И Борли ушёл. Армулин зажёг лампу и стал петь детям колыбельную. Сара тем временем мела пол, стараясь не обращать внимания на взгляды оставшихся двадцати пяти сирот. Утром ей не полегчало, однако девочка всеми силами подавляла печаль. И иногда ей это даже удавалось. Шло время, и Армулин то и дело с беспокойством смотрел в окно и хватался за любую возможность уйти из приюта: хоть на рынок за провизией, хоть с каким-нибудь мелким поручением. Сара понимала, что бард тоже скоро их покинет. – Можете уйти, когда хотите, – сказала она однажды утром за завтраком. – Всё будет хорошо. Армулин уставился в кружку с желудёвым кофе: – Нет. – Мы справимся, хотя и будем скучать по вам. – Не в этом дело… Я знаю, что ты способна позаботиться о себе и о сиротах, – Армулин отхлебнул кофе и посмотрел в окно. – Я всю жизнь провёл в пути, Сара. Новый город, новая деревня, новое приключение… до сих пор я и сам не знал, чего искал. Я привык считать, что самое лучшее – это постоянные перемены. Непривычные места, незнакомые люди, песни, которые никто никогда не слышал… В музыке заключено могущественное волшебство. Песни могут исцелять душу и направлять её к тому, что действительно важно. Моё сердце всегда стремилось к горизонту, а ноги следовали за ним. Но я устал… устал, как старое кресло. Я подумал: раз Клыки ушли, я останусь здесь и помогу тебе заботиться о детях. Я думал, что обрету здесь хороший дом. Но мои ноги по-прежнему не знают покоя, Сара. Я устал скитаться – но всё-таки мне хочется идти дальше. Я тоскую по дому – и всегда буду тосковать. И не успокоюсь, пока не пойму, что это значит. – Он взял Сару за руку. – Прости меня. – Когда вы уходите? Вместо ответа Армулин указал пальцем на лежащий у двери вещевой мешок. Когда он сказал о своём уходе сиротам, дети стали просить его остаться, особенно те, кто с ним странствовал. Бард утешал их и обещал скоро вернуться. Вместе с остальными Сара стояла на улице возле «Напёрстка и ниток» и смотрела Армулину вслед. Он шагал легко и весело, однако ей казалось, что в мире всё не так. Она тоже тосковала по дому – но не могла просто собрать вещи и пойти куда глаза глядят. Нужно смириться и устроить дом здесь. Так поступили Шустеры. Так сделал Артам Ветрокрыл, выстроивший себе замок на дереве. В их жизни всё пошло не так, как они хотели. Артам потерял рассудок, а его родные оказались по ту сторону моря. Шустеры были бездетны. Бесчисленные скриане заново строили свою жизнь на развалинах прошлого, и Сара должна позаботиться о своей новой семье – о маленьких товарищах по несчастью. Единственным её домом будет тот, который она сама выстроит для себя и своих подопечных. Другого нет. Не существует никакой волшебной страны, где все тревоги утихают, а мечты исполняются. Армулин издалека помахал детям, столпившимся на улице, поклонился и повернул за угол, наигрывая анниерский мотив. У Сары разрывалось сердце. Девочка обвела взглядом замусоренные улицы Дагтауна, битое стекло, всё ещё валяющееся на земле после битвы, перепачканные лица осиротевших детей. Она подумала об Артаме Ветрокрыле, который жил один в лесу. Музыка наполняла её душу образами небывалой красоты. – Я хочу домой, – сказал мальчик по имени Клиффин. – И я, и я, – отозвались другие дети. – Теперь наш дом здесь, – твёрдо сказала Сара. Она взглянула на вывеску над дверью. «Вот как? «Напёрсток и нитки» – наш дом?» Песня Армулина затерялась среди городского шума, и Сара вздохнула. – Что будем делать, королева Сара? – спросила девочка по имени Лаэна. – Будем жить дальше, – ответила Сара и повела детей домой. Честно говоря, она сама не знала, что делать. Знала только, что всё плохо. Плохо, что Армулин отправился странствовать, а она осталась, что Борли ушёл, что Артам сидит один в доме на дереве… что её родители так и