Подползаю к ней и ложусь на пол, головой протискиваясь под безвольно лежащими руками на её колени. Трусь носом о её бёдра и осторожно дотрагиваюсь до хрупкой талии. – Прости… прости меня, – шепчу я, вдыхая её аромат. Как же плохо и хорошо. – Скучаю… скучаю каждую секунду… прости меня, – вспоминаю, как она гладила меня по волосам, и закрываю глаза. И мне плевать, что она спит. Ничего не чувствует. В другой ситуации я бы не позволил себе такого. Она бы не дала мне такой возможности. А мне это нужно! Нужно, чёрт бы побрал этот проклятый мир! Нужна она мне! – Я люблю тебя… люблю тебя, девочка моя. Моя, ты всегда будешь моей. В голове. В сердце. В воспоминаниях. Моей… мне стыдно, так стыдно, Мира. Не прощай меня… не заслужил, но клянусь, что не позволю кому-то дотронуться до тебя… не позволю. Убью на хрен… себя тоже убью, если понадобится. Прости… прошу тебя… не бойся меня… я не хотел. Не хотел… прости, – все чувства прорываются сквозь толстую оболочку боли, и я скулю, целуя её ладонь. Целую нескончаемо, прикладываю к своей щеке и прижимаюсь к ней. Когда человек становится всем миром? Этого не понять, и самое интересное, что ты не можешь жить, дышать, двигаться без него. Физически ты можешь делать всё, но какой смысл? Для чего? Мы всегда делаем что-то и для кого-то. Раньше для меня это были мать и брат. Но они больше не нуждаются во мне. Остаётся лишь ОНА. Именно из-за неё я буду продолжать терпеть всё, что она приготовит мне. Я буду сносить любое оскорбление, любое препятствие, чтобы доказать ей – я не дерьмо. Я не специально полюбил её. Я не планировал так глубоко и навсегда впускать в своё сердце одну девушку. И я уверен, что будут и другие. Когда-нибудь они будут, но первая всегда останется лучшей, яркой и вечной. Она станет воспоминанием, о котором я никогда не забуду. Она станет образцом, и я буду искать похожих. Буду создавать их для себя… когда-нибудь. Не сейчас. Не завтра. Не через год. А, возможно, это будет моим единственным опытом. И я не буду против. Пусть она будет одна. Только она. Мой мир. Мои ошибки. Мои страхи. Мои мечты. Мои преступления. Всё для неё. Я для неё. А она вот не для меня. И я буду скулить так долго, пока не переживу той боли, что застряла во мне. Я буду ныть, буду жалким щенком, буду кем угодно, но ради того, чтобы чувствовать себя так, как будто я окутан коконом из нежности, я готов на всё. Целовать каждый пальчик, улыбаться и лежать на её ногах. Утыкаться носом в ткань брюк и, наконец-то, дышать. И я рад тому, что она здесь. Хотя страх увидеть её глаза открытыми силён, но я буду лежать здесь, как верный пёс. Буду, чёрт возьми! Буду! И мне не стыдно за мои желания! Я просто люблю её… люблю за всё, что было и будет с ней. Люблю. И другого мира для меня сейчас не существует. Влюбиться – опасно для здоровья. Любить – смертельно. Быть тем, кто убил все чувства – проклятье до конца дней. И я несу его в каждом прикосновении губ к её коже. В каждой её слезе. В каждом вздохе. Я лежу так слишком долго, забывая о времени, об обстоятельствах, обо всём. Каким бы разумным я ни хотел выглядеть, но когда есть такая возможность в последний раз насытиться причиной, чтобы жить, то я пользуюсь ей. Пользуюсь и каюсь. Каюсь, и кровь отравляется виной и возможным шансом, который я упустил. Оглядываясь назад, я проклинаю первый день своего появления здесь. Я бы мог сделать всё иначе, но разве это важно? Нет. Никому нет дела до того, что можно было переиграть. Бессмысленно и глупо представлять, что бы ты сделал. Но всё равно мы это производим в голове, рисуем себе невероятные вещи и понимаем, оглядываясь назад, кто мы есть на самом деле. Трусы. В зале становится темно, очень темно, даже сквозь закрытые глаза я чувствую, как подступили сумерки. Не только вокруг нас, они проникли глубже. В мои вены. Вот и всё. Возможно, так я прощаюсь с ней. Возможно, я слишком слаб, чтобы это сделать. Не знаю… не знаю. Аккуратно поднимаюсь с колен Миры и