— Конечно. — Тогда проверим. Присядете? И указал на стул. Я чувствовал себя кроликом перед удавом. Мало было в мире людей, которые могли бы сломить меня, но в том, что этот конкретный может, даже не сомневался. А палач осматривал свои владения почти с нежностью. Он коснулся длинных тонких игл, будто ласкал женщину, затем — широкого острого лезвия, мощных щипцов, которые не вязались с его худощавыми руками. — С чего бы начать? — Лейт покачал головой. — Боюсь, магическое вмешательство не сильно-то поможет вам стать разговорчивее, лер Вейс. Я молчал. — Что же вы стоите? Лейт махнул рукой, и с меня сначала сорвало одежду, а затем опрокинуло на стул. Ремни вцепились в руки и ноги, обвили шею, и, готов поклясться, отпели. — Итак, с чего начнем? — Лейт замер передо мной. — Я никогда не вел переписку с Веранией. — С Веранией? А с Изельгардом? — Я — изельгардец. Конечно, я получал приказы от короля, но они никак не противоречили моей службе здесь. Холодно. Почему так холодно? — Мм, забавно. — Лейт подвинул себе стул и сел так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Где вы получили увечья, лер Вейс? — На войне, — ответил я. — Воевали за Изельгард? — Конечно. — Эх, жаль, я сам не участвовал в тех событиях. Увы, не позволял ряд… обстоятельств, но могу сказать, что над вашей рукой поработал дилетант. Кто же так пытает? Некрасиво, негармонично. Согласны, лер Вейс? — Это были обычные солдаты. В горле пересохло. Этот тип гипнотизировал меня? Иначе почему я вообще с ним разговариваю? — Заметно. — Пальцы Лейта задумчиво коснулись шрама на моей руке. — Заметно, что не палачи. Они думали, боль развяжет вам язык, и ошиблись. Я прав? — Да. Я не совсем понимал, чего он от меня хочет. Не понимал, что, демоны всех прибери, тут происходит. — Потому что людей вашего сорта ломают не так. Но я не стану вас ломать, лер Вейс, хотя на это мне понадобилось бы не больше часа. Вы вызываете у меня уважение. Более того, не гнушаетесь разговаривать со мной как с равным. Поэтому и ваш рассудок, и ваша честь останутся при вас. Ни за что другое ручаться не могу. Боль. Она пришла внезапно. Лейт говорил, что не станет использовать магию, — и солгал. Лезвие, тонкое, длинное, оставалось в его руках. Он не прикасался ко мне, вместо этого проводил перед собой острием как дирижерской палочкой. Взмах, росчерк, взмах, росчерк. А я чувствовал, как в пальцах правой руки лопаются сосуды, как закипает кровь, как сводит судорогой пальцы. Не кричать! Я больше не испуганный мальчишка, который оказался один на один с мучителями. Нет, на этот раз я справлюсь. — Хотите лишиться руки, лер Вейс? — поинтересовался палач, облизывая пересохшие губы. — Сколько вы учились снова владеть левой? — Долго, — ответил я, хоть и не собирался, но что-то заставляло меня говорить. — А сможете обойтись без правой? И захрустели кости. Я все-таки закричал. Боль стала моим существом. По пальцам потекла кровь. Вот только ран мне никто не наносил, они открывались сами собой. — Ну что, лер Вейс? Не вспомнили, откуда у вас подозрительные письма? — По-вашему, я идиот? — уставился на Лейта. — И стал бы хранить подобное прямо в своем кабинете? — Нет, — признал палач. — Но мое дело — спросить. А ваше — ответить. Что приказывал вам Осмонд, лер Вейс? Я молчал. Боль вернулась. Но если до этого страдали пальцы, то сейчас железные тиски сжали ладонь. Я взвыл. — Да, оружие сможете держать нескоро, — меланхолично