– Да, возмо… – Эту мысль внезапно омрачило возникновение трех черных шаров над горизонтом порта. Появления массивных аэростатов было достаточно, чтобы направление ветра изменилось. Шинель Эдит трепетала, волосы развевались, пока она смотрела на поднимающийся «Арарат». Несмотря на изменившиеся обстоятельства, от внезапного возвращения летающей крепости ее охватил ужас. Она привыкла смотреть на колосса в подзорную трубу, что делало этот ужас вполне терпимым. Но висящий в сотне ярдов «Арарат» подавлял. Она видела слишком многие из семидесяти восьми пушек, видела железные полосы подъемного моста, достаточно тяжелые, чтобы раздавить человека. Корпус корабля блестел, как мокрые чернила, покрытые свежим слоем смолы. Команда «Арарата» бросила с крепостной стены швартовы грузчикам, и те начали подтягивать черный военный корабль к причалу. – Наконец-то вернулся в родное гнездо, – заметила Джорджина Хейст. – Что? – спросила Эдит, справившись с изумлением. – Комиссар Паунд отозван. Похоже, Леонид наконец устал от его оправданий. Это расплата, которая должна была наступить очень, очень давно. – Расплата? Хочешь сказать, он лишится поста? – Я хочу сказать, что он, вероятно, лишится жизни. Когда Эдит взошла на мостик «Авангарда», Байрон едва не впал в панику. Они с Охряником наблюдали за ее приближением вместе с местной блюстительницей на магновизоре и заметили, что капитан в полуразобранном состоянии. Испуг оленя только усугубился внезапным появлением «Арарата», чье приближение ускользнуло от внимания пилота, потому что он был слишком занят изучением инструкции! Эдит попыталась успокоить оленя логическими объяснениями, но он не дал ей договорить, потому что не был готов к тому, чтобы его успокаивали. – Да, я согласен – флагманский корабль кольцевого удела, вероятно, не собирается начинать перестрелку в собственном порту, но почему, во имя всего святого, ты отсоединила руку? Эдит тяжело опустилась в капитанское кресло: – Байрон, я не могу одновременно говорить тебе то, что ты хочешь услышать, и выслушивать то, что ты должен сказать. Как только будешь готов к ответу, дай знать. – О, я готов, капитан! – заявил он, скрестив руки на груди. Эдит перво-наперво объяснила то, что интересовало его меньше всего, а именно причину, приведшую «Арарат» в порт. Считая это излишним и даже враждебным, она все-таки приказала Охрянику направить кормовые пушки и шесть орудий левого борта на деревянный военный корабль. Затем капитан рассказала, что это была ее идея, ее собственный выбор – отсоединить движитель и что Джорджина Хейст этим не воспользовалась, хотя вполне могла бы, стоило лишь захотеть. Эдит призналась, удаление руки было экстремальным шагом, но она пошла на это, чтобы спасти жизнь мальчика. Байрон так растерялся, что несколько мгновений провел, ковыряя носком сапога стальной пол. Пока он подавлял беспокойство, Эдит попросила Охряника собрать инструменты, которые понадобятся Байрону, чтобы вернуть ее руку на место. – Но я никогда раньше не устанавливал движители, – пожаловался олень. – Байрон, если мы собираемся стоять и перечислять все, чего не делали раньше, то придется провести здесь всю ночь. – Ее прервал таинственный сигнал тревоги, причину которого Охряник так и не отыскал. – Вот, возьми плоскогубцы, и давай посмотрим, не удастся ли нам разобраться с этими проводами. Байрон продолжал возражать, даже работая над тем, чтобы сопоставить болтающиеся проводки с нужными штекерами. Чтобы успокоить оленя, Эдит пересказала ему утренний парад, ненужную поездку на поезде, причудливую «живую картину» короля и выступление Волеты в Придворном Круге. Байрон попеременно посмеивался от удовольствия и неодобрительно прищелкивал языком, но Эдит была рада, что он хотя бы перестал ругаться. – Рад слышать, что им понравилась Волета, – сказал Байрон. – Но я не могу понять, почему она не позволила им посадить белку в клетку. Не всякое неудобство нужно превращать в дело государственной важности! – С этими словами олень вернулся к последнему кабелю, и Эдит почувствовала, что ее рука возвращается к жизни. В конечности ощущались покалывание и щекотка, как будто капитан отлежала ее и проснулась от пульсирующего онемения. Байрон начал затягивать болты на руке, а Эдит поделилась тем, с чем столкнулась, исследуя гостиничный номер Сенлина: консьерж, сюртуки, программа спектакля и письмо герцога. – А мотыльки? – спросил Байрон, не удивленный тем, что Эдит отправилась на поиски Сенлина. Возможно, у оленя просто подошли к концу запасы возмущения. – Исчезли, – сказала Эдит, Байрон озабоченно нахмурился. – Я не знаю, взял ли их Том или кто-то другой. – Но больше ничего? – спросил Байрон. – Вообще-то… – проговорила Эдит, вспомнив любопытную книгу, которую она нашла под рубашками Сенлина. – Охряник, посмотри в кармане моей шинели. Я хочу, чтобы ты прочитал это и сказал, какую пользу оно может принести кому-нибудь. На полях есть цифры. Они могут оказаться важными. Посмотрим, каким будет твое мнение. Охряник нетерпеливо взял книгу и вернулся в кресло пилота, где до сих пор сидел, скрестив ноги и положив раскрытое руководство на приборную панель. – Капитан, а где находится Университет Острака? – спросил он, указывая на экслибрис в начале тома. Эдит вспомнила, что Сенлин рассказал в одном из последних докладов. – Университет больше не существует. Его закрыли много