сгинули. Только одно хорошо: что Марали и Гаммон сражаются с преступниками в ночном Дагтауне, залитом лунным светом. Часть III Трог Как было в обычае во времена долгого союза между Зелёными лощинами и Анниерой, Ортам простился с Бан Роной и, взяв с собой верного друга и советника, поселился с женой в замке Ризен на Сияющем Острове. Его выбор пал, разумеется, на Бонифера Сквуна. Так Бонифер стал главным советником Верховного короля Анниеры, но его душу раздирали любовь к королеве и скрытая ненависть к королю. Остатки совести подсказывали ему, что, живя рядом с королевой, он погубит себя, но тем не менее он остался на Анниере в ожидании подходящей минуты, чтобы отомстить Ортаму Ветрокрылу. Бониферу Сквуну подарили уютный домик подле замка Ризен, и он наполнил его книгами, всё свободное время проводя за чтением исторических хроник и повествований о великих королях и их битвах. Когда воинственные обитатели Шревских пустошей или Плонтских джунглей беспокоили свободных жителей Даня, Бонифер всякий раз давал королю полезные советы. А когда симианские пираты, охотники за драконами, стали наводить ужас на мореплавателей в Симианском проливе, говорят, именно по совету Бонифера беспорядкам был положен конец. Бонифера хорошо знали в тех краях, и он часто странствовал в поисках новых книг и знаний. Но когда он возвращался в свой маленький домик подле замка Ризен, то при виде любви Мадии и Ортама в его сердце вновь вонзался нож. Бонифер мечтал разбогатеть, стать таким же великим, как Ортам, доказать Мадии свою силу. И, хотя он знал, что это ничего не изменит, в его душе росло непреодолимое желание обратить на себя внимание Мадии. Во время странствий Бонифер узнал, что в Смертоносных горах живёт мудрый человек, который платит большие деньги за самых разных зверей. Тогда он стал тайком отсылать домашних и диких животных (ящеров, змей, медведей, волков) загадочному горному мудрецу, не задумываясь, зачем они тому нужны. Бонифера больше интересовало золото, которое он получал в уплату. Он собирался выстроить на Анниере роскошный дом – богаче, чем замок Ризен. Всё ради Мадии. Всё ради любви. Из «Анниерады» 46 Плонтский поэт День был ясный и безветренный; солнце растопило снег во Внешних долинах, где разбили лагерь Джаннер, Кальмар и Ооод. Неколько раз во время долгого пути на юго-восток, к Чёрному лесу и подножию Смертоносных гор, в голове братьев звучала музыка Лили. Тогда им приходилось ждать, пока видение пройдёт. В видениях Джаннер слышал усталые мысли сестры и слова песен, которые она играла, но всё остальное представало перед ним в виде смутных теней, клубящихся вокруг Лили. Кальмар, напротив, подробно описывал Джаннеру Летучих Клыков – их задранные носы, острые зубы, покрытые прожилками коричневые крылья, молочно-белые глаза. Он видел развевающиеся на ветру волосы Лили, её потрескавшиеся губы, то, как она покачивала головой под музыку… а рядом стояли Ния, Радрик и Подо, размахивающий костью-дубинкой. Но на грани видения неизменно маячил Наг Безымянный; он дразнил ребят, и Джаннер слышал его хриплый старческий голос: «Я найду вас, Ветрокрылы». После очередного видения ничего не оставалось, кроме как отогнать страх и идти дальше. Вечером мальчики увидели, что Клыки отступили. Лили, Ния, Подо и Радрик остались живы. Братья радостно кричали и обнимались, а Ооод недоумённо глазел на них. Джаннер попытался объяснить юному троллю суть волшебства, но тот так ничего и не понял. В первый день путешествия они не встретили ни горностранников, ни зверей опаснее гаглера. На ночлег остановились в цветущей яблоневой роще. Тёмная кромка леса становилась всё ближе, а белые вершины Смертоносных гор – острей и ярче, как будто негостеприимная земля скалила клыки. Проворство Кальмара служило путникам хорошую службу: он поймал на