Охряник подчинился, и она, схватившись за рукоятку, вытащила клинок. Он слегка споткнулся, хихикая от облегчения и почесываясь. – Ах, так намного лучше. Я не мог сесть! Он вернулся на свой пост и с довольным вздохом плюхнулся в кресло пилота. Казалось, он не замечал или, по крайней мере, был безразличен к окружавшей его смерти. – У меня хорошие новости. Я нашел виновника назойливой тревоги. Корабельные левитаторы полностью зарядились. – Корабельные – что? – спросила Эдит. Но прежде чем он успел ответить, Байрон крикнул: – Эдит! Она оглянулась и увидела, что он указывает на позолоченную раму магновизора. Пылающие ракеты «Арарата» уже мчались на них. Они все знали, что это значит, знали, что нет времени что-либо предпринять, чтобы остановить это или спастись самим. Пылающие копья исчезли из поля зрения. Они услышали глухой удар, когда их шелковая оболочка взорвалась, и почувствовали тепло пламени даже сквозь стальную защиту корабля. Затем окружающие их тела воспарили. На одно тошнотворное мгновение Эдит показалось, что они все поднимаются, а она падает вниз. Рамы магновизора вспыхнули в беспорядке непонятных очертаний. Она почувствовала спуск кожей, но без четкого обзора горизонта или земли, по которой можно было бы ориентироваться, ощущение падения быстро превратилось в ощущение невесомости. Это было странное чувство, не похожее ни на плавание, ни на полет. Все равно что застрять в меду. Эдит могла бы назвать его безмятежным, если бы не все эти парящие трупы и уверенность, что она вот-вот присоединится к ним. Она огляделась в поисках Байрона и увидела, что он крутится в воздухе в нескольких футах от пола. Он замахал ногами, пытаясь подтянуться к опущенной колонне перископа, но почти не продвинулся вперед. Хотя что изменила бы успешная попытка? Наличие опоры не повлияет на финал этой поездки. Охряник все еще сидел на своем месте. Он зацепился ногами за неподвижное основание. Его руки пробежали по клавишам управления, делая тонкую настройку множества параметров. На Эдит налетел мертвый солдат. Она с отвращением оттолкнула его и против воли скользнула к лестнице; она ухватилась за ступеньку, как только та оказалась достаточно близко. Тот факт, что она за что-то держалась, в итоге не будет иметь никакого значения, но капитан Уинтерс все же почувствовала себя лучше. – Подождите, капитан. Я собираюсь кое-что попробовать, – сказал Охряник, взявшись за двухлопастный дроссель и мягко толкнув его вперед. Эдит почувствовала, что ее вес возвращается, и крепче ухватилась за перекладину. Плавающие мертвецы снова шлепнулись на пол, как мокрые тряпки. Байрон взвизгнул, пытаясь ухватиться за колонну перископа, и тут быстро скользнул вниз по всей ее длине. Он с глухим стуком приземлился на спину. Эдит не сразу поверила, что они не мертвы. Хотя падение, казалось, длилось целую вечность, оно заняло едва ли восемь секунд. Она была уверена, что еще мгновение-другое, и Байрону приземление стоило бы не только шишки. И им всем – тоже. Спрыгнув с трапа, она спросила пилота, как он умудрился спасти их. Охряник, ухватившись за рычаги управления кораблем, изучал внезапную активность всех датчиков перед собой. – Ах! – сказал он. – Ну, я активировал левитатор. – Ты все время повторяешь это, как будто я знаю, что это такое. Что такое левитатор? – Эдит перешагнула через тела, пробираясь к пульту пилота. – Средство для противодействия гравитации! – весело сказал он. – Что-то вроде воздушного шара в бутылке или облака в кулаке. – Хочешь сказать, что корабль может летать без оболочки? Без водорода? – Конечно может, капитан. И я с удовольствием объясню вам эту технологию так подробно, как вы захотите. Или… Эдит склонилась над его плечом, открыв рот, ее взгляд скользнул по рядам циферблатов, по дрожащим стрелкам и мигающим огонькам. – Или что? – Или я могу отвести нас обратно в порт и дать вам шанс открыть ответный огонь. Байрон с трудом поднялся на ноги: – Они все были в курсе этого решения, капитан. Эйгенграу, Пипин, Леонид. Я