успокаиваясь, забирается ко мне на кровать. – Рафаэль рассказал всё Белчу вчера, когда проснулся. Хочешь знать, как он? – Поднимаю на неё взгляд и отрицательно качаю головой. – Нам пришлось ему дать якобы воду, но я туда снотворное подмешала, после того как ты уснула… хм, тоже от снотворного. Хотя бы раны ему обработали и перевязали, а там нужно было зашить. На груди очень глубокие… меня до сих пор передёргивает от того, что я увидела. Он Белча к себе не подпускал, сидел и держал нож в руке. – Я не хочу… не хочу слышать этого. Мне всё равно… меня не волнует то, что с ним происходит. Он рехнулся, взял и резал себя моими руками… и меня резал. Не хочу, – слёзы наворачиваются на глазах, и я смаргиваю их. – Рафаэль волнует тебя, как и ты его. Он постоянно спрашивает о тебе, прийти пытается, а потом затихает и смотрит в одну точку. Как и ты сейчас, как и вчера, как и сегодня. Вы молчите оба теперь, предпочитая горевать внутри и причинять этим себе боль, но вот боль у вас одна, – Сиен тянется ко мне рукой, а я отклоняюсь, ощущая себя грязной и противной. Не хочу, чтобы мной кто-то запачкался. Ничего не хочу… – Это правда, да? То, что Рафаэль бедный и находится здесь только благодаря деньгам и власти твоего отца? То, что он должен был следить за тобой и докладывать ему обо всём? И то, что… ты рассказала ему всё, и он… ну, мои догадки подтвердились. Я предполагала… нет, я чувствовала, что ты ударила меня, потому что боялась моих или же ещё чьих-то прикосновений из-за боли, которую он причинил тебе, – Сиен убирает руку, и я могу только утвердительно кивнуть на её слова. И всё внутри заставляет меня послать её к чёрту, не разговаривать с ней, ничего не подтверждать, не доверять. Но я так устала быть одна. Устала сама что-то решать и терпеть. – Я знала всё, понимаешь? Знала и решилась позволить ему довести дело до конца. Я думала, что это вызовет во мне отвращение и ненависть к нему. Настоящую ненависть, как к Карстену или к моей матери, или к кому-то ещё, но так больно мне в жизни не было. Всё было так долго… дольше, чем тогда, и я ждала снова спасения, а потом уже словно коркой покрылась кожа, а боль достигла такой точки, после которой уже ничего не чувствуешь. Я не знаю, почему именно та ночь так сильно повредила моё сознание, а вот та, первая, сделала сильнее. Почему один человек убивает полностью, хотя ты к нему чувствовала то, что ни к кому другому? А другой, которого презирала, наоборот, дарит силу бороться и противостоять? Мне так больно… больно внутри и снаружи, Сиен. Кажется, что даже кислород причиняет боль, и не хочется дышать. Я боюсь сойти с ума и оказаться в больнице в смирительной рубашке, – стираю пальцами слёзы. – Я, вообще, не представляю, как ты держишься. Я бы, наверное, свихнулась ещё в ту ночь. Больно тебе, потому что для тебя Рафаэль намного важнее, чем Карстен или же Оливер. Ты до сих пор любишь его, как бы это ни было отвратительно для тебя. И Рафаэль тоже любит тебя. Он потрясён тем, что ты ему рассказала, и раскаивается. А раз он раскаивается, то сердце у него не пропащее, как и душа. Вам надо поговорить спокойно обо всём, Мира. Без эмоций, без страха, без того, чтобы обвинять друг друга, вы должны обсудить случившееся, и только тогда сможете оба жить дальше. Хотя Рафаэль… я не думаю, что он когда-нибудь забудет об этом. Ему сложнее, чем тебе, – от её слов внутри вскипает обида, и я дёргаюсь, словно меня вновь ударили. – Что? – Шепчу я. – Ты считаешь, что ему сложнее? Не его опоили и изнасиловали. Не его избили так, что до сих пор отметины на коже остались. Не на его лицо нассали и бросили подыхать, предложив нож, который даже взять было невозможно. Не он лежал в вони, моче и рвоте, плача внутри и умирая. Не