пальцами касаюсь её щеки. – Прости меня за то, что был таким идиотом. За то, что неверно оценил информацию. Меня настроили против тебя, дали ложную установку. Не ты зло, а они и я. Найди причину, чтобы жить, девочка моя. Найди её, ведь если ты исчезнешь, то и я следом. Я отомщу им. Обещаю… – прижимаюсь сухими губами к её лбу и закрываю глаза. – Обещаю. Отстраняюсь от девушки и поднимаюсь на ноги. Теперь самое сложное. Отдать. Добровольно. Без крика и шума. Отдать. Я не умею этого делать. Если что-то попадало в мои руки… что-то хорошее, то я всегда забирал себе. А здесь, сейчас, я должен расстаться с частью себя навсегда. И мне мало… мало этих часов, мало её аромата, мало. Что я могу сделать, чтобы она простила меня? Что? Разве есть в этой жизни оправдания к насилию и боли? Для меня – нет. Я виновен. По всем фронтам виновен. И я хочу, чтобы болела душа, а сердце не успокаивалось, хочу быть наказанным, чтобы никогда не забыть о том, как быстро можно потерять свой пульс. – Неожиданное место для интимной встречи. Ты так не считаешь, Лоф? Или же ты так соскучился по мне, что и минуты не можешь потерпеть, – ехидный голос звонко проносится по залу, и я отрываю свой взгляд от Миры. – Не ори, Оливер. Меня сейчас стошнит и от тебя, и от твоего голоса, – шёпотом отвечая, указываю глазами на маты. Парень, слишком уверенный в себе, слишком гадкий для меня, слишком тупой и слабый физически, трусливый душевно, подходит ко мне, и когда до него доходит причина моего сообщения, то он самодовольно усмехается. – Так вот, значит, где наша принцесса. А её девочки ищут, уже готовы заявление в полицию писать. – Отнеси её в сестринство. Видимо, очень устала, – принимая скучающий вид, пожимаю плечами и отхожу. – И зачем? У тебя есть прекрасный шанс заработать бонусные баллы. Ты только представь: враг номер один выносит на руках, как самый настоящий принц, свою избранницу. Аплодисменты, фейерверк и шампанское, – насмехаясь, нараспев шепчет Оливер. – Я дарю их тебе, букашка. Тебе они нужнее. Не забудь её сумочку и туфли, рядом со стулом валяются, – бросаю последний взгляд на Миру и обхожу парня. – Лоф, каково это – вернуться и понять, что ты никогда не станешь кем-то большим, чем просто объектом насмешек? – Летит мне в спину, и я на секунду останавливаюсь. Горько приподнимаю уголок губ. Какой же он идиот. – Я уже стал. Они пойдут за мной, если я того захочу. И единственный человек, удерживающий меня от того, чтобы утопить тебя вместе с твоей шайкой наркоманов и ублюдков, – она. Так что не пытайся использовать её, иначе я вспомню, кто же состоит в сговоре с Саммер, и кто специально надрался так, чтобы всё выглядело правдиво, – оборачиваюсь к нему. Наслаждаюсь, как в ночи при свете уличных фонарей, а также бьющем из высоких и больших окон, мой враг бледнеет. – Это ты? То видео… это ты сделал с ней? С той, кого защищал? – Шепчет он. Просто дарю ему улыбку, коварную и наглую. Не отвечая больше ничего, разворачиваюсь и выхожу из спортивного зала. Теперь он поймёт, что говорить со мной опасно, как и причинять боль Мире. Хотя бы в этом я уверен. И да, это был я. Не чувствую ни угрызений совести, ни жалости, ни сочувствия к Флор. Я узнал много, слишком много неприятного, и это всё отравляет меня. Но пока я позволяю Оливеру и его компании дышать свободно… до поры до времени. Я оставляю познания о том, что именно Оливер подсказал Саммер выложить фотографии Миры в сеть. Именно он позвонил Саммер за помощью в возобновлении отношений с Мирой. И Саммер поделилась одним приёмчиком, в котором Оливер должен был стать героем. Но и его провели, меня это радует. Едко радует, как и его страх о том, что у меня есть компромат против него. Много. Очень много. Это ещё одно моё задание. Эрнест был не рад тому, что его дочь связалась с этим уродом. В планы мистера Райза входит разрушение империи семьи Оливера и потопление всех акций, чтобы выкупить их и стать ещё богаче. Моей задачей было