заметил палач. — Но и вы — не воин. А кто? По всему выходит, что шпион. Молчи! Молчи, Ник! — Значит, шпион. — Лейт кивнул сам себе. — Тогда повторяю вопрос. С каким поручением вы прибыли в Литонию, лер Вейс? — Узнать, не затевается ли союз с Веранией, — прошептал я. — И обеспечить безопасность короля и королевы. — Верю. — Лейт поднялся и подошел ближе. — Что было в письмах, найденных у вас? — Не знаю. — Что было там написано, лер Вейс? — Не знаю! — Не верю. Боль переместилась к запястью и ползла все выше к локтю. Я мог видеть алую струйку крови, текущую по полу. Перед глазами заплясали всполохи. — Э, нет. — Лейт склонился ко мне, принюхался, будто стараясь уловить запах боли. — Нет, лер Вейс, так не пойдет. Позорный обморок не для вас, ведь правда? И всполохи исчезли. Я пытался отдышаться, отдыхая от боли и зная, что она вернется. Вот и все. Конец игре. Даже если я выйду отсюда, все кончено. Хотя ставлю на то, что меня не выпустят живым. — Вернемся к поставленному вопросу. Вы встречались с послами Верании? — Нет. Голову сдавило тисками, на губах выступила кровь. — Нет, нет, — твердил я. — Нет. — Верю. Хватка ослабла, а Лейт вернулся на место, и я смог ровнее дышать. — Остаются письма. Странные, непонятные письма, слишком глупые для вас, лер Вейс. Как думаете, откуда они взялись? — Их подбросили, — сипло ответил я. — Кто? — Не знаю, у меня много врагов. — Например… — Капитан Сайден. Или Мартин Фейн. — Я спрошу и их, не беспокойтесь. Но сначала хотел бы Добиться вразумительного ответа от вас. И снова применил магию. Только теперь она била по всему телу, лишая рассудка, заставляя забыть, кто я и где. Магия уносила меня туда, в литонский лагерь, откуда я не чаял выбраться живым. К искаженному злобой лицу Леонарда Эйша, к его солдатам. — Держись, брат! Голос Эрвинга звучал оттуда, из глубины лет, но я цеплялся за него, как цеплялся тогда. — Держись, надо дойти. Надо, слышишь? — Слышу, — отвечал ему. — Держусь. — Э, нет, что за шутки? — Боль исчезла, и я обмяк в своих путах. — Я обещал, что вы выйдете отсюда в здравом уме, а вы тут собрались тихонько убраться за грань. Мельчают нынче шпионы. Так что там с письмами? Дверь распахнулась. — Допрос окончен. — Таббат замер на пороге, а я мысленно посылал его в бездну. — Мы расшифровали письма, вина этого человека доказана. Как только дождемся приказа ее величества, он будет казнен. Пыточную наполнил шум шагов. Я не видел солдат, которые туда вошли. Всполохи превратились в алые точки. Думал только о том, какое жалкое зрелище являю собой. Позор… Иначе не скажешь. — Отведите его в камеру, — слышался отрывистый голос Таббата. — И позовите целителя, чтобы не умер раньше, чем ему отрубят голову. А может, королева выберет более изощренный способ казни? Вспомнилась жуткая смерть заговорщиков. Меня резко затошнило и вывернуло наизнанку. Кажется, на сапоги Таббата. Тихо рассмеялся палач. — Уберите его! — рявкнул Таббат, и меня наконец-то отвязали от стула. Потащили куда-то. Видимо, в камеру. К счастью, она находилась недалеко, потому что каждое движение причиняло боль. А вот холодный пол, на который упал, — облегчение. Можно было закрыть глаза, остудить пылающее тело, сделать глубокий вдох. И я дышал, а внутри все еще проворачивались штыри. Не прощу. Никому из них не прощу этого унижения. Постепенно становилось легче. Раздался лязг засова и кто-то вошел. Видимо, обещанный целитель.