Вечеринка начиналась ужасно. Франциск наблюдал за переполненным бальным залом и всеми его гостями со смутным отвращением. Они пронзительно кричали, как гуси в каньоне. Они принесли с собой облако одеколона и духов, которые плохо маскировали вонь их тревоги. Никому из них здесь не место. Никто из них не заслужил этого вечера, и все они в глубине души это знали. Конечно, он не виноват, что котильон ужасен. Он наполнил зал вином, музыкой и толпой гостеприимных девушек, которые ходили с подносами, полными изысканных закусок и экзотических сигарилл. Он нанял профессиональных танцоров, чтобы они занимали площадку и она никогда не казалась пустой, но стоило предвидеть, что большинству гостей приятнее критиковать танцующих, чем вальсировать самим. Принц Франциск мог заполучить любую роскошь, любое угощение, любое чудо света – кроме достойной компании. Он страдал от так называемых мук совершенства. Его проклятием было острое осознание того, как много в Башне идиотов, и он целиком и полностью понимал их незаслуженное, но всепроникающее влияние на мир. Из-за того что идиоты превосходили числом разумных людей, они исковеркали все обычаи в свою пользу. Идиоты писали законы и решали, что такое «порядочность», которая представляла собой концепцию для неженок, защищающую класс неженок. Большинство женщин в Пелфии были тупыми и распутными, большинство мужчин – раболепствующими и никчемными, и каждый хотел использовать его как ступеньку на воображаемой лестнице успеха. Все они жаждали признания, не понимая ни в малейшей степени, что делает человека достойным внимания, служения и преданности. Вот в чем беда с идиотами: они верят, что низкое происхождение и умственную пустоту можно преодолеть трудом – как если бы домашняя кошка могла стать львом, поохотившись на достаточное количество мышей. Отец Франциска, влиятельный казначей Пелфии, часто обвинял сына в том, что он ищет неприятностей. Но он искал вовсе не неприятностей, а мощных побуждений и честных вызовов, которые трудно было обнаружить там, где все мужчины хотели быть его друзьями, а все женщины – чтобы он развратил их в гардеробе или надругался над ними в винном погребе. Ему наскучила охота на лисиц с собаками. Ему хотелось сойтись в битве с чем-нибудь диким, умным, когтистым и зубастым. – Первоклассная вечеринка, Франц, – сказал Реджи, поднимая бокал. Волосы Реджи были черными и редкими, как нагар на свечке, и он словно одержимый дергал себя за челку. Глаза Франциска сверкнули. – Ты так думаешь? По-моему, похоже на кормление птиц. Я бросаю горсть крошек, и они кидаются, как будто их никогда раньше не кормили. – Только ты можешь смотреть на комнату, полную хорошеньких девушек, и думать о голубях. – Реджи поправил черные пряди на лбу. – Беда в том, что ты избалован. Ты съел так много сладостей, что больше не чувствуешь вкуса. Франциск кивнул на брюшко друга. Смокинг Реджи раздувался, как наполненный ветром парус. – Кажется, ты нас перепутал. – Тебе нужно привести в порядок свой вкус. Съешь лимон. Выпей немного уксуса. Проведи ночь с некрасивой девушкой. Тогда наверняка ты сможешь снова наслаждаться всем этим. – Послушай, тот факт, что тебя застукали с этой блудницей с лошадиным лицом, Беатрис, не значит, что я… – Слова замерли у него на губах, когда он увидел ее: коротко стриженная, оливковая кожа, широкий рот, тонкая фигура, окутанная серебром. – А вот и она. Это та самая маленькая иностранка, о которой я тебе рассказывал. Та, что прыгнула на мою крышу прошлой ночью. Она назвала свое имя… как его там? Валет? Виола? – Леди Волета Пеннатус Контумакс, племянница Сфинкса, – сказал эрл, напоминая принцу о другой причине, по которой тот держал его при себе: он хорошо помнил все унылые подробности. – Она прибыла на том громадном военном корабле, который сейчас мешает движению в нашем порту. – Да, я знаю. Вопрос в том, почему ее наряд напоминает мне дудочку? – Куда это ты собрался? – Приводить в порядок вкус, – сказал принц Франциск, протягивая другу пустой бокал. * * * Энн пришлось отрывать Ирен от Волеты, отчего у последней сжалось сердце. Она против собственной воли постоянно мучила людей, которые о ней заботились: сперва брата, а теперь – амазонку. Как всегда дипломатичная, Энн пообещала Ирен, что та сможет следить за Волетой из вестибюля для прислуги, который отделялся от бального зала только ширмой. Прежде чем последовать за коллегой в карантин, Ирен наклонилась и сказала Волете: – Если кто-нибудь тронет тебя пальцем, я его отломаю. – А я им его скормлю, – ответила она и потрепала подругу по подбородку. Весть о ночном приключении Волеты влетела вместе ней, когда она вошла в холл. Хрустальные люстры, огромные, как свадебные торты, дрожали от шепота и смеха. «А вот и она! Девушка, которая прыгала с крыши на крышу и угодила в объятия принца!» На следующий день утренний выпуск «Ежедневной грезы» объявит это «очевидным романом, естественным оборотом: безрассудный принц и его дикарка!». Волета ощутила внимание зала, как изменение давления воздуха. Атмосфера казалась более разреженной, а свет – менее теплым. Это удивило ее. Она ведь не из тех, кто подвержен нервозности. Но это была не совсем нервозность. Нет, это было то же самое удушливое ощущение, которое выгнало ее из постели прошлой ночью. Она почувствовала первобытное желание убежать, вернуться на корабль, улететь и больше не возвращаться. Ни за что на свете она не могла бы определить, что вызвало это жуткое чувство. В зале не было ничего особенно угрожающего, только фонтаны шампанского, причудливые платья и все те же многочисленные взгляды, которые преследовали ее с тех пор, как она сошла на берег. Самым нервирующим элементом бального зала оказалось лупоглазое солнце, взирающее на танцевальную площадку. Волета задумалась: может, все дело в недосыпе или переедании? Ксения с самого завтрака пичкала ее пирожными и шоколадными конфетами. Да, действительно – такова истинная причина ее состояния. Не обращая внимания на звенящие в душе тревожные сигналы, Волета решила идти прямо к цели. Принц Франциск, стоявший на сцене рядом с убаюканным солнцем, казалось, заметил ее в тот же миг, как она заметила его. Огибая край паркетного танцпола, она направилась к нему, когда он спускался по лестнице. Рядом с ней танцоры кружились в объятиях друг друга, вытянув шеи и едва касаясь пятками пола. Лица их были отрешенными, как у спящих. Ксения изо всех сил старалась вести себя кокетливо, но Волета видела, что ей трудно флиртовать: они шли слишком быстро. Молодая леди делала реверансы и приветствовала аристократов одного за другим, не дожидаясь ответа. – Притормози! – прошипела Ксения на ухо Волете. – А вот и принц, – сказала Волета, кивая на свою цель. – Я думала, мы будем изображать скромность! – Мы так и делаем! Я лишь хочу привлечь его внимание. Поскольку Волета отказалась остановиться, Ксения в последнюю секунду выскользнула перед ней, догнав принца на шаг раньше своей гостьи. Золотоволосая леди присела в величественном реверансе и воскликнула: – Ваше высочество! Принц Франциск приветствовал ее, засунув руки в карманы сюртука. На его красивом лице расцвела распутная улыбка. – Ах, леди Ксения! Как ваши дела? Как поживает ваш отец? Какой замечательный человек! Вечеринки у него что надо. Пожалуйста, передайте ему привет от меня. Все еще запыхавшаяся после пробежки через бальный зал, Ксения выпрямилась и сказала: – Ха-ха-ха, да! Принц повернулся к Волете прежде, чем леди Ксения успела сказать что-нибудь еще. – Ну надо же, инспектор по горгульям крадется по земле. Я с трудом узнаю вас без ночной рубашки. Волета присела в реверансе со всем изяществом курицы, клюющей зерно, и снова вскочила, чуть покачиваясь. – Простите, что я прошлой ночью ворвалась к вам на вечеринку. Я была слишком погружена в свои мысли. – Я тоже умею думать, но мысли еще ни разу не завели меня на крышу. – Ну что я могу сказать? Видимо, мой мыслительный процесс требует движения. – Волета улыбнулась, но улыбка затронула лишь губы и щеки, не достигнув глаз. – Какое совпадение! Так уж вышло, что я предпочитаю философствовать во время танца. – Принц вытащил руки из карманов, стукнул каблуками и отвесил быстрый официальный поклон. – Можно вас пригласить? Рядом с Волетой жалобно пискнула Ксения. Волета уже собиралась согласиться, когда вспомнила прощальный совет Байрона, обращенный к ней накануне утром: «Что бы