Они двинулись вперед – медленно. Оба выжидали, не заскрипят ли половицы. Оба боялись произвести хоть звук, прежде чем станет ясно, что случилось. Они боялись, точка. Дойдя до лестницы, Блу положила руку на перила и прислушалась. Гудение, которое она слышала, сделалось громче, оно стало живым и негармоничным. Это была монотонная песня без слов – кто-то зловеще тянул одну ноту, а затем переходил к другой, чуть выше в незнакомом ладу. Какой-то стук прямо у них за спиной заставил Ганси подскочить. Но Блу обрадовалась, потому что она его знала. Это было постукивание гигантских сабо кузины по неровному полу. Она с облегчением повернулась к Орле, приятно знакомой и нелепой в своих брюках клеш. Взгляд Орлы был устремлен на что-то над головой Блу. – Орла, – позвала Блу. Кузина опустила глаза и посмотрела на нее. А потом завизжала. Руки Блу действовали сами по себе – она зажала уши, как ребенок. Ноги тоже среагировали без приказа – она попятилась к Ганси. Орла схватилась за сердце и снова завопила – еще громче и пронзительнее. Ничего подобного от своей кузины Блу раньше не слышала. Часть ее души метнулась прочь – это не Орла кричала, это не Блу наблюдала за ней, это был сон, а не явь… Орла замолчала. Ее глаза, впрочем… она по-прежнему смотрела мимо Блу, в пустоту. На что-то внутри себя. Плечи Орлы вздымались от ужаса. И на заднем фоне продолжалось гудение, исходившее из какого-то места в доме. – Орла, – прошептал Ганси. – Орла, ты меня слышишь? Орла не ответила. Она видела мир, скрытый от Блу. Блу не хотелось говорить правду, но все-таки она сказала: – Думаю, надо найти источник звука. Ганси мрачно кивнул. Оставив Орлу незряче смотреть перед собой и плакать, они осторожно пошли дальше. Свет на кухне, в конце коридора, казалось, воплощал безопасность и уверенность. Но между ними и кухней зиял черный дверной проем гадальной комнаты. Хотя сердце Блу говорило ей, что в комнате абсолютно темно, глаза подсказывали, что на столе стоят три свечи. Они были зажжены. Но от этого ничего не менялось. Они никак не влияли на темноту. Странное, многоголовое гудение доносилось из гадальной. Послышалось негромкое шарканье, словно кто-то возил шваброй по половицам. Ганси для пробы коснулся костяшками пальцев руки Блу. «Сделай шаг». Она сделала. «Зайди». Они зашли. На полу гадальной комнаты извивался и корчился Ной – в невозможных позах. Где-то он умирал. Вечно умирал. Пусть даже Блу уже видела раньше, как он заново переживал свою смерть, от этого не становилось легче. Его лицо было обращено к потолку, рот раскрыт в бездумной гримасе боли. Ганси задышал рывками. Над Ноем, за большим гадальным столом, сидела Калла, и ее глаза были устремлены в никуда, а руки покоились поверх разбросанных карт Таро. Рядом лежал телефон; Калла общалась с клиентом. Негармоничный гул звучал здесь громче прежнего. Он исходил от Каллы. – Тебе страшно? – прошептал Ной. Ганси и Блу вздрогнули. Они не заметили, что Ной перестал корчиться, но он перестал и теперь лежал на спине, подтянув колени, и смотрел на них. Его лицо вдруг сделалось насмешливым, слегка нетипичным для Ноя. Сквозь губы скалились зубы черепа. Блу и Ганси взглянули друг на друга. И тут Ной вдруг посмотрел наверх, словно услышал чье-то приближение. Он тоже начал напевать. Немелодично. Каждая клеточка в теле Блу вспыхнула в знак предостережения. Затем Ной разделился и снова соединился. Блу сама не знала, как еще это назвать. Только что перед ней был один Ной, потом рядом возник второй, обращенный лицом в другую сторону, затем она опять увидела одного. Блу не могла понять, в чем заключалась проблема – в самом Ное или в ее глазах. – Неудивительно, что нам страшно, – сказал Ной – его голос едва доносился сквозь гудение. – Когда играешь со временем… Он вдруг оказался совсем рядом, глаза в глаза – он встал, ну, или только его лицо поднялось, – и в следующую секунду Ной вновь возник в нескольких шагах от Блу и Ганси. Он вернул себе некоторое подобие прежнего Ноя – облик мальчика. Он уперся руками в колени, как бегун; каждый раз, когда Ной выдыхал, у него вырывалось затрудненное гудение. Дыхание Блу и Ганси облаком повисло в воздухе, посверкивая, как будто это они были мертвецами. Ной вытягивал у них энергию. Много энергии. – Блу, уйди, – сказал Ной. Голос него был напряженный, но ему удавалось сдерживать жуткое гудение. – Ганси… уйди. Это буду не я! Он скользнул направо и опять вернулся; материи вовсе не полагалось так себя вести. Кривая улыбка появилась у Ноя на губах, странно контрастируя с нахмуренными бровями, и пропала. На лице отразилась борьба и тоже пропала. – Мы не уйдем, – сказала Блу. Но тем не менее она начала создавать вокруг себя защиту. Она не помешала бы Ною черпать энергию у Ганси и Каллы, зато могла отключить его от собственных внушительных запасов. – Пожалуйста… – прошептал Ной. – Разрушитель, разрушитель… – Ной, – сказал Ганси, – ты сильнее, ты справишься. Лицо Ноя почернело. Белизна черепа за одну секунду превратилась в чернильную черноту. Только зубы сияли. Он то ли ахнул, то ли рассмеялся. – ВЫ ВСЕ УМРЕТЕ. – Оставь его в покое! – потребовала Блу. Ганси вдруг затрясся от холода. – Ной, ты справишься! Ной поднял перед собой руки, обращенные пальцами друг к другу, как в танце. Сначала это были руки Ноя, а потом они превратились в тонкие линии. – Нет ничего невозможного, – сказал Ной ровным и низким голосом. Летучие линии – искаженные, бесполезные – вновь сменили очертания его рук. Блу могла заглянуть ему в грудную клетку – там не было ничего, кроме черноты. – Нет ничего невозможного. Я иду к нему. Я иду к нему. Я иду к нему. Лишь одно не позволяло Блу сорваться с места – лишь одно удерживало ее рядом с этим существом. Осознание того, что она сейчас является свидетельницей преступления. Это был не Ной, который, сам не желая того, стал жутким. Это было нечто внутри Ноя, оно действовало им без разрешения. Гудящий голос продолжал: – Я иду к нему… Блу! Я иду к нему… Пожалуйста! Уходи! Я иду к нему… – Я тебя не брошу, – ответила Блу. – Я не боюсь. Ной издал дикий смех, радостный хохот гоблина. Высоким неестественным голосом он прокричал: – Посмотрим! И бросился на Блу. Та успела заметить, как Ганси попытался перехватить его – и в то же мгновение ногти Ноя впились ей в лицо. В гадальной сделалось светло – в той же мере, в какой раньше было темно. Боль и ослепительный блеск, холод и жар… Он пытался вырвать ей глаз. Блу завопила: – НОЙ! Всё превратилось в изгибающиеся линии. Она вскинула руки к лицу, но ничего не изменилось. Глазницу как будто зацепили крючьями. Пальцы Ноя вонзались в ее плоть. Левый глаз видел только белое, правый только черное. Пальцы у Блу сделались скользкими, щеке стало горячо. Свет исходил от Ноя, как сияние от солнца.