он боялся умереть от кровотечения и прибегнул к огромной сумме денег, умоляя помочь ему и вытащить из ада. Не он терпел капельницы и не мог сидеть, лежать, ходить, потому что было душно внутри от боли. Не он сошёл с ума и купил оружие, только бы исчезнуть отсюда любым способом. Не он, а я. И ты смеешь говорить мне о том, что этому ублюдку сложнее? Что он раскаивается, бедненький, а я, стерва последняя, не прощаю его? Ты серьёзно, Сиен? – Мира, ты меня не так поняла, – быстро произносит она, а я расцениваю это, как предательство. То есть выходит так, что все жалеют его, когда именно я перенесла ещё раз то, что не вышло в первый полноценно? – Рафаэль… как бы это правильно сказать. Он знает о том, что сделал. Теперь же он знает твой страх, который воплотил в жизнь собственными руками. Рафаэль стал оружием против тебя в руках других. Он винит себя во всём и ненавидит себя. Он сломлен сильнее, чем ты, потому что не хотел делать всего этого. Он… – Не хотел? – Выплёвываю я, кривясь от её выводов. – Он орал, как бешеный, что я заслужила всё это. Опоил меня и бил со всей силы, обещая, что я сдохну, расплачиваясь за то, как поступила с его любимой Флор. Рафаэль мстил мне за неё, даже не спросив о том, причастна ли я к этому. Он сделал свои умозаключения и хотел меня наказать именно так, как считал нужным. Моча, тот случай с фонтаном, который придумала Саммер. Ремень… он несколько раз упоминал о том, что хочет меня отлупить. Изнасилование… он знал, что я боюсь силы и грубости, и у меня проблемы с восприятием секса, да и спроецировал случай с его бедняжкой Флор. Рафаэль всё знал обо мне и подготовился провести свой суд так, как хотел. Именно хотел и мечтал. А ты пошла вон, раз видишь его грёбаной жертвой и каким-то оружием. Он просто добился того, чего желал, и сейчас играет с вами, как играл со мной. Рафаэль обманывал меня, а я ведь поверила ему… поверила, и мне было плевать, что нет у него денег и никакого будущего. Я дура, а ты двойне идиотка, раз повелась на его вид и жалобные речи. Надо было прикончить его, разодрав руками, как он это сделал со мной. Пусть все видят, что я с ним сотворила. Пусть знают, какой он ублюдок на самом деле… – Хватит! – Повышая голос, Сиен поднимает руку, и я замолкаю, переводя дыхание. Мне так обидно, и я в ярости, хоть и слабой из-за моего состояния, но в ярости. – Рафаэль был под наркотиком, Мира. Он был накачан препаратом, в котором содержался амфетамин, и не понимал, что делает. Рафаэль не хотел причинять тебе боли, в нормальном состоянии он не хотел этого. Им манипулировали, как и тобой, – шипит она, словно обвиняя меня своими словами. – Конечно, Рафаэль может сказать всё что угодно, только бы вымолить у меня прощение и вызвать к себе жалость. Он так уже поступал. Вспомни тот случай с лошадью, когда он специально попросил Белча ударить его по голове, чтобы я чувствовала себя виноватой и раскаивалась. Сейчас то же самое. Ему выгодно это делать, потому что мой отец убьёт его и всю его семью тоже. Его мать и брат у него, и Рафаэль прекрасно понимает, если я открою рот, то подохнут все, – фыркаю я. – Вот в чём ваша проблема, Мира. Вы не доверяли друг другу. Никогда не доверяли, поэтому вами легко смогли управлять. Вы боялись друг друга и не показывали свои настоящие лица, а лишь играли роли, в которых считали себя защищёнными. Флор и Саммер спелись и выработали план, в котором именно Рафаэль должен был стать твоим палачом. Саммер давно уже просекла то, что Рафаэль неровно к тебе дышит, и ты ему нравишься со всеми своими заморочками. Потом вы начали сближаться, и она не могла следить за вами, тогда на помощь ей пришла твоя сестра, играющая роль глупой и безгрешной дурочки, демонстрируя ему контраст с