Хан так погрустнел, а Нур выглядела такой растерянной, что Сэм дрогнула. – Можно позаимствовать ваш телефон? – спросила она Нур. Достав из рюкзака карточку отеля, Сэм набрала номер и попала на тупого портье. Он отказывался передать сообщение Кэти под тем предлогом, что Сэм не помнила точно ее фамилии. После долгих объяснений и небольшого скандала он всё же согласился записать слова, которые она хотела ему продиктовать. 17 Стюарт Найджел поднырнул под ленту ограждения и вернулся в дом. Он надел бахилы, защитный комбинезон и перчатки и подошел к коллеге-эксперту, который был занят сбором улик – отпечатков пальцев, образцов и прочего. Дверь, запертая на ключ, не была взломана. Прибывшим на место полицейским пришлось вызывать слесаря. Опускающееся окно было открыто наполовину, вертикальная створка поднята. Внизу вдоль стены шел газон шириной в два метра, отделенный от тротуара решетчатой оградой. Если напавший или напавшие на хозяйку вошли этим путем, они обязательно должны были оставить следы. Однако подоконник и газон были покрыты девственным снегом, без единого отпечатка ног или рук. Значит, преступники вошли через дверь. Либо миссис Биглет знала их, либо по какой-то причине впустила. Наиболее вероятно, что потом она закрыла дверь сама под угрозой. Но в таком случае как преступники вышли, если ключ торчал внутри? Контраст примененной силы и повреждений жертвы тоже вызывал вопросы. По сравнению с разрушениями можно было сказать, что миссис Биглет лишь слегка зацепило. А вот уютный и несколько старомодный интерьер, в котором она жила, являл апокалиптическую картину. Особенно пострадала мебель, казалось, что по гостиной пронесся тайфун. Обои были сорваны, вазы разбиты, зеркало треснуло, чайный сервиз вдребезги, безделушки, казалось, швыряли о стены с невиданной яростью. Только телевизор остался цел. Би-би-си по-прежнему передавало нон-стоп репортаж о смерти королевы. Кресло напротив было изодрано, один подлокотник вырван и отброшен на другой конец комнаты. Обнаженный деревянный каркас ощетинился пружинами. Поодаль была буквально обезглавлена напольная лампа. Кабинетный рояль у окна, на котором миссис Биглет когда-то давала уроки музыки, выглядел лодкой, разбитой о скалы. На полу валялись изорванные партитуры. Занавески были порваны в клочья и висели десятками обтрепанных лент. Та же участь постигла ковер. Инспектор Найджел пометил в своем блокноте: ограбление, вандализм, бессмысленное зверство, вымогательство, угрозы. Эмма Гарди тем временем заканчивала составлять план квартиры и диктовала подробное описание царящего вокруг разгрома. Две вещи сразу обращали на себя внимание. Брызги крови. Сосредоточенные вокруг кресла, они были незначительными: пунктир капель дугой. Кровотечения не было. Артерии миссис Биглет остались целы. Как же нападавшим удалось при такой вспышке ярости и агрессии держать себя в руках настолько, чтобы не поранить ее сильнее? Жертва отделалась царапиной на правой руке, даже не очень глубокой. Миссис Биглет сама вызвала полицию, прежде чем потеряла сознание. Это было подобно чуду. Второй элемент был не виден, что делало его присутствие лишь более интригующим. В комнате стоял запах – едкий, отчетливо мускусный. Один из экспертов искал его источник. Нередко бывает, что взломщики намеренно оставляют неаппетитные следы своего пребывания. Этим они как бы метят территорию и унижают хозяев, пачкая их личное пространство. Запах был стойкий, словно распыленный по всем углам комнаты. Но и тут никаких следов, источник его определить так и не удалось. Стюарт Найджел добавил в свой список: унижение. От этой его привычки на месте записывать гипотезы всегда морщилась Эмма Гарди – ее стилем было скрупулезное описание элементов, анализировать которое она предпочитала позже, на свежую голову. У Гарди был методичный математический ум и глаз-алмаз. Найджел же предпочитал следовать инстинкту, его любимой метафорой была охотничья собака, ищейка, вынюхивающая еще теплый след дичи. Примером ему служил Шерлок Холмс, знаменитый сыщик с молниеносной дедукцией, придуманный Конан Дойлем. Из-за этого между ними часто возникали жаркие споры, к вящему удовольствию коллег, подкреплявшемуся контрастом их физического облика: Стюарт Найджел был маленький и сухощавый, а Эмма Гарди крупная, вся из пухлых округлостей. Они начали детальный осмотр места преступления. Найджел предполагал, что преступников было как минимум двое и один, судя по всему, стоял на стреме. Сыщики надеялись, что это подтвердят отпечатки пальцев, если удастся снять их в достаточном количестве. Гарди перевернула выдвижной ящик, валявшийся рядом с упавшей со стены картиной. Она показала Найджелу содержимое: драгоценности, внушительная сумма наличных. Подняв бровь, Найджел вычеркнул два слова из своего списка: ограбление, вандализм, бессмысленное зверство, вымогательство, угрозы, унижение. Он подошел к роялю, кабинетному «Стейнвею», чей черный лак был исполосован во всех направлениях параллельными царапинами. Расколотая крышка висела сбоку. Разбитая вдребезги дека выгнулась под невероятным углом, следуя натяжению уцелевших струн. Этот инструмент хозяйка, очевидно, берегла и холила. Табличка у наружной входной двери еще сообщала: Розали Биглет, 1-я премия на конкурсе