разрушение их отношений, чтобы Мира не связалась с будущим банкротом. И я это сделал. Но не так, как намеревался. Не так, как должен был. Комикс – лишь открытое высмеивание этого места. Именно оттуда Мира должна была узнать, каков Оливер на самом деле, а я был бы рядом. Всегда рядом… и я, действительно, влюбился. Случилась катастрофа, из-за которой всё пошло прахом. Было просто отгонять эти мысли, я забыл о них. Полностью погрузился в её мир, в её сердце, в её душу. Запутался. Испугался. Наказал. Себя. Мне так жаль… Погруженный в свои раздумья, нечаянно наталкиваюсь в темноте на кого-то и, останавливаясь, поднимаю голову. Три незнакомца. Да, я помню их… когда-то видел. – Чего надо? – Сквозь зубы шиплю я. – Рафаэль Лоф, собственной персоной. Приятно вновь видеть тебя бодрым среди наших студентов, – с явным и жутким акцентом произносит один из них. Блондин. Высокий. Старше остальных, видимо. Они не в форме университета. Они во всём белом. Белые свитера, белые джинсы, белые ботинки. Неприятный холод от их взглядов, оглядывающих меня, проходит по спине. – С чего такая честь? – Ехидно интересуюсь я, осматривая каждого и взвешивая свои силы против их троих. Они все, как на подбор. Статные. Красивые. Ухоженные. У одного белоснежные волосы, у другого русые, у третьего чёрные. Если честно, то секунда, в которой я всё это замечаю, приносит с собой подозрение. Они не просто так появились. Это старшие. – Каратель, – шипит черноволосый. – Что? – Переспрашиваю я его, а он усмехается. – Каратель. Он как раз нас покинул в начале года. Выпустился, собирается жениться на одной из наших девочек. Потерян для общества, – с неприятными нотками презрения произносит русоволосый. – А я здесь при чём? Ребята, у меня планы, а вы мне мешаете. Так что, – делаю паузу и шаг к ним, они ещё теснее встают вокруг меня. – Эмира Райз. Надо же, и это не удивительно, верно? Что ты готов сделать ради неё? – Ничего. Мне насрать на эту дуру, – приподнимаю подбородок и слышу, как они прыскают от смеха. – Оригинальное заявление, после того, что мы видели, – гадкий смех светловолосого пропускает по телу ледяной ток, отчего волосы встают дыбом. Они следят за мной? Что они слышали? – Посмотрим, правду ли ты говоришь. Обожаю наблюдать, как эти мокрицы борются за ту, что никогда им не будет принадлежать, – ехидно бросает черноволосый и указывает парням идти за ним. Это угроза. Вот кто может стоять за всем. Вот кому выгодно, чтобы Мира была наказана. – Что вы хотите от меня? – Мой вопрос, видимо, был ожидаем, так как они лениво оборачиваются. – Влюблённые мальчишки всегда глупы и прозаичны, – с тихим смехом замечает русоволосый. – За что вы её ненавидите? Из-за Беаты? Из-за того, что она сильнее вас? – Зло рычу я, сжимая кулаки. – Ох, как это мило. Он в ярости. Замечательно, – чуть ли не хлопает в ладоши русоволосый. – Успокойся, Каратель, она под моей защитой, пока я доволен происходящим. Хотя признаю, что ваши отношения мне не нравились. И вот он ты. Умеешь заставлять людей думать так, как хочешь. Ты отличился, Рафаэль Лоф, и мы это заметили. Мы ещё встретимся, а пока свыкнись с мыслью – мы знаем больше, чем остальные, особенно о том, кто ты такой на самом деле и кто твой покровитель. Эрнест Райз довольно щедр, раз допустил нищего до сближения со своей принцессой. До скорого, Каратель, – широко улыбаясь, черноволосый смеряет меня пренебрежительным взглядом, и они уходят, а я стою и не двигаюсь. Флор. Сука. Это она растрепала им или кому-то из старших девочек, возможно, той же Саммер. Блять! Вот и так проблем у меня по горло, ещё этих ублюдков не хватало. Блять! И что такое «каратель»? Пожалуйста, хоть бы это было не то, о чём я думаю. Только бы не вербовка… нет. Глава 14 Мира – С этого дня запрещено встречаться заводить отношения с парнями из братств «Альфа» и «Омега», и поддерживать их. Запрещено приводить сюда мужских особей даже для того, чтобы просто поболтать. Запрещено посещать увеселительные