– Да причем тут благородство?! – рявкнул он, стукнув кулаком по стене. По-видимому, он не разделял моего веселья, если был такой злой. – Я хочу тебя так, что темнеет в глазах. Ты сидишь у меня в голове как заноза! С того самого мгновенья, как я увидел тебя в столовой год назад. Это болезнь! Болезнь, от которой я хочу излечиться! Я мало что поняла из его громкого монолога, в делах любви я была невежей. Только то, что он меня хочет. Значит… я ему нравлюсь? Удивительно… Пожалуй, мне должно быть лестно, что я привлекла внимание такого высокородного ария. Я постаралась ответить как можно мягче, чтобы не обидеть парня. – Если я вам нравлюсь, тогда, наверное, вы должны поступать по-другому… – выдавила робко. Я была не сильная в подобных вещах, это оправдывало мое косноязычие, – ухаживать… Бескорыстно помогать, заботиться. – Ухаживать? Заботиться? – повторил Хорн презрительно. Потом поднял лицо к потолку и громко захохотал. Я в недоумении хлопала глазами. – Ты думаешь, я буду ухаживать за такой, как ты?! И вдруг я почувствовала себя дурой. Круглой, простой как бублик. Мне стало обидно до слез. Не потому, что Хорн мне нравился, совсем даже наоборот – в этот момент я ненавидела его всей душой. Просто он сейчас олицетворял собой всех благородных мужчин. И его слова значили лишь то, что никто из них не предложит мне достойных отношений. Никто не возьмет меня замуж, никто не посмотрит, как на равную. Неужели моей судьбой станет одиночество или замужество с простолюдином? Нет, мне нравились простые работяги, типа Кассана, я сдружилась с ними, но создать семью… У нас должно быть одинаковое воспитание, интересы, устремления. Нет, я не сноб. Как бы я не уважала Кассана, но с ним я не могла разговаривать об искусстве, науке, архитектуре. Даже его речь. Простая речь работяги с частыми ругательствами и проклятьями. Я не смогла бы слушать ее ежедневно в своем собственном доме, воспитывать детей в подобной среде. Но пора заканчивать этот балаган. – Даже если бы стали за мной ухаживать, арий Торус Хорн, – произнесла я холодно, – я бы не приняла ваших знаков внимания. Вы мне не нравитесь. Скажу больше – вы противны мне. Меня тошнит от ваших поцелуев, прикосновений. Вы самый мерзкий человек из всех, кого я встречала в жизни. Я шире открыла дверь и уже собиралась выйти, как вспомнила, чем еще можно его уколоть. – Вы потеряли не только родовую магию, арий. Вместе с ней вы потеряли последние остатки благородства. Скорее солнце упадет на землю, чем я приду в вашу комнату. Очень хотелось хлопнуть дверью, ставя импровизированную точку в разговоре, но дверь-то в чем виновата? Я тихонько закрыла ее, оставляя растерянного, на мой взгляд даже ошарашенного мужчину. Его потрясенное лицо немного смягчило боль от грубых слов «думаешь, я буду ухаживать за такой, как ты». Но как я ни старалась, они еще долго звенели в моих ушах, не давая заснуть. *** Именно тогда, придя вечером в свою комнату после этой неприятной сцены в пустом кабинете, я впервые задумалась о наших странных отношениях. Я не могла отрицать того, что с Хорном возникла какая-то связь. Корявая, нелогичная, но она была, и нужно честно это признать. До этого момента я не обращала внимания на частые столкновения в коридорах школы, в библиотеке, в парке. Он был (и есть) мне неприятен, и я всеми силами старалась (и буду стараться дальше!) избегать этого избалованного красавчика. Но… Что же сегодня произошло в кабинете? Хорн не похож на насильника, да и зачем ему это, если абсолютно все студентки смотрят на него с восторженным обожанием. Я закрыла глаза и вытянулась на кровати. Передо мной возникло его лицо. Сердце тотчас забилось чаще. Почему я не могу избавиться от этого необъяснимого бессознательного восхищения его красотой? Или он для меня просто пример эстетического идеала? Этакий абстрактный образ молодого бога, эталон внешней привлекательности? Что же, в своих чувствах я разобралась. Теперь