тобой. А тайны, которые ты скрывала, ещё больше увеличили сравнение. Когда в сети появились фотографии вашего свидания и поцелуя, которые, кстати, выставил сам Оливер, чтобы отомстить тебе, а помогла это сделать Флор, нашёптывающая ему о том, какая ты сука и на кого ты его променяла. Они завели механизм. Белч говорил перед балом с Рафаэлем, который совсем запутался, и ему требовалось поговорить с тобой. Но ты бегала от него, боясь того, что он выберет её. Ты сама его заставила поверить во всё, и он не хотел, чтобы ты превратилась в жестокое чудовище. Тебе же было мало, ты не сказала ему о том, что Флор обманула его и не один раз. Ты не поделилась с ним своими выводами, а просто закрылась от него, боясь показаться слабой, – подскакивая с кровати, Сиен снова расхаживает перед кроватью, постоянно указывая на меня. – В бокале с шампанским, которое ему предложили на балу, уже был наркотик, который начал своё действие на Рафаэля. Да, я знаю, что его отец был наркоманом, и у Рафаэля даже была ломка, когда он родился. Это он Белчу тоже рассказал. И вот Рафаэль, парень, у которого уже есть врождённая зависимость от подобной ерунды, видит окровавленную Флор, изнасилованную и избитую парнями. А перед этим ты обещаешь ему наказать тех, кто подставил вас. В его голове обличаются все страхи, а наркотик помогает выдумать то, чего не было. Помимо этого, Рафаэль твердит о парне, который играл роль медбрата, хотя потом его чуть за сумасшедшего не приняли, потому что человека, подлившего масла в огонь, не существовало. Но именно этот человек рассказал Рафаэлю о том, что Флор находится чуть ли не на грани смерти из-за всего, что с ней сделали. Затем, он возвращается в университет, чтобы переварить всё, испугавшись собственных эмоций. Он заходит в бар, где покупает водку, в которой тоже содержится наркотик. Далее, он уже не человек, не тот Рафаэль, который был на самом деле, а безумный наркоман, видящий всё через искажающую призму своих страхов и ядовитого шёпота подсознания. Он заказывает шампанское только для вас, в котором тоже находится тот же наркотик, сам отправляясь в аптеку, чтобы приготовить для тебя дозу, забирает бутылку и приходит к тебе. Ты тоже была под двойной дозой. Так что и твоё восприятие произошедшего искорёжено, вероятно, ты могла себя накрутить, но это не умаляет, конечно, того, что сделал с тобой Рафаэль. И конец приходит сразу же. Для вас обоих. Он становится тем, кто разрешает этим придуркам, разрушить наш дом и нападать на нас. Ты орёшь, как бешеная, что заказчик – это ты, и исчезаешь, – Сиен замолкает, быстро дыша. – Прекрасная сказка. Только вот я в неё не верю, – вставляю, хотя поражаюсь тому, что Рафаэль, действительно, поделился с Белчем событиями той ночи. – Хорошо, пойдём дальше. Я не отстану от тебя, Мира, пока ты не поймёшь, что его вина не такая огромная, какую ты возложила на него, и ему сложнее, потому что он нечаянно оказался их оружием. Итак, ты не думала о том, почему же адреналин в тебе зашкаливает, и тебя трясёт наутро? Я помню, какой ты была на следующий день после случившегося. Ты была сумасшедшей. Невменяемой и неадекватной. Твои зрачки были расширены, и тебя трясло. Ты была под амфетамином, Мира, только в твоей крови его было меньше, чем в крови Рафаэля, поэтому для тебя всё это прошло практически незаметно и стало похожим на последствия избиения и насилия. И ты, конечно, снова спишешь это на психологическое потрясение, верно? А его слова воспримешь, как желание выслужиться перед твоим отцом? Нет. Рафаэль не собирается тебе ни о чём говорить, что я считаю, глупым в данной ситуации. Стремление лгать и снова скрывать правду ни к чему хорошему не приведёт. Белч пообещал ему молчать, но вот я не клялась