мероприятия в домах по соседству. Запрещено употреблять алкоголь и синтетические препараты, курить их и нюхать. Запрещено выезжать в город без моего согласия. Необходимо ставить меня в известность обо всех тихих вечеринках в нашем доме, даже если вы просто собираетесь в одной из спален делать маникюр. Каждая из вас обязуется посещать все занятия и придерживаться правильного питания, делать зарядку в семь утра каждый день и ходить на дополнительные курсы, чтобы развивать себя. Никаких пропусков, никаких выдуманных болезней, никакой грязи. Я отказалась от уборки, за которую платила из средств сестринства, ведь нас так много, и мы сами в состоянии поддерживать чистоту в доме. Расписание ответственных за уборку я повесила на холодильнике, при входе и на каждом этаже. Каждую неделю оно будет меняться, чтобы не было обидно остальным. Также с этого дня мы обедаем во время первого длинного перерыва, и наши столики располагаются теперь у окна, вы заметите их сразу же. Запрещается общаться с парнями из братств даже в университете, как и обедать с ними, и ходить в ресторан. Надеюсь, вам всё понятно? Предложения? Сожаления? Вопросы? – Оглядываю ошарашенных и ещё сонных девушек. – То есть нам придётся расстаться с парнями? Но… но мы с Коди встречаемся уже два года, с первого курса вместе. – И я только начала отношения… – Мыть полы? – А группа поддержки? Игра же на носу?! – Почему такие правила, Мира? Это же… жестоко! Позволяю практически каждой выразить своё трусливое негодование, рассматривая свой маникюр. Надо бы сделать новый. К примеру, что-то в мягких пастельных тонах. – Всё? Закончили? – Отмечая, что наступает тишина, поднимаю голову и встречаюсь с недовольным взглядом Сиен, стоящей, прислонившись к перилам лестницы. А она даже голоса не подала. – Пока парни не поймут, в кого они себя превращают. Пока они не осознают, как безобразно и неподобающе ведут себя. Пока они не узнают, что такое бойкот за то, что они портят наш авторитет. Я могу долго перечислять причины такого решения. Но, уверена, что вы все согласны, что произошедшее с Флоренс Делон и использование ей безжизненной и пьяной туши Оливера Фиреля может повториться. Вы хотите, чтобы ваш парень оказался на его месте, а вы на моём? Кто вас защитит? Кто докажет остальным, что вы не имеете никакого отношения к наказанию кого-то или же к убийству? Как вы будете смотреть в глаза своим родителям, когда безобразное поведение, зависимость от наркотиков и алкоголя, или отравление ими станут достоянием общественности? Вы хотите быть высмеянными? Вряд ли. Мы, сестринство «Оморфия» – самый мощный и властный рычаг решений и обстоятельств. Мы пишем правила и заставляем других им следовать. И если я узнаю или же увижу, что вы пошли наперекор моим словам и приказам, то будете немедленно исключены из нашего сестринства, занесены в чёрный список и наказаны так жестоко, как никогда. Вы пойдёте голыми до администрации и останетесь ждать их в таком виде, пока не наступит утро, и вам не выделят свободное место в главном корпусе общежития. А мест там, насколько мне известно, нет. Выбор за вами, сёстры, но только я могу вас защитить и пообещать достойное будущее, за которое вы не будете гнить за решёткой. Если кто-то не согласен, то у вас есть шанс уйти отсюда немедленно, – замолкаю, ожидая новой волны возмущений, но мои слова подействовали на них. Они задумались о том, что, действительно, верно в этой жизни. – Что ж, раз вы всё ещё здесь, значит, пора приступить к утренней зарядке. Всем умываться, и встречаемся у входа через десять минут. Пробежка, затем разминка и завтрак. По местам, сёстры, – хлопаю звонко в ладоши и спрыгиваю со стеклянного столика. Все молча расходятся и, конечно, начинают шептаться, причитая о том, что теперь для них недосягаемо. И это ведь правильно. Я поступила верно. Раз меня вчера не услышали, значит, я должна ради благополучия тех, кого взялась защищать, продемонстрировать Оливеру, что