слышал, как они это планировали. Это был преднамеренный акт войны. – Это же военное преступление, не так ли, капитан? Подобным образом запустить копья в корабельную оболочку? – поинтересовался Охряник. В раме перед ней был виден фасад Башни. Даже в тусклом лунном свете она все еще узнавала безыскусные каменные блоки, крошащийся раствор и подвешенные снаружи курятники. Корабль опустился до Салона. Они были достаточно близко, и она разглядела, что не все клетки пусты. Она вспомнила Сенлина – как они сидели на ее юбках, словно деля одеяло на пикнике, и говорили о жизни, как будто понимали суть произошедшего. Эдит не могла сказать, находятся ли в курятниках трупы или живые узники, все еще ожидающие, что им скажет какой-нибудь простофиля-актер, покалечат их или отпустят. Что ж, она охотно сыграет для разнообразия роль судьи. – Ладно, джентльмены, давайте покажем этим Пеллам, что могут сделать с портом шестьдесят четыре пушки и отсутствие снисхождения. Увидев тучного принца, неуклюже спускающегося по трапу «Арарата», Эйгенграу сразу понял, что Пипин пришел позлорадствовать. Во время подготовки к абордажу флагманского корабля Сфинкса генерал раз или два настаивал, что им не придется сбивать судно. Нет никакой необходимости ставить такую черную метку в истории порта. До этого не дойдет. С отрядом умелых людей и преимуществом внезапности он без труда вытащит эту устрицу из раковины. Конечно, говоря так, он ожидал, что столкнется с человеческими войсками или блюстителями в худшем случае, а не с бессмертными дьяволами и железной громадой. Он даже мельком не видел капитана Уинтерс. Возможно, она все это время сидела в своей каюте и потягивала бренди. Значит, она получила по заслугам. Пипин запыхался, когда пробежал по пирсу, обогнул главный причал и направился к караулке, где его ждал Эйгенграу. Как только кронпринц увидел, что генерал пьет что-то крепкое, он потребовал собственную порцию. У стражников не нашлось другого стакана для члена королевской фамилии, и ему пришлось довольствоваться их помятой фляжкой. Пипин ухмыльнулся генералу, высасывая алкоголь, как голодный теленок. Когда он остановился, чтобы перевести дух, фляжка почти опустела, а его подбородок блестел от влаги. – «Вы нам не понадобитесь», – говорил он. «У меня все под контролем», – говорил он. – И без того широкое лицо кронпринца расплылось в улыбке. – Хорошо, что я тебя не слушаю, Эйгенграу. – Очевидно, ваше высочество, я отныне и навек буду благодарен вам за своевременное вмешательство, – с шутовской интонацией ответил генерал. Несмотря на рану, он сделал короткий поклон. Врач все еще не приехал, но бренди тем временем неплохо справлялся с ролью медсестры. – Жаль только, что я не смог спасти корабль. – Да. С удовольствием буду тыкать тебя в это носом еще долгие годы. Ты же знаешь, что на борту была старушка Золотые Часы, – сказал Пипин, встряхивая фляжку и прислушиваясь к плеску последнего глотка. – В самом деле? – Эйгенграу изогнул бровь. – Мой дозорный видел, как она приехала с той женщиной, Уинтерс, пару часов назад. На самом деле это к лучшему. Нельзя объявлять войну хозяину и дружить с его собакой. – Принц допил остатки бренди. – Все равно она мне никогда не нравилась. Слишком высокого мнения о себе. Знаешь, однажды она чуть не сломала мне руку за то, что я погладил ее нагрудник. Как будто она могла что-то почувствовать. Но я слышал, что она не была золотой до кончиков пальцев ног, если понимаешь, о чем речь. – Принц подмигнул генералу, который, казалось, ничуть не удивился. – Мне бы очень хотелось поглядеть на… Из-за горизонта порта поднялся «Авангард», и веселье кронпринца испарилось. Корабль, казалось, плыл на подушке из красного света. Воздух под корпусом пенился и вспыхивал, как закат на бурном море. Он гудел так, что люди порта почувствовали его всем нутром. Не нуждаясь ни в оболочке, ни в помощи ветра, военный корабль Сфинкса, напоминающий топор, скользил по воздуху. Это была птица