– Ладно. Ты считаешь, или, вернее, он считает, что нам всем померещилось? – Я не вижу другого объяснения. – Проблема в том, что разрушения в доме миссис Биглет вполне реальны и основательно задокументированы. – Вряд ли ты бы далеко продвинулась, если бы эта штука осталась на видео. Как бы ты преподнесла это своему шефу? – Честно говоря, не знаю, Джун. Наверно, я бы ему показала. – Это видели только мы двое. У Эллен, моей коллеги, отличное зрение: 12/12 в обоих глазах. Это совершенно прошло мимо нее, хотя я показывала пальцем. Давай о другом, тот перец, что тебя почти клеил, ну, помнишь… Уинстон Как-его-там… который был готов затопить Евротоннель… он нам тоже померещился или мы взаправду его видели? – У меня свидание с ним, моя дорогая. Джун подтолкнула Эмму локтем. – Смотри, у него вид отставного полковника индийской армии. Он напоит тебя диковинными снадобьями типа виски двадцатилетней выдержки и затащит голенькую под москитную сетку. – Очень на это рассчитываю. * * * Миссис Биглет провела в больнице еще неделю, и Нур с маленьким Ханом навещали ее ежедневно. Родных у старушки не было, и она решила снять номер в отеле на берегу моря, чтобы отдохнуть, поручив Нур нанять мастеров и отремонтировать в ее отсутствие гостиную. – Мне не хочется возвращаться в разоренный дом, – сказала она. – Я вам доверяю, знаю, что всё будет идеально. После нападения с миссис Биглет произошла большая перемена: ее характер изрядно смягчился. Злость необъяснимым образом исчезла. Старушка была теперь по-молодому весела; она снова могла доверять людям и, более того, неожиданно прониклась любовью к маленькому Хану, который о таком и не мечтал. Нур видела в этой метаморфозе чудо, на какое и не надеялась. После постоянного страха последнего времени, что ей придется искать новое жилье, она теперь радовалась такому преображению. Хан же был убежден, что хозяйка переменилась благодаря его молитвам, обращенным к маленькой королеве. – Никогда никому этого не говори, – заклинала его Нур. – Никому, мой Яхонт! Нас обоих примут за сумасшедших. – Я знаю, мама Нур, не волнуйся. Это наш секрет. Найджелу и Гарди пришлось закрыть дело. Им было трудно смириться с этим провалом в их безупречной карьере, однако все версии, которые они разрабатывали, уперлись в тупик. Коллеги прошлись по списку бывших учеников, допросили еще два десятка человек – соседей, поставщиков, социальных работников, даже парикмахершу и маникюршу, приходивших на дом, – и всё впустую. Особенно расстроился Найджел. У Гарди, судя по всему, были более приятные заботы: например, пойти в уютный ресторан с неким Уинстоном, который выглядел двинутым, да таким и был, к вящему удовольствию молодой женщины. Однажды утром в их офисе зазвонил телефон. – Это из лаборатории, – сказала Гарди. – Ты подойдешь? Найджел взял трубку и выслушал собеседника, качая головой и насупившись. – Ну? – спросила Гарди. – Это из лаборатории, – вздохнул он, повесив трубку. – Кроме шуток, я, кажется, сама тебе сказала! Найджел сидел пришибленный, как если бы упавшая с седьмого этажа балка выбрала его макушку местом вынужденной посадки. – И? – не унималась Гарди. Он наклонился к ней и перешел на шепот, чтобы не услышали коллеги. – Странная штука, которую мы нашли при первом осмотре… – Какая штука? – Волосок, помнишь? Гарди напрягла память, но волосок уже стал в ее сознании чистой абстракцией. Она не помнила в точности ни его толщины, ни цвета, только приблизительно припоминала длину. Она нетерпеливо кивнула. – Это волосок из усов, – прошептал Найджел. – Такой длинный! – удивилась Гарди. – Они уверены? – Волосок из усов тигра, – уточнил Найджел в полной растерянности. * * * У Элиота была назначена встреча с Мэдди в Музее Виктории и Альберта[23]. Старушку в ее кресле с электромоторчиком высадили у входа, и она ждала его уже добрых десять минут. Она немного корила себя за то, что пользуется жадностью мальчика до малейших сведений о Саманте, но разве у нее был выбор? Наконец