в этом, и обязана рассказать тебе о том, что Рафаэль был под сильным воздействием наркотика и, возможно, даже не осознавал своих действий. – Ладно, пусть он был под наркотиками, во что мне мало верится, тогда почему же избрал именно такую тактику наказания? Почему не поговорил со мной? Почему не… – Поговорил? Смеёшься, что ли? Ты вспомни, как обстоятельства и вовремя подобранные эпизоды меняют восприятие и рождают невероятные мысли. С тобой это тоже было, Мира. В ту ночь, когда тебя принесли в жертву Кровавому Валентину, твои показания путались, и ты не могла связно говорить и чётко вспомнить, что за чем происходило. Ты выдумывала то, чего не было, и решила, что тебя ранили, а Беату убили. Так и здесь. Только вот тогда ты была под воздействием слабого парализующего порошка, а Рафаэль под амфетамином в большой дозе. Белч видел заключения из наркологической клиники, это не подделка. Рафаэль сдал анализы, потому что переживал ломку и не понимал, что с ним происходит. И я помню, как он выглядел. Помню, как его трясло. Он то потел, то дрожал от холода, был невменяем, намного хуже, чем ты. Я думала, что Рафаэль просто перепил, а он никому не сказал о том, что с ним случилось. Хотя нет, вру, он просил у Белча помощи, но тот, из-за всего произошедшего, просто ударил и бросил его на улице. Никто ему не помог. Никто его не хотел видеть и знать. Он остался совершенно один и начал докапываться до истины. И это не Рафаэль написал заявление в полицию, а похожий на него парень. Флор в больнице убеждала Рафаэля в том, что именно он заставил её подписать заявление и был с ней, хотя это было невозможно. В то время он находился с тобой, а потом каким-то образом оказался в переулке, брошенный и грязный. Да и ещё один факт в доказательство того, что всё это правда – два парня из «Омеги» признались в том, что один из них скопировал татуировки Рафаэля и передал бутылку с шампанским бармену. А другой сказал, что был в больнице и представился медбратом. Услышь меня, Мира, я не прошу тебя прощать его, но что-то понять ты должна, – Сиен заползает на кровать, приближаясь ко мне. – Им играли. Его чувствами к тебе играли, страхами тоже играли, как и памятью. Они были в курсе того, что из-за наркотика он ничего не будет помнить, и его легко подставить. Рафаэль мог умереть от той дозы, которую ему дали. Но он выжил, выкарабкался сам, один, потому что знал, что обязан защитить тебя и доказать всем, что не ты заказчик. Рафаэль живёт сейчас ради тебя. А сейчас он в шоке и в ужасе от того, кем ты его видишь. Рафаэль тоже свихнулся от боли, как и ты, потому что осознание того, что он, совершенно не желая этого и не контролируя себя, совершил с любимым человеком, узнав тайны твоего прошлого и твои страхи, невыносимо. И твоя боль уйдёт, а его нет. Из памяти твоей это немного сотрётся, а он всегда будет винить только себя и тем самым убьёт себя. Он хочет забрать твою боль из-за сильной любви и раскаяния. Рафаэль не знает, что делать дальше и как жить, потому что в его голове только ты и твои мучения. Это достойно хотя бы понимания, а прощать или нет, это твоё право. Но ты должна понять, потому что прекрасно знаешь, какие способы наказания и жестокой манипуляции здесь используются. Ты это тоже делала, но ты приспособлена к нашему миру, а он не был. Рафаэль не представлял, что здесь происходит, и какие войны идут, начиная с прошлого года. Он просто по незнанию доверился не той, потому что она, Флор, говорила с ним, а ты убегала от него, – Сиен замолкает, а я не знаю, что сказать. – Тебе нужно время, чтобы всё это переварить, да и сменить обстановку тоже следует. Сейчас ты, скорее всего, настолько поглощена собственной обидой и болью, что не сможешь увидеть того, что