ты ни делала, не танцуй». Олень искренне пытался ее научить. За неделю, на протяжении которой они летали вокруг Башни, Байрон дал ей несколько уроков. Как военный корабль со всеми удобствами, «Авангард» был оснащен необходимым, включая зимний сад с миниатюрным клавесином и скромной площадкой для танцев. Там они с оленем часами репетировали основные па под воинственный аккомпанемент музыкальной шкатулки. Даже с двумя стальными ногами олень оказался в дюжину раз грациознее Волеты. Она натыкалась на него, наступала на пятки и снова и снова путалась под ногами. Прошло несколько дней, прежде чем его терпение лопнуло, но окончательно Байрон потерял самообладание после того, как она подставила ему подножку, заставив опуститься на колено. Он вскочил, фыркая и багровея: – Как же так? Ты можешь залезть на дерево и качаться на трапеции, но не можешь танцевать вальс! Вальс! Это же танец, созданный для пьяниц! – Я даже не знаю! Он такой жесткий и неуклюжий! Сплошное трам-пам-пам, трам-пам-пам! – сказала она, ударяя ладонью о ладонь, подражая ритму вальса. – Все равно что ходить кругами! – Нет! Нет, это совсем не… Ну ладно. Да, похоже на марш. Это уж точно не шимми. И не стомп. Это что-то вроде элегантного, скользящего, нежного как шелк марша. Принц положил руку ей на бедро, заиграла музыка, и Волета поняла, что совершает ошибку. Ее беспорядочные покачивания не обманут и не впечатлят мужчину, который танцевал бо́льшую часть жизни. Он сразу ее раскусит. Как и остальные. Она, бывалая путешественница, повидавшая весь мир, – не умеет танцевать? Это было за гранью абсурда; это было немыслимо. – Впрочем, – сказала она, убирая руки с его плеч и снова отступая назад. – Честно говоря, я никогда особенно не любила танцевать. В этом занятии есть что-то такое… Ну, оно немного утомительно, вам не кажется? Франциск издал насмешливый звук, который не совсем соответствовал его изумленному лицу. Волета подумала, что он не привык к тому, чтобы его предложения отклонялись, и внимательно наблюдала за ним, пытаясь понять, обидится ли он или сочтет ее вызов забавным. Принц Франциск поднял руку, подавая знак дирижеру, который тем же жестом заставил замолчать камерный оркестр. Внезапно Волета услышала все шепотки в комнате. Она огляделась в поисках Ирен, надеясь увидеть дружелюбное лицо, но ничего не обнаружила. Неужели она совершила ту же самую ошибку, что и накануне вечером? Она оскорбила очередное любимое развлечение в кольцевом уделе. Принц Франциск потянул за свои украшенные драгоценными камнями запонки. – Знаете, я ни разу не слышал, чтобы о танцах высказывались иначе, нежели как о воплощении красоты и культуры. Кто-то в толпе закричал: «Слушайте, слушайте!» Принц поднял палец, демонстрируя, что хочет продолжить. – Но про себя я часто думал, что танцы действительно довольно скучны. По танцевальному залу прокатилась волна потрясения. Нанятые танцоры, в частности, пришли в ужас. Волета скрестила руки на груди, с облегчением увидев на лице принца прежнюю волчью ухмылку. Похоже, он любил шокировать людей. Ну если у нее что-то и получалось хорошо, так это заставлять толпу охать и ахать. – Давайте так, ваше высочество: на каждую причину, по которой вы считаете танцы ужасной рутиной, я предложу собственную. Посмотрим, кто сдастся первым. – Салонная игра! Великолепно. Мне нравятся игры. Ладно. Я начну. – Принц некоторое время расхаживал взад-вперед, хотя Волете это показалось скорее театральным представлением, чем подлинными раздумьями. – Это занудство, – сказал он, ударив кулаком по ладони. – Просто отсчет до трех, и так до бесконечности. Женщина в огненно-рыжем парике, казалось, подавилась рыданием, а ее партнер скрыл смешок. – От них ужасно болят ноги! Я вся в волдырях и мозолях, – сказала Волета, слегка приподнимая подол серебристого платья, чтобы показать серебряные туфельки. Ксения позеленела при упоминании о мозолях, но дама рядом с ней зааплодировала. – Вот видите, она знает, что это правда! – На прошлой неделе я чуть не остался без пальца из-за леди с плохим чувством ритма и чрезмерной любовью к бандт-кексам, – сказал принц, поворачиваясь к толпе и ухмыляясь. Реджи зааплодировал, как заводная кукла.