Фредерика Шопена. Музыкальное обучение для концертантов. Уроки сольфеджио и фортепиано. Найджел осмотрел инструмент со всех сторон. Из него получилась недурная кубистическая скульптура. Что, впрочем, противоречило классическим вкусам хозяйки. «Ее хотели уязвить через самое для нее дорогое и святое», – подумал Найджел. Он вычеркнул вандализм, бессмысленное зверство и записал в блокноте: демонстрация силы, символическая жестокость, ритуал доминирования. Подумав немного, он написал: наказание. Потом крупными буквами: подпись??? несколько раз постучав кончиком ручки по череде вопросительных знаков. Гарди сделала ему знак, что поднимется осмотреть лестницу и два верхних этажа. Не в пример ему, коллега наговаривала все свои заметки на диктофон. Был слышен только доверительный шепоток, когда она продвигалась вперед маленькими шажками, приседая через каждые десять секунд. Эксперт закрыл свой чемоданчик. Он взял все возможные пробы, но на лице его было написано сомнение. – Не уверен, что из этого удастся что-то извлечь, – сказал он Найджелу. – Работали в перчатках и масках, явно очень подвижные и, главное, очень, очень сильные. Ты видел чугунный остов рояля? Нужна изрядная сила, чтобы разбить его надвое даже дубиной. Вот только я не вижу никакого подходящего орудия. – Да, – кивнул Найджел, посасывая ручку. – Не сходится. – Что не сходится? – Бестолочь и ультрапрофессионализм. В некоторых местах и впрямь кажется, что срывали злость, будто буйные психи поработали. Насколько мне известно, только у одержимых или людей в трансе откуда-то берется такая разрушительная энергия. А рядом с этим на экране телевизора ни царапины. И мне с трудом верится, что они тут сели его посмотреть. Судя по количеству разбросанных вещей, всё так и летало. Я не понимаю, как они ухитрились не пораниться. Ты что-нибудь нашел? – В плане отпечатков, ты хочешь сказать? Повсюду пальчики хозяйки… – Жертвы, – поправил Найджел. – Жертвы и еще несколько там и сям, но эти не первой свежести. Волосков тоже нет. Вот разве что… Порывшись в чемоданчике, он достал прозрачный пакетик, и Найджел поднял его к свету. В нем был длинный острый волос, одновременно гибкий и жесткий. – Есть идея, что это? Похоже на кусок струны рояля… Коллега пожал плечами: – Только анализ скажет. Это не металл. Пластик, я полагаю. Он закрыл чемоданчик и кивком простился. Найджел повернулся, услышав, как Гарди спускается, запыхавшись, с верхнего этажа. – Ну? – Что – ну? – спросила Гарди, округлив глаза. – Нашла что-нибудь наверху? – Нет, ничего. Всё определенно произошло в периметре гостиной. Остальное чисто. С ума сойти, правда? Как будто осколочная граната взорвалась в бонбоньерке. – Да уж, – вздохнул Найджел. – Невидимая граната без пороха и взрывчатки. И надо было, чтобы это свалилось на нас! 18 Им пришлось вернуться к Камдену, чтобы найти место, где пообедать. Хан не выпускал руку Сэм, а в другой по-прежнему сжимал маленькую королеву. Нур шла, опустив голову, поглощенная своими мыслями, и как могла старалась держать на расстоянии накатившие заботы, накопившуюся за день усталость, вопросы, касающиеся бегства Хана и нападения на миссис Биглет. Ее повергала в ужас мысль, что социальные службы могут отнять у нее ребенка. Она взяла себя в руки, подумав, что, если бы не Сэм, он бы, наверно, еще и заблудился. – Я вас приглашаю, – сказала она, повернувшись к девушке. – С какой стати… – Пожалуйста. Я не знаю, как вас благодарить. Хан еще такой маленький. Если бы не вы… – Я всего лишь протянула ему руку. Троица шла по торговой улице. Полицейские кордоны сняли, бедного зверя, убежавшего из зоопарка, должно быть, поймали, если не пристрелили. По сточным канавам текла снежная каша, машины ехали медленно, взвизгивая шинами, и свет их фар затмевал огни витрин, отражавшиеся в скользких тротуарах. Мрачное оцепенение овладело городом. Говорили только о смерти королевы, а внезапно вернувшаяся зима, что задушила едва проклюнувшуюся весну, тоже не улучшала убитого настроения лондонцев. Хан же, напротив, выглядел радостным, словно с облегчением сбросил с плеч тяжкую ношу; он с энтузиазмом тянул за руку Сэм, пока не остановился как вкопанный у витрины «Макдоналдса» с алчной миной, не оставлявшей сомнений в его кулинарных предпочтениях. Нур поморщилась, немного смутившись, она не знала, отвечает ли подобное заведение вкусам Сэм. – Вас это устроит? – спросила она перед дверью. – Хан обожает гамбургеры. – Меня устроит, только каждый платит за себя. – Прошу вас, – устало сказала Нур, – примите мое приглашение. Мне было бы стыдно. Они уселись за стол каждый со своим подносом. Хан поставил на середину стола статуэтку королевы – та махала рукой медленно, отрывисто – и уставился на жареную картошку и гамбургер жадно и встревоженно, ожидая разрешения матери, чтобы начать есть. Этот конфликт между необходимостью показать себя хорошо воспитанным в глазах новой подруги и желанием поскорее приступить к любимой еде продлился, к счастью, считаные секунды. Получив зеленый свет, он принялся за гамбургер с аппетитом канадского лесоруба, не обращая больше внимания на двух женщин, смотревших на него с улыбкой. – Он такой милый, ваш маленький Хан, вы правы, что зовете его Алмазом, – сказала Сэм, чтобы завязать разговор. Нур улыбнулась.