и он тоже был жертвой. Но это не даёт вам обоим права убивать друг друга. Так что ты сейчас же поднимаешься, идёшь приводить себя в порядок, ешь, а я пока соберу тебе одежду на уик-энд. Я уже написала задание девочкам на два дня и оставила его на столе в гостиной. Кстати, от твоего имени. Я твоя подруга, что бы ни произошло, не дам тебе уничтожить себя. Прими душ и умойся, – Сиен встаёт с кровати и указывает рукой на закрытую дверь ванной комнаты. – Ты не понимаешь… – Я всё понимаю, Мира. Лучше, чем ты можешь подумать. Я хоть и глупая блондинка, но сердце у меня болит. А раз оно болит, значит, ты нуждаешься во мне. Больше никаких разговоров, захочешь обсудить это или что-то спросить, я отвечу со слов Белча о той ночи. Не захочешь, тоже хорошо. Но ты больше не будешь лежать, оплакивая себя. Ты Эмира Райз, и должна подняться, потому что если ты этого не сделаешь, то я тоже потеряю причину, чтобы жить дальше и любить Белча. Пожалуйста, ты нужна мне, ведь без тебя я бы никогда не решилась на войну за собственные чувства. И ему, Рафаэлю, ты тоже нужна, как и он тебе. Иногда определённые люди и есть лекарство от боли и ненужных страданий. Только кто-то понимает это сразу же, а кто-то, как вы, обязаны пережить страшное, чтобы ценить то малое, что у вас было, – Сиен продолжает держать руку в воздухе, и в её словах я чувствую такую силу, которую никогда не замечала в ней. И если она решилась на подобное, то и я смогу. Но я пока не готова думать о Рафаэле, как о жертве, только как о жестоком и бесчувственном ублюдке, забравшем у меня желание двигаться дальше. Глава 24 Рафаэль Я тысячи раз проигрывал в голове то, как произойдёт наша первая встреча. Нормальная встреча, на которой мы с Мирой сможем поговорить. Я обдумывал множество вариантов. Готовил речь, даже написал её, чтобы заучить на всякий случай, пока сидел и отдыхал от рисования картины, которая, мне казалось, всё должна объяснить чётко и подробно. Но, как и бывает в жизни – всё идёт кувырком. И этот кувырок я не в силах принять, пережить и как-то переварить. Я больше не могу и не хочу быть тем, кем видел себя ещё несколько месяцев назад. Это непросто жить в их мире, приспосабливаться к нему и не иметь шанса стать другим. Я убит. Морально убит, и внутри меня лишь вина и жажда мести. Я предполагал многое о том, что произошло в ту ночь, но только не это. Не то, как поступили они с ней, заставив стать холодной, закрытой и напуганной. И я буквально добил девушку, которая превратилась для меня в родного и близкого человека. Конечно, я мог бы рассказать ей всё, что произошло со мной и хоть как-то успокоить, но разве это было возможно? Я отупел от боли. Обезумел от вины и не соображал, что творю. Мне хотелось сдохнуть от её руки. Сдохнуть от её страданий. Молить на коленях и просить не сравнивать меня с этим подонком Карстеном. Но увы, уже слишком поздно что-то менять. Всё случилось. Всё прошло именно так, как не должно было, и это, действительно, разорвало моё сердце. Я не знаю, что мне делать дальше. Не знаю, как вновь появиться перед Мирой, чтобы не слышать её беспощадных слов, превративших меня в жалкое подобие человека. И сейчас мне так хотелось бы вернуться в свою жизнь и до конца своих дней продавать наркотики, быть связанным по рукам и ногам, только бы не болело ничего в груди. Это намного хуже, чем быть настоящим преступником. Это гораздо страшнее, ведь теперь я не только стал насильником, но и персонажем, продолжающим ту историю, играющим главную роль самого гадкого и низкого ублюдка. Затягиваюсь уже десятой по счёту сигаретой, и хочется отравить себя, чтобы это привело к смерти. Я хочу умереть. С чувством вины жить сложно. Очень сложно. Я уже не вижу никакого будущего