Найджел выпрямился, грозно нахмурившись. – Гарди, прекрати сейчас же, это невыносимо! Иногда мне кажется, что тебе не место в полиции. Она состроила гримаску и пошла к двери танцующим шагом, изображая руками движения медвежьих лап, отнюдь не без элегантности, хотя ее еще сотрясал смех. Найджел в последний раз обвел взглядом комнату. Он, напротив, был очень серьезен. Они вернули на дверь оградительную ленту. На лестничной площадке Найджел повернулся к Нур, как будто ему в голову пришла новая мысль. – Миссис Фезаль, вы помните, при каких обстоятельствах ваш кузен Джаред вас избил? – При каких обстоятельствах? – Как он это сделал? Нур поднесла руку к щеке. – Он дал мне две крепкие затрещины, растопырив пальцы. Я неделю ходила с синяками. 24 Первым, что увидел Элиот, проснувшись, был портрет гогеновской таитянки на стене. – Сэм… Он выбежал в кухню в одних трусах и застал мать уже на пороге. На столе дымился чайник, поджаренные тосты ждали рядом с банкой апельсинового мармелада. – Я побежала, сынок. Вернусь опять поздно. И лучше вряд ли будет, – добавила она, показывая газету. – Всеобщая мобилизация, код – Лондон Бридж. – Мама, ты знаешь Гогена? – Художника? Что за вопрос! – Сейчас выставка, мы могли бы пойти вместе в выходные? Джун на короткий миг застыла, взявшись за дверную ручку и широко открыв рот. – Я бы с радостью, но ты в курсе, что будет масса церемоний по королеве? Объявили официальный траур на двенадцать дней. Музеи могут быть закрыты. Я пока не знаю, как всё будет у нас, включая субботу и воскресенье, но, думаю, наша служба будет работать в состоянии повышенной готовности. А ты… какая у тебя программа на сегодня? – Продолжать искать работу, – ответил Элиот со всей серьезностью, надкусив тост. – Понятно… Джун закрыла за собой дверь, всё еще озадаченная. – Гоген? – спросила она, обращаясь к лестнице. Элиот услышал ее удаляющиеся шаги, потом кряхтение старенького лифта. Он посидел немного в раздумье, упершись подбородком в ладони. Потом принял душ, оделся, взял блокнот, куда обычно записывал всё, что приходило ему в голову. Он спустился к газетному киоску, купил «Гардиан» – «Королевы больше нет», «Таймс» – «Последнее царствование», «Дэйли миррор» – «Прощай, Елизавета», «Сан» – «Никто больше не скажет „Лилибет“». Сев за столик в ближайшем кафе, он два часа формулировал в уме вопросы по поводу смерти королевы. Потом он сел в метро и вышел в Уайтчепеле. Найти дом Мэдди не составило труда, сложнее было войти. Он встал на страже через три дома и будто бы уставился в телефон, а сам внимательно наблюдал за прохожими и жильцами. К Мэдди вошла женщина. Она вышла десять минут спустя. Элиот окликнул ее: – Здравствуйте. Извините, вы знаете Мэдди? – Миссис Ирлингтон? А что? Он показал свой блокнот. – Я студент социологического факультета. Мы проводим опрос, как пожилые люди воспринимают смерть королевы, что им в связи с ней вспоминается… а я знаю, что миссис Ирлингтон… – Что именно вам от нее нужно? – Я хотел бы взять у нее интервью, одна общая подруга мне ее порекомендовала. Она сказала, что это идеальный свидетель. Но она забыла оставить мне ее номер телефона, и я не решаюсь звонить в дверь без предупреждения. Женщина подозрительно оглядела его с ног до головы. Она была старше матери Элиота, одета в бесформенное лоскутное пальто, очень шикарное, с тибетской сумкой и в цветных сапогах. Седые волосы, красиво подстриженные в каре, выбивались из-под косо надвинутой шерстяной шапочки, в ушах покачивались длинные серьги, а два устремленных на него голубых глаза как будто сканировали его до мозга костей. – Я не могу дать вам ее телефон. – Я понимаю, вы меня не знаете, это нормально… Я как-нибудь выйду из положения. Просто у нас очень мало времени на сбор свидетельств… – Как зовут вашу подругу? – Саманта. Она… она из Южной Африки. Миссис Ирлингтон… очень ее любит. – Стойте здесь. Женщина отошла позвонить. Это продлилось две или три минуты, но Элиот успел увидеть, как отодвинулась занавеска и мелькнуло лицо Мэдди. – Она готова вас принять. Но я поднимусь с вами. Глэдис Бауэр-Гилмор, – представилась она, протянув руку. – Я дочь Мэдди. – Элиот, Элиот Тадски. Спасибо, большое спасибо. Она открыла дверь своим ключом и первой поднялась по лестнице, снабженной пандусом для инвалидов. Элиот вошел в гостиную, превращенную в сокровищницу коллекционера. Два деревянных манекена в старинных