– А, он вам и это сказал? – Он очень этим гордится, уверяю вас. – Я из Кашмира. Вы знаете, где это? – Кажется, да. На северо-западе Индии, верно? В горах? – Точно. Там обожают сказки про принцев и принцесс. Наша поэзия полна ими. Влюбленные дают друг другу имена цветов и птиц. И потом, это такая радость, когда я прихожу с работы и вижу моего Яхонта. Может быть, когда-нибудь мы сможем снять маленькую квартирку, только нашу, как знать. А вы, мисс Гёз, где живете? – Ее зовут Саманта, – перебил Хан, жуя. Сэм рассмеялась. – Он прав! А вы Нур, да? Я живу с мамой и отчимом в Южной Африке, здесь я только проездом. Мой самолет приземлился в Лондоне из-за снежной бури. Я летела в Амстердам. У меня там братик, он на два года младше Хана… – Как это печально… – Вы находите? – удивилась Сэм. – Всё очень хорошо, мои родители оба начали новую жизнь, они счастливы. – Нет, я не об этом, простите, я думала, мы с вами еще увидимся, у меня так мало друзей… Сэм вспомнила, как они шли вдоль канала с маленьким Ханом. Ей тоже было грустно, что она его больше не увидит. И тут ей вспомнились последние слова, которыми они обменялись в метро с Элиотом. От одного его имени защемило в груди. «Какая дура, – сказала она себе, – какая глупая претенциозная идиотка. Ты всё испортила…» – Не знаю, правильно ли я сделала, поселившись в этом квартале, – продолжала Нур. – Я этого хотела для Хана, чтобы отдать его в хорошую школу. Но всё здесь так дорого. Я, наверно, как все матери, хочу для него самого лучшего… – У вас нет родных? – Есть, конечно. Кузены. – Я, может быть, вмешиваюсь в то, что меня не касается, но они не могли бы приютить вас сегодня вечером? – Нет. Они живут далеко, в кварталах многоэтажных домов, это… Я не хотела растить Хана там. Они приехали раньше меня, лет за десять. Мы изгнанники, все бежали от войны и выкручиваемся как можем. Но вообще-то, знаете, всё это сложно, изгнание… Сэм ждала продолжения, а Нур смотрела на нее огромными глазами, прекрасными и таинственными, как у животных, когда посчастливится внезапно попасть в их сияние и голова идет кругом при мысли о расстоянии, разделяющем нас. Девушка чувствовала, что ее призывают издалека, почти зовут на помощь. Молодой маме редко представлялся случай поговорить о себе и своей жизни. Анонимность этой встречи и перспектива расставания сразу после ужина позволили ей это внезапное излияние. Она перешагнула паузу, доверительно понизив голос: – Да, всё так, мы бежим от войны, месяцы, годы, только об этом и думаем, говорим себе, что всё изменится, будет легче, но всё равно несем с собой часть проблем. Мне пришлось со многими порвать. Мой муж индус, я мусульманка, из-за наших семей мы пережили ад. На пакистанской стороне его бы попросту убили. Там, где мы жили, жизнью рисковала я, каждый день садясь на автобус, – я ездила учиться на учительницу. Наша страна – самая прекрасная на свете. Сияющие вершины над головой, великолепные леса, плавучие сады и города, пересеченные каналами. Всё это тонет в крови. Ничего не поделаешь. Мы решили уехать. Я уехала первой, он остался, он сделал всё, чтобы я смогла вырваться, – я тогда носила нашего ребенка, нашего маленького Яхонта, которого он так и не видел. Он должен был приехать следом. Это большие деньги, понимаете, большие деньги и большие испытания. Я всё-таки уехала… Она махнула рукой и коротко вздохнула. – Потом… Низость и жестокость людей… – продолжала она совсем тихо, брезгливо морщась. – Его схватили военные, облыжно обвинили в измене, я не знаю, что с ним сталось. Тамошние тюрьмы… Для родни моего мужа, я хочу сказать, той, что устроилась и живет здесь, я больше не существую. Они могли бы нам помочь, у них есть возможности. Но они целиком возложили на меня ответственность за случившееся. Говорят, что Аниш всем пожертвовал для меня. – Это несправедливо! – Несправедливо и неправда. Мы с Анишем – я вам не сказала, его зовут Аниш, Аниш Фезаль, – отодвинули наши жизни на второй план, чтобы спасти будущее нашего сына. Я работаю день-деньской, выживаю. Его дядя и тетя этого не понимают. Я могла бы умереть с моим маленьким Ханом под их дверью – эти люди и пальцем не шевельнут. Мы для них парии. Но это еще куда ни шло, с моими кузенами еще хуже. Они хотят снова выдать