для себя и отчасти понимаю людей, выбирающих наркотики. Когда ты под дозой, то не больно, ничего не чувствуешь, ничего не планируешь, ничего не помнишь. Именно за этим и гонятся они, только бы не быть частью одного из миров, а создать свой, где всё хорошо. И это совсем не трусость встретиться лицом к лицу с проблемами и попытаться всё исправить. Но как исправить, когда я сделал то, чего Мира так боялась? Я не знаю. – И сколько ты будешь курить, жалеть себя и не мыться? – От знакомого голоса за спиной вздрагиваю и откашливаюсь от дыма. Поворачиваюсь к Белчу, вошедшему в мою комнату, превратившуюся в помойку. Она была права. Это моё место. Грязь и смрад должны быть мной. Кровь… аромат крови, который она учуяла, принадлежит мне. Мои руки в крови и мысли тоже. – Хватит травить себя этой гадостью, Раф. Этим ты не поможешь никому, только умрёшь раньше. Да и, к слову, выглядишь отвратительно, – парень ставит на стол поднос с едой, взятой внизу в столовой, как по мне, так это целый круглосуточный ресторан. – Я чувствую себя так же. Что хочешь? – Возвращаюсь к открытому окну и снова зажигаю сигарету, бросив бычок в стакан с водой. – Многое хочу, Раф. Очень многое, но пока это невозможно. Нельзя так больше, понимаешь? Оттого что ты отказываешься даже показать свои порезы врачу, тебе может быть хуже. – Плевать. Не с таким жил, – хмыкая, выдыхаю дым и смотрю на пустые лужайки в ночи. – Ладно, дело твоё, конечно, но оставаться здесь я бы тебе не советовал. И не потому, что рядом с тобой Мира, а потому что тебе нужно вдохнуть немного кислорода. Нормального и свежего кислорода. Поэтому я заказал машину, которая нас с тобой отвезёт на очень шикарный и дорогой горнолыжный курорт, где мы и развеемся. Надо это сделать, хотя бы это. Я уже забронировал нам номера, и осталось только собрать вещи и свалить отсюда, тем более что там не будет никого из этих придурков, только горы, снег, красивые виды и отличное питание. А это тебе, как никому другому, необходимо. Я уже собрал вещи и… – Ты что, совсем оглох, Белч? Ты не слышал того, что я тебе сказал тогда? – Зло шиплю я и шуту сигарету. Яростно захлопываю окно, поворачиваюсь к нему. – Я, мать твою, нищий, и нет у меня ничего, чтобы оплатить ваше роскошное дерьмо. И даже воздух мне не продадут, денег не хватит… – О-о-о, Раф, успокойся. Со слухом у меня всё хорошо, только с восприятием туго, – он поднимает руку, останавливая мой хриплый крик. – Я помню всё, что ты мне рассказал. Виню ли тебя в твоей лжи? Да, ты должен был со мной поделиться тем, кто ты есть, с самого начала, когда я спрашивал. Тогда у меня не было бы вопросов, отчего же ты так яростно защищал эту суку Флор. Тогда я мог бы определиться, как относишься ты к местным законам и правилам. Но твоя вина намного меньше, чем моя. Я чувствую себя отвратительно и гадко, ведь бросил тебя, когда ты нуждался во мне, как в друге. Я предал тебя, и сейчас… сейчас пришло время доказать тебе, что я твой друг, и волнуюсь за тебя и за то, в какое дерьмо ты влип. Я виню себя во многом начиная с той ночи, когда не дал Сиен найти Оливера и Миру, заканчивая другой, где ты чуть с ума не сошёл от боли. Я обязан был поддерживать тебя и помогать, а не думать только о Сиен и о благополучии своей задницы. Но я привык к такому, и мне сложно было поверить тебе, ведь понятия не имел, в какой яме ты оказался. И ты молчал до последнего, пока не усугубил своё и её состояние. Да и Мира тоже хороша. Такое скрывать! Я просто в шоке, Раф! Конечно, не мне, но хотя бы тебе она должна была рассказать всё и предупредить о последствиях. Я зол и на тебя, и на неё, и на Сиен, и на себя. На всех, чёрт возьми, и единственное, что для меня в данный момент важно – как поднять тебя на