Если бы только это было правдой. Беатрис думала, что привыкла быть в центре всеобщего внимания. Но она не представляла, насколько все изменится, когда она станет королевой. Как несправедливо, что ей дали всего шесть недель, чтобы осмыслить потерю отца, а потом потребовали вновь ступить в лучи софитов. Но какой у нее оставался выбор? Период траура официально закончился, бесконечная карусель дворцовых мероприятий пришла в движение. В расписании Беатрис уже значилось множество событий: благотворительные акции, приемы и даже гала-концерт в музее. Но она была не готова. Вчера на гонках, когда заиграл государственный гимн, она открыла рот, чтобы присоединиться; и с опозданием вспомнила, что больше не может петь. Ведь теперь гимн адресован ей. Ее положение заставляло Беатрис чувствовать, что чем больше людей вокруг, тем сильнее она одинока. Заслышав скрип, королева подняла голову. – Прости. – Коннор вздрогнул, когда пол заскрипел под его ногами. Такова уж жизнь во дворце; паркетные доски двухсотлетней давности не дают возможности хранить секреты. Он закрыл дверь и прислонился к ней. – Я хотел проверить, как ты. Беатрис ощутила укол вины. Она избегала Коннора – или, по крайней мере, избегала оставаться с ним наедине, ведь он всегда был рядом: маячил где-то на задворках ее жизни, пока она играла главную роль. Коннор все еще не знал, что она и Тедди действительно собираются пожениться. Ей необходимо было сказать ему, и как можно скорее; во дворце планировали объявить дату свадьбы на этой неделе. Но каждый раз, пытаясь приблизиться в разговоре к этой новости, Беатрис ловила себя на том, что уклоняется от темы, как полнейшая трусиха. – Я просто устала, – пробормотала королева и не солгала: она все еще не могла спать по ночам. – Перестань. Тебе не нужно со мной притворяться, помнишь? – Коннор преодолел расстояние между ними и заключил ее в объятия. На мгновение Беатрис позволила себе расслабиться. Каким-то образом она всегда забывала, насколько он высокий, пока не оказывалась вот так, в его объятьях, уткнувшись лицом в ямку между его ключицами. – Я здесь, если тебе нужен, – сказал Коннор. – Знаешь, тебе не обязательно держаться рядом со мной королевой. Ты можешь просто быть собой. – Я знаю. – Пожалуй, в этом и заключалась проблема. С Коннором Беатрис была слишком собой и недостаточно королевой. Она освободилась из его объятий и посмотрела ему в глаза. – Коннор, мне нужно кое-что тебе сказать. Он кивнул, явно встревоженный сменой ее тона. – Хорошо. Казалось, что весь мир замер. Беатрис внезапно осознала каждую деталь – прикосновение шелковой блузки к телу, танец пылинок в дневном свете, преданность в глазах Коннора. Он больше не будет так смотреть на нее, когда узнает, на что она согласилась. Беатрис глубоко вздохнула и выплеснула горькую правду. – Мы с Тедди поженимся в июне. – Вы… что? – Помолвка не была показным шоу. Мы… действительно поженимся. Коннор отпрянул. – Я не понимаю. В ночь помолвки вы двое договорились отменить свадьбу, как только получится. Что произошло? «Мой отец умер, и это моя вина». – Теперь я королева, Коннор. – Слова, казалось, душили Беатрис, когда она их произносила. – Это все меняет. – Именно! Теперь ты можешь изменить ситуацию, как того хочешь! Его вера в нее почти уничтожила Беатрис. – Не все так просто. То, что я королева, не означает, будто я могу переписать правила. – Теперь она была еще больше связана ими, чем когда-либо прежде. Коннор схватил ее за руки. – Я люблю тебя и знаю, что мы всё преодолеем. Если только… если только твои чувства не изменились. Слезы жгли глаза Беатрис. – Ты хочешь, чтобы я это сказала? Хорошо! Я тебя люблю! – выпалила она так яростно, что так же могла бы сказать «я тебя ненавижу». – Но этого недостаточно, Коннор! – Конечно, достаточно! Он говорил с такой убежденностью, как будто истинность его слов очевидна. Как будто любить ее было