его. Пункт первый – я ему нравлюсь. Увы, я слабо понимала, что это значит по отношению к людям. Вот мне нравились воздушные заварные пирожные, которые пекла кухарка в нашем замке. Еще сверкающие драгоценности и красивые шелковые платья. Это было в детстве. Потом, предпочтения изменились. И мне уже стало нравиться другое. Мартины пирожки с капустой и запеченная утка с яблоками, дикая малина и короткое северное лето. Хорн же все время оскорбляет и унижает меня. Это никак не вписывается в понятие нравлюсь. Да он сам рассмеялся мне в лицо, когда я это предположила. Пункт второй – он хочет меня как женщину? Еще непонятнее. С этой стороной жизни я не сталкивалась ни разу. Марта рассказывала всякие ужасы о первой брачной ночи, но, с другой стороны, мама не выглядела по утрам такой уж несчастной и грустной. Совсем наоборот. Как бы там ни было, как же Хорн может хотеть видеть меня своей любовницей, если я ему не нравлюсь? Это логическое противоречие, сказал бы профессор Лейбник. И последнее, что осталось. Он любит меня? Нет! Это так же невероятно, как то, что земля плоская. Двенадцать лет у меня перед глазами был пример любви между мамой и папой. Это было нечто чудесное. Они не могли оторваться друг от друга, постоянно касались руками, целовались, обнимались. Папа регулярно дарил маме подарки – драгоценности, цветы, свои поделки из золота и серебра. И когда папу казнили, мама не могла дальше жить без него. Она потеряла смысл существования. Как я не думала о Хорне, так ничего путного не придумала. Но в одном он был прав, заставив меня задуматься об опасности, подстерегающей в темных пустых коридорах. И я больше никогда не выходила последней из читального зала и не шла беспечно поздними вечерами в жилое крыло. Учеба шла своим чередом. У меня вдруг открылись способности к рисованию. В детстве мне не хватало усидчивости, и учитель рисования не смог ничему толковому меня научить. Сейчас же времени было хоть отбавляй, а из моего окна открывался замечательный вид на порт, который я могла рисовать бесконечно. Жаль, что рисование было лишь факультативом, всего раз в неделю. Мелкие пакости от студентов уже почти не обижали. Я принимала их как данность. Беспокоило лишь одно – ария Оттана начала потихоньку присматриваться ко мне. То ли она услышала какие-то сплетни, то ли узнала о непонятном интересе Хорна, но в последнее время я все чаще и чаще стала натыкаться на ее пристальный ненавидящий взгляд. До этого момента арии считали ниже своего достоинства обращать на меня внимание, как бы хотелось, чтобы так было и в дальнейшем. Но увы. Первую сплетню я услышала на уроке верховой езды. Я плелась последней на послушной каурой лошадке, рассматривая экзотические деревья школьного сада, высаженные вдоль аллеи, и вдруг ветер донес до меня разговор двух девиц, едущих впереди. – Она сама вешается Хорну на шею, – я чуть тронула поводья, заставляя лошадь идти медленнее, чтобы не слышать злобные выдумки, – Оттана говорила, что эта потаскушка Крей пытается залезть в постель к ее жениху. – Да ты что? А со стороны такая тихоня, – пошептала ария Наина, дочь мера столицы. – Дарий ее бросил, она теперь ищет нового покровителя, точно тебе говорю, – я почти остановила лошадь. Девушки отъехали так далеко, что их разговор стал набором ничего не значащих звуков. Я подняла голову вверх, рассматривая высокое голубое небо, сдерживая невольно выступившие слезы. Вот, значит, как думают обо мне? О Дарии. Нашу дружбу извратили, превратили во что-то постыдное. Я со злостью ругнулась и тут же заулыбалась, подумав, что общение с Кассаном не прошло бесследно, сквернословить я умею не хуже портового грузчика. Плевать на сплетни. Если девушкам нечем развлечься, пусть сплетничают. Слова, как дым, растворяются в воздухе и не причиняют вреда. Я медленно ехала вдоль аллеи, желая продлить урок верховой езды как можно дольше. Не хотелось возвращаться в пустую маленькую комнату, видеть