ноги и… – Как она? – Сдавленно спрашивая, перебиваю набирающую обороты ярости речь Белча. Он вздыхает и отрицательно качает головой. – Не лучше, чем ты. То спит, то плачет. То снова спит. Не ест. Не моется. Не выходит из комнаты. Не встаёт с кровати. Твой поступок, он… думаю, сильно покалечил вас обоих. Ваши эмоции были на пике, и…я не знаю, как, вообще, теперь всё исправить. Тебе следует с ней поговорить, Раф. Спокойно поговорить, рассказать всё то, что ты рассказал мне, и тогда, вероятно, появится шанс хоть что-то изменить. – Рассказать? Смеёшься? Я от её слов до сих пор не отошёл, и лишь усугубил её состояние, Белч. Я насильник, понимаешь это? Я изнасиловал ту, которую люблю. Я превратился в то чудовище, от которого она пряталась. Я заставил её пережить до конца то, что хотели сделать они. И теперь ты мне предлагаешь, вообще, превратить её в сумасшедшую. Она умом тронется… я до сих пор не представляю, как Мира выжила после всего. У неё кровотечение было… я…я чуть её не убил. Поэтому лучше мне держаться подальше, надеюсь, что Эрнест позволит мне уехать отсюда, и как-то иначе отплатить ему за всё, ведь здесь… рядом с ней… мне так больно, Белч. И эта боль за те минуты, пока она говорила, стала мной. Она завладела сознанием, моей кровью и сердцем. Я не понимаю, как, вообще, мог это сделать с ней. Я… не хотел, но в то же время желал, чтобы она увидела, как раскаиваюсь, как я… как люблю её и готов на всё, только бы она не мучилась. Лучший вариант – заставить Эрнеста понять, что здесь его дочери угрожает опасность, и её могут убить, если такие порядки нормальны в их мире. Я обязан ему всё рассказать и сделать так, чтобы он забрал её отсюда. Вот что я должен сделать, а не ехать туда, куда меня даже не впустят, потому что я отброс и не имею ваших миллионов, да даже десяти тысяч нет, – падаю на кровать и запускаю пальцы в сальные, грязные и вонючие волосы. – Хорошо. Ладно. И что ты намереваешься сказать Эрнесту? Слушай, чувак, я здесь на досуге узнал, что твою дочь как-то похитили, напоили наркотиком, кончили ей на лицо, измазали в моче, лишили девственности пластиковым членом, а затем, вероятно, чуть убили одного из наших студентов. Она стала главой сестринства. И я пока не узнал, но что-то страшное случилось со студенткой по имени Беата, и в этом тоже задействована твоя дочь. Ну и потом ты отправил меня присматривать за ней, а я трахнул её, затем, будучи под наркотиками, избил и изнасиловал так, что чуть не прикончил, обоссал её лицо и бросил нож нестабильной психически девушке, на тот момент, которая уже переживала нечто подобное, но я довёл дело до конца. Вот, я просто орёл. И теперь прошу тебя забрать Миру и дать всё, что она захочет, ведь я больше не могу защищать её, потому что трус. Прекрасно, Раф, и как ты думаешь, что сделает Эрнест? Насколько я наслышан об этом человеке, то он без зазрения совести убьёт тебя, твою семью, всех тех, кого ты ему сдашь, а вот Миру он накажет за неподобающее поведение и за её характер, обвинив во всём, и оставит здесь. А в этом месте, после того как Эрнест накажет Всадников, девушек и самого Оливера вместе с их семьями, начнётся отвратительная травля Миры, безобразные насмешки, унижения, и она, в конце концов, действительно, сойдёт с ума и покончит с собой. Кому она здесь нужна, Раф, кроме тебя? Я сейчас говорю не о счетах её отца, а вот о ней, как о личности. Никому, потому что только ты смог что-то в ней увидеть такое, что влюбился, как идиот. Тебе нравится такой расклад? – Поднимаю голову на Белча и отрицательно мотаю ей. – То-то же, Раф. Если ты спросишь меня, как я отношусь к твоей честности, то я обескуражен тем, насколько ты силён. Не сейчас, конечно. Сейчас ты походишь на кусок дерьма