меня замуж! – Это же полное безумие! – вырвалось у Сэм. – Будьте спокойны, я никогда не уступлю. Никогда. – Мерзавцы! – Скандалы и властные замашки миссис Биглет рядом с этим просто шутки, только не для Хана, конечно. Вы читали Шекспира? Сэм кивнула. – «Ромео и Джульетта» – такое бывает и сейчас, знаете ли… Это не просто костюмная драма, красивая романтическая история для сцены, чтобы вышибить слезу у дамочек. Вообще-то… Нур помолчала, собираясь с мыслями. – Все эти любовные истории так сложны, вы не находите? – спросила она уже не таким серьезным голосом. Сэм призналась, что у нее мало опыта в этой области. – Неужели, – отозвалась Нур, вновь просияв широкой и лукавой улыбкой, – нет возлюбленного? У такой красивой девушки, как вы? Сэм так удивила эта резкая перемена тона, что она даже отпрянула. Что-то в поведении молодой матери говорило о том, что она нуждается в легкости, в беспечности девичьей болтовни, но вопрос застиг ее совершенно врасплох. Она отпила большой глоток кока-колы, но не смогла скрыть вспыхнувший на щеках румянец и, поперхнувшись пузырьками, едва выдавила из себя фразу, ей самой показавшуюся невольно высокопарной: – Я не знаю… Слишком рано об этом говорить и одновременно, увы, слишком поздно… – Простите меня, это был нескромный вопрос. Нур уставилась в окно, сама смутившись оттого, что смутила Сэм. «Она выглядит такой юной, – подумалось ей, – я, наверное, ее шокировала». Она нагнулась, чтобы дать Хану банкноту, и велела ему сходить за десертом. – Я встречалась с одним мальчиком год назад, – вдруг выпалила Сэм. – Я думала, что люблю его, но это кончилось очень плохо. Она показала на черную обезьянку, висевшую на рюкзаке. – Всё, что у меня осталось от той поры, можно сказать… Горькая складочка залегла у ее губ. Нур встревожилась: зря она заставила девочку показать свою ранимость. В то же время ее удивило, что Сэм носит с собой памятку о том, о чём не хочет больше слышать. Плюшевая игрушка, надо же… – Всё равно, теперь он не имеет никакого значения, – добавила Сэм, чтобы пресечь излияния. – Жалкий тип. – Если он обидел вас, забудьте его, он того не стоит. – Я не о нем думала, когда сказала вам, что уже поздно… – Я тебя дождусь, – сказал Хан, вернувшийся с мороженым, увенчанным шапкой взбитых сливок. – И мы никогда не расстанемся! Сэм наклонилась и поцеловала его в щеку. – Я слишком большая для тебя, Яхонт. – Вы будете десерт? – спросила Нур. – Хм, не думаю… – Я схожу за кофе, пойдемте вместе? Хан, ты постережешь столик? Мы на пару секунд. Только до кофемашины. Хан серьезно кивнул. Сэм встала. – Почему вы говорите, что уже поздно? – шепнула Нур, взяв Сэм под руку и стараясь идти как можно медленнее. – Вы молоды, красивы, у вас нет детей. – Она вдруг остановилась. – Вы не… Вы не любите мальчиков? Сэм прыснула. Нур запротестовала: – Я не так привержена традициям, не думайте. Любовь слишком прекрасна, чтобы укладываться в рамки. – Лесбиянка? Нет, хотя я любила одну девочку. Я о мальчике, которого встретила сегодня. Хороший, это сразу видно. Я могу представить его как вашего Хана, в том же возрасте. У него тоже длинные ресницы и невероятно добрый взгляд. Он мне понравился, и я знаю, что понравилась ему. И… я сама всё испортила. – Как его зовут? – Элиот. Он почти спас мне жизнь. Нур восхищенно присвистнула. – Нет, я преувеличиваю, – продолжала Сэм, – у меня украли телефон на улице. Он и его друг вмешались. Им даже не пришлось драться, всё сразу кончилось. Мне просто нравится мысль о верном рыцаре. Я не знаю, как далеко бы он зашел, чтобы защитить меня, он был такой… Он не особенно красивый, но трогательный, понимаете? Стоит мне подумать о нем, как сердце выпрыгивает из груди. – Я очень хорошо понимаю, – улыбнулась Нур и взяла ее за руку. – Но если это любовь, поверьте мне, это предначертано вашей судьбой и вы еще встретитесь. Любящие люди как магниты, их так просто не разлучить. – Нур… – Да? Сэм колебалась. Она спросила тихо, одними губами: – Вы думаете, вы еще встретитесь с вашим мужем? – Да, – выдохнула Нур, бросив взгляд на Хана. – И он будет гордиться нашим сыном! Слишком много вызова, бравады было в ее ответе, и Сэм видела, что она цепляется за эту мысль вопреки рассудку. – Нур? Сколько вам лет? – Двадцать шесть!