Адам думал только о том, что нельзя позволить ей коснуться его. Представлять ее на своей коже было страшнее, чем видеть в зеркале собственный бесполезный глаз. – Кабесуотер. Защити меня. Кабесуотер! Послышался звук, похожий на выстрел – Адам метнулся в сторону, – и зеркало раскололось. По другую сторону стекла зажглось неизвестно откуда взявшееся солнце. К стеклу прижимались листья, словно к окну. Лес шептал и шипел в глухом ухе Адама, вынуждая его искать проход для Кабесуотера. В нем вспыхнула благодарность, которую было так же трудно вынести, как и страх. Если сейчас с ним что-нибудь случится, по крайней мере, он будет не один. «Вода, – сказал Кабесуотер. – Вода, вода, вода». Добравшись до раковины, Адам открыл кран. Оттуда хлынула вода, пахнущая дождем и камнями. Он протянул руку и сунул в сливное отверстие затычку. Похожая на чернила тьма текла к нему, она уже почти достигла ботинок. «Не давай ей коснуться тебя…» Он вскарабкался на раковину в ту секунду, когда тьма достигла подножия стены. Адам знал, что она полезет за ним. Но тут наконец вода наполнила раковину до краев и хлынула на пол. Беззвучная, бесцветная, она смыла черноту и понесла ее к сливному отверстию в полу. Остался только обычный светлый бетон. Даже после того как тьма исчезла, Адам ждал еще целую минуту. Вода лилась, и у него промокли ботинки. Потом он слез с раковины, набрал пахнувшую землей воду в ладони и плеснул себе в лицо, на левый глаз. Снова и снова, еще и еще, еще и еще, пока не прошла усталость. Пока он не перестал ощущать собственный глаз. Когда Адам посмотрел в зеркало, это был всего лишь глаз. Всего лишь его лицо. Не было ни второго солнца, ни жутко катающегося зрачка. Капли рек Кабесуотера висели на ресницах Адама. Кабесуотер бормотал и стонал, внутри Адама разворачивались лозы, в глазах пятнами вспыхивал свет, камни прижимались к ладоням… Кабесуотеру понадобилось слишком много времени, чтобы прийти на помощь. Всего лишь пару недель назад с крыши на голову Адаму свалилась груда шифера, и Кабесуотер мгновенно бросился на выручку. Случись это сегодня, Адам бы погиб. Лес шептал ему что-то на языке, который представлял собой смесь образов и слов, и Адам понял, почему Кабесуотер так медлил. Что-то напало на них обоих. 14 Как верно заметила Мора, временное исключение – это не каникулы, поэтому вечером Блу, как обычно, отправилась в «Нино». Хотя солнце на улице жарило изо всех сил, в ресторане царил странный полумрак – из-за грозовых туч, висящих на западе. Под столиками с металлическими ножками лежали серые бесформенные тени; трудно было понять, пора включать лампы, висевшие над каждым столиком, или еще нет. Впрочем, решение могло и подождать: в ресторане не было ни души. Поскольку ничто не занимало мыслей девушки, кроме выметания пармезана из углов, Блу думала про Ганси, который пригласил ее на сегодняшнюю вечеринку в тогах. Как ни странно, Мора настоятельно посоветовала ей пойти. Блу сказала, что вечеринка в Агленби противоречит всем ее убеждениям. Мора уточнила: «Ученики частной школы, которые используют случайные куски ткани, чтобы смастерить себе костюм? По-моему, твоим нынешним убеждениям это вполне соответствует». Шух, шух. Блу агрессивно мела пол. Она чувствовала, что склоняется к самоанализу, и ей это не нравилось. На кухне засмеялся менеджер. Со звуком электрогитары в зале мешалась негармоничная громыхающая музыка: он вместе с поварами смотрел видео на телефоне. Послышался громкий звон колокольчика – дверь ресторана открылась. К удивлению Блу, вошел Адам. Он подозрительно взглянул на пустые столы. Как ни странно, выглядел он настоящим замарашкой: брюки мятые и заляпанные грязью, белая рубашка в пятнах и местами мокрая. – Кажется, мы хотели созвониться попозже, – напомнила Блу. Она окинула его взглядом. В норме Адам был одет безупречно. – Ты в порядке? Адам сел на стул и осторожно потрогал левое веко. – Я вспомнил, что после школы у меня еще веса и открытия. Я не хотел заставлять тебя ждать. Э… дополнительные физкультура и естествознание. Блу вместе со шваброй подошла к нему. – Ты не ответил, всё ли в порядке. Он раздраженно провел пальцами по сырому пятну на рукаве. – Кабесуотер. С ним что-то происходит. Не знаю. Я должен что-то сделать. И, видимо, мне нужен кто-то, чтобы присмотрел за мной. Что ты делаешь сегодня вечером? – Мама говорит, что я иду на вечеринку в тогах. А ты? Голос Адама источал презрение. – Я не пойду на вечеринку к Генри Ченю. Нет. Генри Чень. Во всей этой истории появилось чуть больше смысла. На диаграмме Венна, где один кружок содержал слова «вечеринка в тогах», а другой – «Генри Чень», Ганси, скорее всего, оказался бы в зоне пересечения. На Блу вновь нахлынули смешанные чувства. – Что у вас такое с Генри Ченем? И – ты хочешь пиццу? Кто-то ошибся при заказе, и мы получили угощение. – Ты же его видела. У меня на это просто нет времени. И – да, хочу. Блу принесла пиццу. Она сидела напротив Адама, пока