не первой свежести, особенно с этими отметинами на лице, весь забинтованный и вонючий, но внутри ведь ты знаешь, что без тебя Мира не выживет здесь, ей никто не поможет. И раз ты её любишь так, что готов сердце выдрать из груди, то докажи и ей, и себе, что это сделает вас только ближе и сильнее. Она слаба, и ей сложно понять, видя тебя и не разграничивая события прошлого года и ночи, в которой был ты. Они стали для неё единым кошмаром, но у тебя есть оправдание. Ты был не собой, и я тоже виноват в том, что поверил сказанному Оливером и другими о том, какой ты ублюдок на самом деле. Я признаюсь, что мне тоже было больно, потому что я друга потерял. Единственного человека, с которым мне было легко, и который понимал меня. Но оказалось, что я его не терял, а кинул, как последний урод, а всё это случилось из-за лжи и недоверия друг к другу. Я не призываю тебя верить всем, но мне можешь. Я клянусь, что этот случай меня научил многому, и… дай мне помочь, Раф. Я тоже хочу доказать, что раскаиваюсь в своих словах и в отношении к тебе, потому что и я виноват во многом. И мы справимся. Я знаю, как это сложно и страшно, но только мы сможем защитить здесь тех, кого любим. Ты мне нужен и Мире тоже. Хотя она сейчас и не осознаёт всего происходящего, и причина этому та же – незнание всего того, на что ты пошёл ради неё, чтобы искупить свою вину, – он присаживается напротив меня на корточки. С одной стороны, я проникаюсь его речью, а с другой, осознаю, что слова мне не помогут. Вряд ли хоть что-то сможет вылечить ту рану, которую я сам себе нанёс внутри. Я не только раскаиваюсь, но и ужасаюсь тому, насколько бесчеловечными и нелюбящими своих детей нужно быть, чтобы закрыть их в этом месте, считающимся элитным, и получить на выходе больных, жестоких чудовищ, а порой даже и не живых. И ведь никого это не волнует. Важным остаётся лишь то, как они будут цениться в глазах своих друзей, и как высоко поднимется их статус, если они прошли путь от самого начала и до конца. Это всё начинается сверху, я вижу лишь то, что эти люди творят с главами крупных братств и сестринства. А какая участь у ниже стоящих студентов, о которой они, зашуганные и запуганные окружающим миром, даже бояться говорить, уму непостижимо. Наверное, я ужасный человек, потому что меня они тоже не волнуют. Сейчас на первом месте то, что происходит со мной и Мирой, наши отношения, наше прошлое, наша боль и мои жалкие попытки исправить хотя бы что-то, но и это всё исчезает куда-то в пустоту. Как можно исправить того, кем я стал? Никак. Это не прощается и не стирается из памяти, я боялся всегда стать кем-то вроде Скара, а вот сейчас очень похож именно на него, даже не на отца, а на дядю. Меня это убивает. – Я насильник, Белч. Я практически убийца и преступник, и ты предлагаешь мне добить её? Я не могу так. Я столько всего натворил, что не знаю сейчас, как поступить, куда обратиться, к кому идти и как, вообще, двигаться дальше. Я хочу к ней… хотя бы видеть, как она спит, знать, что в порядке, а большего мне не надо. Но и этого я уже не могу сделать, она с ума сойдёт от этого, а эмоции… для неё они сейчас смертельны, – тихо произношу я. – Вот поэтому тебе надо уехать хотя бы на пару дней, и я предлагаю тебе именно это. Подумать обо всём. Это уже случилось, Раф. Ты не можешь изменить прошлое, а вот будущее зависит только от тебя и тех решений, на которые ты готов. На это тоже нужна сила, а здесь её нет. Вы оба сейчас истощены. Так что поехали, сменим обстановку, и, может быть, ты проветришь свои мозги, – Белч натягивает улыбку, а я ещё больше мрачнею. – Я нищий, ты забыл об этом. Я никуда не могу поехать, да и не хочу. Пока она здесь, я должен быть хотя бы в том же месте, что и она. Я…