она увидела его, он шел к ней рысцой, явно очень недовольный. – Добрый день, Элиот. Вы уверены, что вас не затруднит меня прогулять? – Я, знаете, немало прогуливал отца под конец его жизни, – сказал Элиот, переводя дыхание. – Я привык катать кресло. – Понятно, – ответила она, смеясь. – Будем надеяться, что я еще поживу, если вы не против. И можете убедиться сами, это кресло ведет себя как машина. – Мне, честно говоря, скучно смотреть костюмы. Это скорее для девчонок, вы не находите? Если хотите, пойдем лучше в Музей естественной истории, это рядом, через улицу. Там мегаскелет кита висит в нефе – суперское зрелище. И реконструкции динозавров, лучше настоящих. – Мой дорогой Элиот, я не была на выставках целую вечность и даю себе труд, только когда это действительно того стоит. Вы знаете Стенли Кубрика? – Впервые слышу. – «Цельнометаллическая оболочка»? «Сияние» с Джеком Николсоном? Элиот покачал головой. – Неважно, – сказала она, помахав билетами. – Идем. Элиот рвал и метал. Он не мог понять: то ли Мэдди не доверяет ему, то ли просто забавляется за его счет. Ну что ей стоит дать ему адрес Сэм? Да ничего! Он нехотя дал увлечь себя в сценографию, развернутую вокруг имени режиссера. Каждый фильм был обозначен новой декорацией, погруженной в полумрак, где выделялись еще более темные ниши, в которых виднелись костюмы и аксессуары в разном освещении. Кадры плыли на экранах из обрезков тюля, отделяя периоды творчества режиссера. Словно сквозь мираж они двигались от фильма к фильму. Растроганная Мэдди воскликнула: – «2001: Космическая одиссея»! Моя первая стажировка. Я работала над первым эпизодом, «Заря человечества». Она показывала на человека-обезьяну, он стоял с костью в руке в пустыне среди камней, а над ним шел фрагмент фильма под аккомпанемент «Так говорил Заратустра» Рихарда Штрауса. Элиот приблизился, чтобы лучше разглядеть костюм и латексную маску. Морда как у орангутанга, воспроизведенная до мельчайшей морщинки, и длинная спутанная шерсть, черная, как у шимпанзе. – Вау, как настоящий! Обалдеть. – Вы себе не представляете, сколько часов потрачено на эти костюмы, чтобы придать им естественный вид тела обезьяны. Кубрик всё проверял сам, пришлось искать настоящих акробатов, актеров, способных подражать обезьянам и так же двигать руками. И ведь можно было поверить, что их руки действительно длиннее! Я была ненамного старше вас, Элиот, но всё помню, как будто это было вчера. Мы работали день и ночь с невообразимым рвением. А потом были долгие поиски костюмов для астронавтов. Вы не видели этот фильм? – Нет, мне это ничего не говорит. – Я непременно подарю вам диск. Это одно из первых появлений на экране искусственного разума, компьютера HAL 9000. Кубрик на несколько лет опередил всё научно-фантастическое кино. Мало-помалу Мэдди заразила Элиота своим энтузиазмом. Она довольно быстро прошлась по костюмам и аксессуарам к «Заводному апельсину». – Тогдашняя пресса бушевала, обвиняя Кубрика в апологии бессмысленного преступления. Фильм был снят с афиш, режиссеру угрожали смертью, ему пришлось бежать со всей семьей в Ирландию. Кубрик не был чудовищем, напротив, но он считал, что некоторые темы можно затрагивать только так, чтобы зрителю стало не по себе. Затем она надолго задержалась у костюмов к «Барри Линдону», попутно дав Элиоту урок истории. – Видите, по одной только форме этой треуголки… – Чего-чего? – Треуголки. Это головной убор, если загнуть поля к середине, он складывается, образуя три угла. Но форма со временем менялась, я, только взглянув на нее, могу вам сказать, какого года это мода, 1760-го или 1780-го. То же и с одеждой, обувью, прическами… Наша одежда говорит о нас, о наших привычках, о нашей эпохе, Элиот. Это неисчерпаемый источник удивления и несравненный ресурс, чтобы воплотить персонажа! Вы поглядываете на девушек, я полагаю? Элиот кашлянул. – Не на всех. – Можете описать мне Саманту? – Она… очень красивая. У нее черные кудрявые волосы, очень длинные. Она…