тот уплетал ее как можно вежливее. По правде говоря, только когда Адам пришел в «Нино», Блу вспомнила, что они условились созвониться, чтобы поговорить про Ганси и Кабесуотер. После семейного обсуждения в ванной у нее определенно закончились идеи. Девушка признала: – Честно, я понятия не имею, что делать с Ганси, кроме как найти Глендауэра. И я не знаю, каким должен быть следующий шаг. Адам сказал: – Мне сегодня тоже некогда было много думать об этом, потому что… – Он снова указал на свою мятую форму, хотя Блу не поняла, что он имел в виду – Кабесуотер или школу. – Поэтому идей у меня нет. Есть только вопрос. Как ты думаешь, Ганси может приказать Глендауэру появиться? И от этого вопроса у Блу всё перевернулось в животе. Не то чтобы она не задумывалась о силе приказа Ганси, но его сверхъестественно властный голос находился так близко к его обычному командному тону, что иногда было трудно убедить себя, что это не глюк. И даже когда девушка признавала, что ситуация и правда необычная – например, когда Ганси несомненно волшебным образом расточил мнимых Блу во время последней поездки в Кабесуотер, – тем не менее всё равно было трудно думать об этом в магическом ключе. Знание о способностях Ганси ускользало, притворялось чем-то нормальным. Впрочем, теперь, если Блу задумывалась об этом всерьез, то понимала, что это во многом походило на исчезновения и появления Ноя, ну, или на магическую логику существования Авроры, проходившей сквозь камень. Сознание с радостью позволило Блу поверить, что в этом нет ничего волшебного, кое-как убедить себя, что это просто типичное поведение Ганси. – Не знаю, – сказала Блу. – Если так, разве он уже не попытался бы вызвать Глендауэра? – Честно говоря… – начал Адам и замолчал. У него изменилось лицо. – Ты пойдешь на вечеринку? – Наверное, да… – И тут Блу с опозданием поняла, что этот вопрос значил нечто большее, чем слова, которые она услышала. – Я же говорю – мама сказала мне, что я должна, ну и… – С Ганси. – Да. И с Ронаном, если он пойдет. – Ронан не пойдет к Генри. Блу осторожно произнесла: – В таком случае – да, очевидно, с Ганси. Адам нахмурился, глядя на собственную руку. Он не торопился, взвешивал слова, испытывал их, прежде чем сказать: – Знаешь, когда я впервые познакомился с Ганси, я не мог понять, почему он дружит с таким человеком, как Ронан. Ганси всегда посещал уроки, выполнял задания, был любимчиком учителей. А Ронан… он же как непрекращающийся сердечный приступ. Я понимал: глупо жаловаться только потому, что я не успел первым. А Ронан успел. Но однажды он выкинул что-то совершенно идиотское, даже не помню что, и я просто не смог с этим смириться. Я спросил у Ганси, почему он с ним дружит, если Ронан всё время ведет себя как полный кретин. И Ганси сказал, что Ронан никогда не врет, а правда – это самое важное. Блу без труда представила Ганси, говорящего эти слова. Адам посмотрел на Блу и буквально приковал ее к месту взглядом. Ветер бросал листья о стекло. – И я хочу знать, почему вы не желаете сказать мне правду… о том, что между вами происходит. И тут в животе у нее всё перевернулось в другую сторону. «Между вами». Между ней и Ганси. Ганси и ней. Блу десятки раз представляла себе этот разговор. Бесконечные вариации на тему того, как она заговорит с Адамом, как он отреагирует, чем всё кончится. Она могла это сделать. Она была готова. Нет, не была. – Между нами? – неуклюже переспросила Блу. Выражение лица Адама – если только это было возможно – сделалось еще презрительнее, чем в ту секунду, когда речь зашла о Генри Чене. – Знаешь, что больнее всего? Что я вижу, какого мнения ты обо мне. Ты даже не дала мне шанса с этим примириться. Ты была заранее уверена, что меня сожрет ревность. Значит, по-твоему, я такой? И он не то чтобы ошибался. Но когда они с Ганси впервые приняли решение ничего не говорить ему, Адам был гораздо более хрупким, чем теперь. Впрочем, сказать это вслух казалось непорядочным, поэтому Блу выговорила: – Ты… то есть ситуация… раньше была другой. – Раньше? И сколько это уже продолжается? – «Продолжается» – не вполне правильное слово, – сказала Блу. Роман, который вмещался в украденные обмены взглядами и тайные телефонные звонки, настолько не дотягивал до того, чего ей хотелось, что Блу отказывалась называть это свиданиями. – И это ведь не то же самое, что прийти на новую работу, например. Дата начала – икс. Я не могу в точности сказать, сколько это продолжается. – Ты сама сказала «продолжается», – заметил Адам. Мысленно Блу перевалила через гребень волны, отделявший сочувствие от досады. – Ты просто невозможен. Послушай, мне правда жаль. Я вовсе не думала, что между нами что-то будет, но это случилось, а я не знала, как тебе сказать. Я не хотела рисковать нашей дружбой. – Поэтому, хотя я на самом деле мог отреагировать вполне прилично, ты предположила, что я буду постоянно и злобно соперничать с Ганси? И решила просто соврать? – Я не врала.