без крыльев, копье без веса. Корабль занял позицию над вторым пирсом между портовыми орудиями и черным тортом «Арарата» – и, прежде чем кто-либо успел поднять артиллеристов по тревоге, произвел первый залп. Шестьдесят четыре пушки рявкнули как одна, вспышки стволов осветили ночь. Зубчатые крепостные валы «Арарата» разлетелись в щепки, сломанные зубцы корабельной защиты разорвали людей, укрывшихся за ними. Главный люк, прочный, как городские ворота, треснул пополам. Сила ударов раскачивала «Арарат» на причальных канатах. Хотя ни один выстрел не попал в оболочку, такелаж одного из трех огромных воздушных шаров начал терять якоря, когда пролет пушечного ядра сорвал железные скобы. Могучий военный корабль дал крен. Его корпус отошел от края пирса, затем вернулся, с треском ударившись о толстые балки дока, как ядро для разрушения зданий. Затем «Авангард» дал второй залп. Каюты внутри «Арарата» были распахнуты настежь и открыты ветру. Корабль накренился, как кувшин, и излил содержимое: койки, бочонки, сапоги, винтовки, карты и людей. Расположенная в его недрах печь оторвалась от креплений, рассыпав угли, которые угодили на бочки с черным порохом в кубрике. Взрыв прогремел как грохот обвала; некогда грозные бимсы и стрингеры «Арарата» превратились в шлак. Наверху титанические оболочки обернулись пламенеющей троицей. Огненный шар лизнул стабилизаторы «Авангарда», которые сверкали от света, как лезвие в кузнице. Невезучие баржи, пришвартованные в порту, не избежали дождя пылающих обломков. Их оболочки вспыхивали, как пироксилин, а корпуса падали, словно камни. Когда дым рассеялся, почти треть порта исчезла. И хотя в последующие дни об этом сообщали по-другому, «Арарат» ни разу не выстрелил. В то время как орудия правого борта «Авангарда» превращали «Арарат» в облако, орудия левого борта атаковали «оловянных солдатиков». У турелей не было ни единого шанса, хотя одна или две успели выстрелить в ответ. Их двадцатифунтовые ядра звякнули о стальной корпус военного корабля, не повредив его. Орудиям «Авангарда» повезло больше. От их выстрелов бронированные турели падали на спины. Караульные будки рушились так же легко, как шалаши из салфеток. Пальмы рассыпались на щепки и листья, оставляя после себя голые вазоны с землей. Широкие царственные ступени, ведущие к уделу, испещряли воронки и падающие обломки. То, что не горело, было погребено в золе. Эйгенграу бросился бежать, едва увидел «Авангард». Кронпринц был слишком медлителен, чтобы распознать дьявольскую природу корабля. Но он не побывал на борту проклятой штуковины, не видел ее проклятых чудес. Эйгенграу же видел. И потому, когда «Авангард» снова всплыл, как погруженная в воду пробка, он не стал стоять, разинув рот, и ждать объяснений. Он убежал. Краем глаза Эйгенграу заметил, как наследный принц споткнулся и упал при первой же попытке отступить. Пирс, где шлепнулся Пипин, через секунду изрубил минометный огонь, что почти не оставляло сомнений в судьбе этого человека. «Скатертью дорога», – подумал Эйгенграу. Он достиг городских ступеней как раз в тот миг, когда они начали взрываться вокруг него. Осколки мрамора осыпали щеки и шею генерала, когда он поднимался. Он проскочил через кованые железные ворота, звенящие от разрушительных залпов, и оказался в железнодорожном туннеле. Как бы не оглохнуть! Позади грохотали выстрелы, словно кто-то весело открывал бутылки шампанского. Воздух в туннеле был чище, и все же генерал осознал, что все еще не может отдышаться. Сказывалась потеря крови. У него закружилась голова, ноги подкашивались и заплетались. Бренди, по-видимому, был ошибкой. В вестибюле рядом с пустыми путями никого не было, кроме бредущей гувернантки, которая, казалось, держала на руках ребенка. Зрение Эйгенграу тоже ослабевало, потому что женщина выглядела растянутой и слишком большой. Приблизившись, он крикнул, что здесь небезопасно, что город подвергся нападению. Даже в собственных ушах его голос звучал как последний залп