лет назад. Клуб купил это здание и использовал для открытия Колизея. Пока Охряник изучал находку, Байрон работал над тем, чтобы закрепить провода вокруг механизмов движителя. – Ты когда-нибудь слышал о «Блуждающих огоньках» Сфинкса? – Слышал. – Что это за магия? – Я не считаю их магическими. Это лишь трюки на основе зеркал, света и воображения. Только не говори, что покаталась в одном? – Лучше бы я этого не делала. Байрон спросил, что ей показал огонек. Эдит взглянула на Охряника, проверяя, слушает ли он, но бывший палач казался поглощенным чтением. Капитан описала свое видение и сделала это честно и спокойно. Когда она закончила, Байрон спросил, что, по ее мнению, означает увиденное. – Думаю, меня беспокоит, сколько частей можно утратить, сколько фрагментов заменить, прежде чем я потеряю себя. – Что ж, теперь я, кажется, немного лучше понимаю, почему ты так быстро оторвала себе руку, – сказал Байрон, и Эдит немедленно начала защищаться, сославшись на мальчика, на срочность, на отсутствие альтернатив. – Конечно, все это правда, но все же ты размышляла о таком варианте, и он быстро пришел тебе в голову. Вопрос почему? – Ну не знаю. Может быть, я хотела узнать, каково это – когда она исчезнет. – И как ощущения? – Ужасные. Но она мне все равно не нравится. Это не моя рука, однако теперь она словно часть меня – и что же случилось с другой частью меня? – Я уже размышлял над этим вопросом: являюсь ли я суммой своих частей или чем-то иным? – И каков ответ? – Мое чувство бытия, моя личность, как это ни называй, не связаны с частями моего тела. Они живут в моем прошлом, в непрерывности моих нынешних мыслей и в моих надеждах на будущее. Я больше боюсь потерять память, чем конечность. Эдит посмотрела на Охряника, который раскачивался и хихикал в кресле. – Хотя я очень люблю эти руки, – весело прибавил Байрон и похлопал по установленной пластине на плече Эдит. – Ну вот. Готово. Как ты себя чувствуешь? Эдит согнула запястье движителя, сгибая и распрямляя пальцы: – Все хорошо. – Ага! – воскликнул Охряник, Эдит с Байроном обернулись и увидели, как пилот поворачивается в кресле. – Это уравнение кривой. – А что оно там делает? – спросила Эдит. – Думаю, описывает анатомию трилобита, – сказал Охряник. Когда Байрон признался, что понятия не имеет об этих существах, пилот объяснил: – Это разновидность древнего членистоногого, вроде краба или скорпиона. У него есть покрытая броня и много конечностей, а некоторые имеют вилкообразный выступ спереди. Когда-то давно землей правили трилобиты. А потом они все погибли, когда… – Он замолчал и отмахнулся от подробностей. – Ну, не имеет значения. Все, что осталось от них сейчас, – это панцири. Может быть, когда-нибудь и с нами случится то же самое! Вся наша раса будет сведена к картинке в книге, которую напишет какой-то иной вид. – Такой вариант, похоже, казался ему весьма оптимистичным. Не обращая внимания на лирическое отступление, Эдит спросила: – Эти вычисления не связаны с текстом? – Нет, текст – это скорее биологический обзор с картинками. Я думаю, что какая-то умная голова использовала диаграммы в качестве основы для некоторых очень новаторских подсчетов. – С какой целью? – У меня нет ни малейшего представления! – весело сказал Охряник. – Полагаю, что они могут быть полезны для идентификации нового вида или подвида трилобита или для построения модели. – Я не понимаю, как модель вымершего краба может быть кому-то полезна. И уж точно она не стоит всех усилий, которые они предприняли, чтобы попытаться тайно вывезти книгу из кольцевого удела. – Может быть, эти заметки не имеют отношения к делу. Откуда нам знать, что их не сделал какой-нибудь студент пятьдесят лет назад. – Охряник захлопнул книгу и посмотрел на каталожные номера, написанные на корешке. – Знаете, капитан, я мог бы быть вам полезнее, если бы принимал активное участие в расследовании. Я мог бы сойти на берег вместе с вами. Может, увидел бы что-то такое, что вы упустили из виду… Эдит покачала головой до того, как он закончил: – Об этом не может быть и речи. – Но просто сидеть здесь – растрачивать таланты впустую. Я мог бы… – Я не намерена с тобой спорить, пилот. Ты, предположительно, умер. Так что ты останешься здесь, на мостике… – Снова прозвучал таинственный сигнал тревоги. – И разберешься раз и навсегда с этим проклятым звуком. Охряник расплылся в кретинской улыбке: – Есть, капитан! Веселый ответ встревожил Эдит. Бывший палач походил на снаряд, чей фитиль догорел, так ничего и не воспламенив. Она не понимала, имеют ли они дело с безобидным отказом взрыва или бомбой, которая вот-вот бабахнет, но у нее было предчувствие, что скоро это выяснит. Когда на следующее утро Эдит открыла люк корабля, ее встретили совсем по-другому. Капитан порта Каллинс слонялся у конца трапа, а за его спиной стояла группа вооруженных людей. Опустился тяжелый туман – необычный подарок от облаков, которые окружали вершину Башни. Обычно безупречные усы начальника порта поникли под дождем. Он вытянул шею и попытался заглянуть мимо нее в корабль, пока люк был еще открыт, но она заслонила вид собой. – Доброе утро, капитан Уинтерс! – Несмотря на увядшие усы, начальник порта казался гораздо спокойнее, чем накануне. – Надеюсь, вы хорошо спали? – Прекрасно, спасибо. – Эдит попыталась пройти мимо него на крепкие балки причала, но Каллинс преградил ей путь.