не шутила. Воспоминание об имени Оливера моментально врывается в голову. А затем другое, где я видела ЕГО. Рафаэля. И настолько сильно запаниковала, что отключилась. Сознание потеряла, и такое со мной случилось впервые. Это страшно. Если раньше я думала, что смогу более или менее достойно встретиться с ним лицом к лицу, то сейчас это кажется безумно смешным. А это было лишь издалека. Что будет со мной, когда он будет стоять напротив? Не осознавала, что страх вызывает такую боль, которую я не в силах преодолеть. И не физическую, а душевную. За это я его и ненавижу. Ненавижу за то, что он со мной сделал. Ненавижу за то, что забрал мою уверенность. – Легче стало? – Ехидный голос вырывает меня из раздумий, и я, моргнув один раз, оборачиваюсь, наблюдая, как Сиен, одетая в спортивный костюм, приближается ко мне. – Я понимаю, что ты мстишь Оливеру, но они-то здесь при чём? Зачем ты разрушаешь отношения и чувства девочек? Мира, очнись, что ты творишь? – Тебя не должны касаться мотивы моих поступков, Сиенна. Ты здесь на таких же правах, как и остальные, даже на меньших, – фыркая, иду к двери, чтобы на улице подождать всех остальных. Резкий захват за локоть, и внутри всё переворачивается. Ладонь вмиг замахивается и в следующий момент с громким и звонким хлопком опускается на щёку девушки. Она взвизгивает, отпускает меня и, прижимая руку к лицу, с ужасом смотрит на меня. – Не смей. Меня. Трогать. Никогда, – шиплю я, наступая на неё. – Не смей. Ко мне. Подходить. Не смей. Со мной. Пререкаться. Не смей. Учить меня. Не смей даже говорить со мной, – сквозь зубы рычу я. И меня не волнует то, что обида и непонимание вызывают слёзы у подруги. Меня не волнует, что я прощаюсь с единственным человеком, которому могла бы доверять здесь. Меня ничего не волнует, кроме того, как страшно мне от любых прикосновений. Страшно и больно, словно новые удары сыплются на мою обнажённую кожу. Я больна… психически нездорова, признаю. У меня есть повод бояться, есть причины, чтобы реагировать так остро и необдуманно. Есть, но никто о них не должен знать. Никто, даже она! – Я предупреждала, чтобы ты не лезла ко мне. С этих пор тебе запрещено ко мне подходить без надобности. Запрещено есть со мной за одним столом. И я ещё подумаю, оставить тебя в сестринстве или же выбросить к чёртовой матери, раз ты такая тупая дура. Ты не нужна мне, поняла? Ни ты, ни кто-то другой. Вы все меня раздражаете. Будь моя воля, я бы вас всех сожгла и посадила на пики, чтобы украсить подъездную дорожку к моему дому. Ты омерзительна, – выплёвываю с отвращением каждое слово, остро бьющее девушку. Слеза скатывается по её лицу, Сиен бледнеет, а мне гадко от самой себя. Я мразь, последняя сука в её глазах. Пусть… пусть будет горько, пусть будет необратимо. Пусть, но так ничего больше не спровоцирует паническую атаку. Сейчас я особо уязвима… слишком уязвима и ранима. И, чем сильнее эти чувства овладевают мной, тем безобразнее я поступаю. Защитная реакция… прости. Смеряю её уничтожающим взглядом и, разворачиваясь, выхожу из дома. Я не могу больше контролировать себя, когда настолько обостряются все страхи, да и вчерашние события буквально потрясли меня. Помимо того, что я отключилась, меня нашёл Оливер и разбудил, словно бездомную, упавшую где-то между помойными вёдрами. Какой стыд. Стыд за то, что он нашёл меня. Стыд за то, что я позволила хоть кому-то увидеть меня в таком состоянии. Стыд и ноющее сердце, как будто его вновь избили до кровавых ран. И так плохо было. Без причин, просто плохо и жалко себя. Поэтому бессонная ночь, новые правила и ещё более гнусное поведение стали последствиями надлома. А что произойдёт, когда ОН дотронется до меня? Я с ума сойду? Я сброшусь с крыши или сотворю что-то ужасное? Не знаю… это меня сильно пугает. Все эти отработанные слова и продуманное поведение, взгляды и выражение лица, всё полетело к чёртовой матери. Ничего не поможет. Я не справлюсь… не вытерплю. – Мира.