в столовой презрительные взгляды студентов, особенно после того, как узнала, что думают обо мне и Хорне. Мрак! Этот высокородный выскочка приносит одни проблемы. Женился бы уже скорее на Оттане и дело с концом. Вдруг я услышала крики и шум. Вдоль аллеи находилась арена для прыжков через барьер. Меня словно кто-то дернул за плечо, я повернулась и увидела, как Хорн собирается прыгать. Наши глаза встретились, его лошадь остановилась перед препятствием, как вкопанная. Он чуть не вылетел из седла. Пусть до Хорна было около сотни ярдов, я явно увидела, как вспыхнули его глаза, сжались губы, каким напряженным стал взгляд. Прошло более двух недель, и это была первая наша встреча после того вечера. Я старалась не вспоминать о том, что произошло, слишком больно ударили его слова об ухаживании по моему самолюбию, но сейчас, на мгновенье, я словно перенеслась во времени на две недели назад, в темный безликий кабинет. Я сразу же отвернулась, дернула поводья, лошадь перешла на рысь, но это не помогло. Тело охватил жар. Я чувствовала взгляд Хорна, прожигающий спину, и мое сердце стучало, как сумасшедшее. Его язык у меня во рту. Так интимно и порочно. Вкус на удивление приятный. Впервые я так близко к кому-то. Кожа к коже, сильные пальцы, обхватившие подбородок. Моя вынужденная неподвижность одновременно и бесит, и волнует. Его голодный рот, обрушившийся на меня, как ураган. Лихорадочные, жгучие поцелуи, выжигающие отметины. Твердое тело, вжимающее в стену, напряженные мышцы, вздувшиеся вены на шее. Сумасшествие! Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от воспоминаний. Все, что мне нужно помнить, это то, что он презирает меня, и одна мысль об ухаживании за такой, как я, вызывает у него истеричный смех. Девушки уже выходили из конюшен, когда я спешилась. Я взялась за повод и повела лошадь в стойло. Три девицы прошли мимо, хитро перемигиваясь. Вдруг лошадь резко дернулась и взвилась на дыбы. Я не успела отпустить повод, она потащила меня вперед, и я неуклюже растянулась на песке, ободрав ладони. Сзади послышались злорадные смешки. Неужели, они чем-то укололи бедное животное? Я встала, отряхнула платье и медленно обернулась, собираясь дать отпор. Но увидела лишь спины. Девушки торопливо уходили прочь, хихикая. Мелкие пакостницы. – Что-то случилось? – из конюшни вышла герра Нарана. – Твоя лошадка стоит у стойла одна. Ты же знаешь правила, нужно завести ее внутрь. – Все в порядке, герра, – я тряхнула головой, – сейчас сделаю. И побежала в конюшню. На сегодня это была последняя практика. Далее – домашнее задание, ужин и неизменная библиотека. Сегодня мне будет некогда заниматься родовой магией, по литературе задали достаточно сложное задание. Каждому студенту индивидуальное. Мне достались древние баллады севера о героическом воине Янусе. И пусть я там жила четыре года, но ни о каком Янусе не слышала. И Марта ничего не рассказывала. Наверное, этот герой жил так давно, что все о нем забыли, кроме нашего профессора по литературе. На ужин я взяла кашу и чай. Давно прошло то время, когда я набирала полные подносы. Аппетит поумерил свой пыл. С недавнего времени Хорн начал все чаще оставаться на ночь в школе. А вместе с ним и Оттана. Теперь я их встречала не только за обедом, но и на завтраке с ужином. Беда. Вот и сейчас заметила, как темноволосая красавица, увешанная драгоценностями, гордо дефилирует с подносом. И почему-то в мою сторону. Хорн уже сидел за столиком у окна. Я опустила голову, мимоходом отмечая, что Оттана с Хорном удивительно подходят друг другу. Свет и тьма, день и ночь. Когда они вместе – глаз не оторвать. Красавец блондин и жгучая яркая брюнетка. Вдруг я почувствовала, как что-то течет мне на грудь. Липкое, пахнущее ягодами. Платье мгновенно промокло, белье тоже. Я резко вскинула голову. Оттана стояла рядом и с улыбкой держала надо мной в руке бокал с напитком. Уже пустой. – Ой, – омерзительно жеманно произнесла