платьях, лампы под абажурами с фестонами, этажерки, заваленные тканями и шляпными картонками, фотографии всех размеров, в рамках и без, плетеные изделия и флаконы духов, десятки старых кукол, три корзины с отрезами тканей и великолепная клетка из красного дерева, явно азиатского происхождения. Были тут и три маленькие механические королевы, одна в желтом костюме, другая в зеленом, третья в розовом, они махали ему из разных мест. Между мебелью и вещами были оставлены узкие проходы, целая сеть с двусторонним движением, один путь вел из коридора вглубь квартиры, другой в кухню. Среди всего этого нагромождения миссис Ирлингтон удобно сидела в кресле на колесах и, положив локти на стол, покрытый кашемировой скатертью, смотрела на него с улыбкой. – Вы знаете Саманту? Элиот кашлянул в кулак. – Хм, да. Мы не… э-э… не очень близки, общаемся иногда по телефону, ну вот… она рассказала мне о вас… и… э-э… в общем, она сказала, что вы… э-э… идеальный свидетель для моего опроса. – Она такая милая, не правда ли? Садитесь же, молодой человек. Я могу предложить вам чего-нибудь? Стакан воды, апельсинового сока? – Э-э, – протянул Элиот, садясь на краешек стула, – нет, спасибо. – Маленькая предосторожность, вы позволите? – сказала Глэдис, сделав своим телефоном снимок Элиота напротив Мэдди. – Мама, я пошла. Всё будет в порядке? Мэдди кивнула: да. Она была явно рада компании, а имя Саманты, по всей видимости, подействовало на нее как сезам. Элиот, сосредоточенно наморщив лоб, раскрыл свой блокнот, снял колпачок с ручки и с поистине профессиональным вниманием положил ее перед собой параллельно краю стола. Выходя из кафе, он радовался точности и уместности своих вопросов («Блестяще, это блестяще», – думалось ему). Он провел много времени, формулируя их по возможности нейтрально и объективно, – эта задача оказалась труднее, чем он ожидал. Полчаса ушло на два первых вопроса, зачеркивать пришлось раз пятьдесят. Но, преодолев это препятствие, он сумел составить целый список. Работа профи. Даже мама одобрила бы, а уж она-то знала всё про всевозможные опросники и административный стиль. Но теперь, перед фарфоровым личиком Мэдди, таким тонким, таким проницательным и чуточку лукавым, Элиот подрастерял свою уверенность. Он прочистил горло и пустился в предварительные объяснения. – Миссис Ирлингтон, эта беседа будет… э-э… свободной. То есть вы можете воздержаться от ответа на какой– то вопрос или, наоборот, развернуть пространный комментарий, я хочу сказать, о королеве, королевской семье и всё такое, это цель нашей беседы. Интерес для меня представляют чувства современников, понимаете? Так что сосредоточьтесь на вашем feeling[16]. На ваших ощущениях. Чувствуйте себя свободной, хорошо? Высказывайтесь без табу. Я здесь не для того, чтобы судить, я буду просто записывать ваши ответы, даже если вы благоволите к короне Испании, к бомбардировкам Южной Ирландии или к независимости Шотландии, понимаете? – Прекрасно понимаю. Продолжайте, молодой человек, мне не терпится услышать ваши вопросы. – Вопрос первый. По отношению к вашей собственной жизни… (он изобразил кавычки, согнув по два пальца на обеих руках) пожилой особы – вашей личной жизни, которую я всецело уважаю при всей ее временности, ваше полное право быть старой дамой, – уточнил он, наклонившись к ней с заговорщицкой улыбкой, – в том, что касается долгой жизни королевы, можете ли вы сказать, что ее уход случился для вас: 1. Слишком рано; 2. Слишком поздно; 3. Как раз вовремя. Мэдди чуть отъехала в своем кресле, глядя, как Элиот покусывает ручку, готовый записать ответ. – Вы пришли не ради социологического опроса, не так ли? – Э-э… я только на первом курсе… – Наверно, поэтому вы так плохо врете. Элиот заерзал на стуле, уставившись в свои вопросы. Если его так быстро разоблачили, значит, он, должно быть, ошибся в формулировках, но где? Он не решался задать второй вопрос, склоняясь скорее к третьему, о несоответствии скудных британских пенсий и головокружительных доходов королевы. Мэдди, со своей стороны, потомила его довольно долго, прежде чем заговорить. – Откуда вы знаете Саманту? – Она… э-э… моя подруга. – Что ж, сейчас вы расскажете мне почему. Вы пришли ко мне домой, так что я имею право знать. Идите возьмите апельсиновый сок в холодильнике, это там, – она указала в сторону кухни, – а мне принесите рюмочку и бутылку портвейна. Он в шкафчике справа.