эха. Только подойдя немного ближе, он понял, что она действительно огромна. И тут он узнал ее. Она прибыла на борту «Авангарда». Передумав с ней связываться, Эйгенграу свернул с дороги, намереваясь спуститься на уровень рельсов. Он не ожидал, что его лягнут сзади. Ботинок ударил в основание позвоночника. Сила удара удивила его самого. Он неуклюже упал на колени, рана в плече заболела еще сильнее. Не успев подняться, генерал увидел, что она спрыгнула следом, все еще прижимая ребенка к груди. Ее лицо напомнило горгулью – такое же яростное и безумное. Но рассмотреть ее он не успел – она пнула его под подбородок. Удар поднял генерала в воздух и швырнул на спину. Новая боль вспыхнула, когда он понял, что приземлился шеей на холодный железный рельс. Образ каблука, несущегося на Эйгенграу, немного затуманило расплывчатое зрение и отрицание в душе. Несомненно, человек с его послужным списком и положением заслуживал менее позорного конца. Даже грязному ходу воздали должное посредством публичной казни! Быть забитым до смерти нянькой – оскорбление самой его человеческой сути! По крайней мере, это оказалось последнее оскорбление, которое генералу пришлось стерпеть. На забрызганном кровью мостике «Авангарда» Эдит и ее команда наблюдали, как несколько оставшихся в живых портовых охранников бросились вверх по ступеням удела. Их бегство освещали маленькие пожары, вспыхнувшие на некогда безупречной пристани. Эдит раздумывала, не разгромить ли остатки порта Добродетель – она предпочла бы соскрести его с фасада Башни так, чтобы не осталось и бугорка, – когда Байрон заметил, что кто-то пробивается сквозь удаляющийся поток беглецов. Он сразу же узнал ее и крикнул, чтобы прекратили огонь. Ирен спешила вниз по ступенькам. Она держала в руках сверток. При виде ее спеленатого груза Эдит содрогнулась от ужаса. Приказав Охрянику подвести корабль достаточно низко, чтобы добраться до разрушенных остатков причала, она и Байрон бросились к главному люку. Едва они открыли его, как Ирен вскочила на борт. Эдит никогда раньше не видела, чтобы амазонка выглядела испуганной, а ведь они повидали кое-какие ужасные вещи. Выражение ее лица подтверждало худшие опасения. Ирен отнесла Волету в ближайшую каюту и осторожно положила на кровать. Плащ, в котором она несла девушку, обзавелся кровавым ореолом. Байрон всхлипнул, увидев ее, увидев рану под подбородком, пурпурные губы, землистую кожу. Эдит была уверена, что Волета мертва. И все же Ирен настаивала, что это не так, потому что она все еще дышала. Или дышала еще минуту назад. Она не умерла, но кто-то должен был что-то сделать, и сделать немедленно! – Я позову врача. Под дулом пистолета, если понадобится, – ответила Эдит. Она уже собиралась выйти из каюты, когда увидела в дверном проеме Охряника. В руке у него был кожаный саквояж, а на лице сияла улыбка. – Можно мне взглянуть на нее? – А что ты делаешь вне мостика? – спросила Эдит. – Я принес аптечку. У меня была возможность узнать кое-что о человеческой физиологии, пока я приходил в себя в хрустальной камере Сфинкса. Я знаю, что мы оба умеем стрелять из пушек, капитан, но что вы знаете о жизненно важных показаниях? Эдит сердито посмотрела на него. Он был похож на упыря в окровавленном жилете. Он не ошибался, но она также не верила, что в его теле есть хоть одна косточка, способная сопереживать. Его внезапный интерес к Волете действовал на нервы. Но бывший палач не ошибся. Здесь капитан ничего не могла сделать, а мостик не мог обойтись без присмотра. Эдит посмотрела на Ирен, и вид амазонки немного успокоил ее. Не было более надежных рук, которым можно было поручить Волету. Если бы Охряник захотел причинить вред медвежонку, ему пришлось бы сначала пройти мимо матери-медведицы. Эдит не сомневалась, что Ирен будет защищать ее до конца. И все же она ненавидела свое решение, даже принимая его. Стоя в дверях, Эдит сказала: – Спаси ее, если сможешь, пилот. Это приказ. – Да, сэр! – воскликнул Охряник и весело отдал честь.