она, – случайно перевернулся. Сидящие за соседними столиками студенты злорадно захихикали. Оттана отвернулась и направилась к своему столу с чувством отлично выполненной миссии. Я скрипнула зубами. Как же это все мне надоело! Формула изначального состояния сама собой, я даже не заметила. Поднос в руках арии рассыпался гранулами серебра. То же случилось и с вилкой, и с ножом. Тарелка с салатом и стакан со звоном полетели на пол. Надеюсь, у нее на пальцах не было колец. Заклинание конусом разошлось от меня и распылило весь металл, который находился на расстоянии ярда и под углом в сорок пять градусов. Сначала Оттана не поняла, что произошло, как и все вокруг. Поднос с приборами просто исчез. Через мгновенье до нее дошло. Девушка с яростью развернулась в мою сторону. – Да как ты посмела?! – прошипела свистящим голосом. Я пожала плечами и невинно заявила: – Случайно вырвалось. Оттана шагнула в мою сторону. Не знаю, что она намеревалась сделать, но не успела. – Вы собираетесь убирать за собой, ария Оттана Нурв? – раздался рядом холодный голос. Мы синхронно обернулись – в проходе стоял наследник престола вместе с неизменными телохранителями. – Намусорили, так будьте добры приберитесь. Оттана впервые на моей памяти растерялась. Какой неприятный щелчок по носу. Лишь один человек во всей школе мог ее приструнить. И этот человек сейчас стоял напротив со скучающим выражением на молодом худощавом лице. – Это не я, это она, – пролепетала девушка, кивнув в мою сторону. Наследник скептически приподнял брови. – Это же ваш салат на полу? Оттана скрипнула зубами и пробормотала: – Сейчас позову слуг, ваше высочество, они все уберут. Поклонилась и гордо пошла в сторону выхода. Наверное, потеряла аппетит. Наследник, не глядя на меня, обошел рассыпанные по полу листья салата, кашу, раздавленное пирожное и двинулся к раздаче. Я проводила его внимательным взглядом. Эдвард вступился за меня? Или Оттана и его достала? Как бы там ни было, я была благодарна парню за своевременное вмешательство. Хорн не побежал вслед за своей пассией. С непроницаемым выражением он спокойно ел ужин. Зато побежали на выход ее верные приспешницы, наверное, успокаивать. Под неодобрительное безмолвие я отнесла поднос и вышла из столовой. Я не была дурой и прекрасно понимала, что моя выходка с распылением подноса могла выйти боком, если бы не вмешательство наследника. Но и спустить оскорбление я не могла, ведь я пообещала себе, что буду адекватно отвечать за каждое унижение. Платье испорчено, белье тоже. Мне опять придется идти на поклон в прачечную и к коменданту. Ведь за последнюю неделю я отдала в чистку уже два комплекта формы. На одном – рваные дыры на локтях из-за падения на гравий перед конюшней. На другом – масляное пятно по подолу из-за того, что я не заметила разлитое масло перед своей дверью. Дело было вечером, в коридоре было темно, и я упала прямо в лужу. Комендант пригрозил, что скоро я сама буду оплачивать форму. Я уже не плакала по вечерам в своей комнате из-за подлой клеветы и пустых домыслов. Я закалила сердце и душу. Часто перечитывая последнее письмо Марты, перекраивала себя, искореняя робость, смущение, нерешительность. Наивности и легкомыслия я лишилась давно. Остался последний экзамен. Я должна сама проявить инициативу, сделать шаг на встречу. Да, на уроке танца подойду, и сама приглашу партнера. Только вот кого? Я стояла у стены и смотрела на студентов. Танцевали лишь пять пар, четыре студентки и учитель танцев герра Лидира. Далее партнеры сменялись. И так по кругу. Из моего курса не все плохо ко мне относились. Многие парни были вполне добродушны, иногда здоровались или придерживали дверь в аудиторию. И вдруг я встретилась глазами с наследником. Он стоял у стены с непроницаемым выражением на лице и наблюдал за мной, словно гадая, что я задумала. «А будь, что будет», – решила я и двинулась по направлению к нему. Одним унижением больше, одним меньше.