обед кроблика, а вечером загнал в кусты грунца, заодно вспугнув целую стайку вкусных курлыбей. Ему удалось поймать четырёх жирных птиц – по одной для себя и Джаннера и две для Ооода. На третий день они разбили лагерь среди худосочных деревьев на опушке Чёрного леса и решили, что в обществе Клыка и тролля можно без опаски развести костёр. Кроме того, клыкастые коровы ещё не вышли из зимней спячки и в начале весны не представляли опасности для путников. Джаннер, проснувшийся первым, наклонился к углям и принялся их раздувать. Он услышал, как Кальмар зашевелился, и, обернувшись, увидел, что спящий брат перебирает ногами – совсем как пёс, гоняющийся во сне за швапами. Джаннер отогнал эту мысль. Кальмар больше не срывался; глаза у него были синие, и даже во время охоты он владел собой и приносил добычу в руках, а не в зубах. Но Джаннер не мог отрицать, что с братом происходит нечто непонятное и не подвластное ему. Он неустанно твердил Кальмару во время путешествия: «Ты Верховный король Анниеры. Тебя зовут Кальмар Ветрокрыл» – и заставлял брата повторять как заклинание: «Я сын Эсбена Ветрокрыла, короля Сияющего Острова. Я сын Эсбена Ветрокрыла, короля Сияющего Острова. Я сын Эсбена Ветрокрыла, короля Сияющего Острова». Кальмар шептал это на ходу. Ооод, очевидно, решил, что это нечто вроде походной песни. Он ухмылялся и мычал: «Яыыын Эсбена, арррля ссящего овва!» Но во сне Кальмар походил на волка. На Клыка. Джаннер мог быть уверен, что всё в порядке, только когда видел глаза брата. Мальчик повернулся к огню и вздрогнул от неожиданности, услышав голос Ооода. – Доорый Клык? – спросил тролль. Он лежал на боку на краю лагеря, напоминая живой валун, и ковырял в ухе. Джаннер с отвращением подумал, что, возможно, там устроилась на ночлег мышь. Ооод вытащил из уха комок серы и щелчком отправил её в снег. Джаннера чуть не стошнило, а тролль рассмеялся. – Мальиик дуаать, Ооод гаоость? – Нет! – воскликнул Джаннер. – Ну… да, но я не возражаю. Джаннеру нравится Ооод. – Ооод звать Джааера в гости. – В Плонтские джунгли? – Джаннер сомневался, что ему туда захочется. От Ооода так мерзко пахло… как же должен вонять целый город троллей? От этого, наверное, можно сойти с ума. Лучше уже съесть медовый кекс… – А какие они, джунгли? – спросил он. – Мого дереев… – Ооод вздохнул, лёг на спину и уставился своими крошечными глазками в небо. – Боошие дереея. Ооод лазать на дереея, дереея не гнутся. Не эти, – пренебрежительно добавил он, указав на опушку Чёрного леса, где росли в том числе и настоящие деревья-великаны. – Вы живёте на деревьях? – спросил Джаннер. – Нет, – со смехом ответил Ооод и рассеянно почесал пузо палочкой. – Ооод жить в заамке. Не как Трог. Наастоящий заамок. – В замке?! – Джаннер не поверил своим ушам. Он думал, все тролли живут в пещерах или на болотах. – Ты что, принц? Ооод захохотал так, что разбудил Кальмара: – Не. У Ооода боошая семья. Она дужиить с королём. Но Ооод не пиинц. Семья Ооода деать лова… – тролль наморщил узкий лоб, словно подбирая подходящее выражение, и вытянул ручищу с зажатой между огромных пальцев палкой, как будто держал перо. – Писать?! Ты умеешь писать?! – удивился Джаннер. – Пиать! Да. Ооод пиать. Папа Ооода пиать. Мама пиать. – Что же ты пишешь? – поинтересовался Джаннер. – Завтрак готов? – сонно спросил Кальмар, сел и зевнул. Не обращая на него внимания, Джаннер продолжал: – Ты пишешь… книги? – Ооод пиать… касивые сова. Поо здесь, – тролль стукнул себя по груди. – Слова про то, что в сердце? Стихи? – Ха! Да. Ооод пиать стии. Джаннер утратил дар речи. Тролли не только живут в замках – но ещё и пишут стихи?! – Стихи? – рассеянно переспросил Кальмар. – Отлично. Пусть почитает вечером, чтоб я побыстрей заснул. Так как насчёт завтрака? Джаннер вновь пропустил его слова мимо ушей.