так же просто и непреложно, как то, что солнце восходит на востоке и садится на западе. Но их отношения никогда не были простыми. С самого начала им приходилось таиться, ловить украдкой каждое мгновение близости: то Коннор невзначай коснется ее спины, сажая Беатрис в машину, то их взгляды пересекутся в переполненной комнате и задержатся на секунду дольше допустимого. Поздние ночи, когда он пробирался в ее спальню только для того, чтобы уйти до рассвета. Даже сейчас о них никто не знал, кроме Саманты, но и Сэм понятия не имела, кто такой Коннор, знала лишь то, что Беатрис любила кого-то втайне от жениха. В течение нескольких месяцев она говорила себе, что эти украденные мгновения складываются в то, за что стоит бороться. Но теперь знала – их недостаточно. Она с глухой болью вспомнила, что сказал отец в ту ночь, когда Беатрис призналась ему, что любит своего охранника. Что если она втянет Коннора в королевскую жизнь, он в конечном итоге возненавидит ее за это – и того хуже, возненавидит себя. С реки дул холодный ветер; Беатрис подавила желание закрыть окно. – Это нелегкое решение. Но так лучше. Для нас обоих. – Почему ты решаешь, что лучше для нас обоих? – грубо сказал Коннор. – Если ты выбираешь наше будущее, я хочу тоже иметь право голоса! Прежде чем она смогла ответить, он схватил ее за плечи и поцеловал. В поцелуе не было ничего нежного или бережного. Его тело прижалось к ней, его руки крепко обхватили ее спину, как будто он боялся, что любимая может вырваться. Беатрис поднялась на цыпочки, впившись пальцами в его форму. Когда они наконец отстранились друг от друга, оба тяжело дышали. Волосы Беатрис влажными прядями падали ей на лицо. Она подняла глаза и увидела тихую тоску в глазах Коннора. Он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать необычность происходящего: обычно она так не целовалась – с такой дикой, отчаянной страстью. И знал, что это был поцелуй на прощание. – Ты и правда собираешься замуж, – выдохнул он. – Да, – кивнула Беатрис и поняла, что именно такой ответ дается невестой у алтаря, так обычно клянутся в вечной любви. И вот она стоит перед ним и произносит это слово, чтобы сказать: он должен оставить ее навсегда. Коннор стиснул зубы и кивнул. Беатрис почти желала, чтобы он кричал, ругал ее. Гнев было бы намного легче перенести. Все было бы легче, чем это: понимание, как ему больно и что сама Беатрис тому виной. – В таком случае, Ваше Величество, примите мою отставку. Я ухожу из вашей охраны. И на сей раз не вернусь. Он сделал паузу, словно ждал, что она примется умолять его остаться, как уже делала раньше. Беатрис ничего не сказала. Она не могла просить Коннора служить ей в качестве ее охранника, когда сама выходит замуж за Тедди. Коннор мог согласиться. Но он заслуживал гораздо большего. – Я понимаю. – К собственному удивлению, она говорила так, словно ничего не случилось, хотя ей было так больно – глубоко внутри, в пустом, одиноком уголке сердца, который она никогда никому не открывала. Глаза Коннора встретились с ее, холодные, как горное озеро под серым небом. – Пойду сообщу начальнику службы безопасности. Беатрис было холодно, но ее блузка вымокла от пота, как будто у нее поднялась температура. Она неподвижно наблюдала, как Коннор повернулся и бросил последний взгляд через плечо. – Прощай, Би. Когда он ушел, Беатрис потерянно обошла стол отца. Она не плакала. Ей казалось, что ее чувства заледенели и она больше никогда ничего не почувствует. Королева остановилась за отцовским стулом, положив руки на спинку. Она ни разу не сидела в нем раньше, даже когда они с близнецами пробирались сюда в детстве, крали лимонные конфеты из секретного ящика и вращали огромный глобус. По какой-то причине сидеть за королевским столом казалось таким же запретным и кощунственным поступком, как залезть на монарший трон. Беатрис медленно выдвинула стул и села. 6 Дафна