– Ух ты, смотрите, съёмочная группа уже здесь! – воскликнула Лили. – Похоже на то, – согласилась бабушка Агата. – Давайте посмотрим поближе! – попросил Мики. Он никогда не видел, как проходят съёмки. Бабушка Агата подрулила поближе к микроавтобусу. Следом катила на своём роллаторе Ирма Бряц. Но ни телевизионщиков, ни их камер нигде не было видно. Агата остановила мопед, и петух выпрыгнул из корзинки. – Всезнайнен где-то здесь! – возбуждённо прошептал он и обошёл телевизионный фургончик. Никого не обнаружив, Педро отправился дальше вдоль площади. Возле окна кафе «Летающая булочка» Педро замер. – Что это с ним? – недовольно спросила бабушка Агата. – Наверное, что-то оценивает, – предположил Мики, но старушка покачала головой. Представляя себя критиком, Педро всегда принимал особую позу. Однако сейчас он этого не сделал. – Не может быть! – тихо шептал петух. – Не может быть! Не может быть! Лили решила посмотреть, что случилось с Педро. Он не отрывал глаз от окна. За длинным столом посреди зала сидела группа людей. Лили узнала Мату Вонни, мэра Нааккалы, но сомневалась, что внимание Педро привлёк именно он. Ирма, бабушка Агата и Мики тоже подошли к окну и теперь все втроём глазели внутрь. Старушки узнали сидящего посередине молодого мужчину, это был Антти Всезнайнен – самый известный и грозный критик в Финляндии. Педро затрясся от возбуждения. – Это он! Это он! Зайдём? – шёпотом спросил он. Все кивнули. – О нет-нет-нет, что я ему скажу? Что я скажу? – бормотал Педро, переступая порог кафе. – Ты ничего не скажешь, потому что петухи в городе не говорят! – напомнила бабушка Агата. В кафе стоял необычно громкий гул. Посетители пялились на компанию за длинным столом. Друзья подошли к кассе, но Педро застыл на месте, не в силах отвести глаз от знаменитого критика. – Ну вот ещё! – проворчала бабушка Агата и повела его за собой. Педро пытался подмигнуть Антти, но тот, к счастью, даже не заметил, что в кафе появился петух в курточке и блестящих сапожках. Они купили булочки и сели за столик совсем рядом со съёмочной группой. – Он выглядит таким мудрым! – прошептал Педро. – А по-моему, у него такое кислое выражение лица, как будто он выпил уксуса. И ещё он нервный и высокомерный, – заметила Лили и записала свои впечатления в блокнот. Но Педро её не слушал. – Он как будто высечен из мрамора! Кажется, он каждую минуту что-то оценивает, – вздыхал петух. – Да он больше похож на восковую фигуру из комнаты страха! – сказала Ирма, и все рассмеялись. Антти действительно производил не самое приятное впечатление. Чёрные волосы на крупной голове уложены гелем назад. Маленькие колючие глаза пристально смотрят на всё сквозь очки, на запястье блестят золотые часы, на высоком лбу бьётся жилка. Выражение лица у него такое, как будто он только что понюхал гору отходов. В общем, не было сомнений, что перед ними самый злобный критик Антти Всезнайнен собственной персоной. Глава 9 Заурядно, невзрачно и скучно Бабушка Агата и компания продолжали разглядывать критика, а Педро – восхищаться тем, как профессионально он выглядит. – Вылитый дедушка! – заметила Ирма. – А мне он немного напоминает дядюшку Джима, – добавил Мики. – Да, точно! Есть у них что-то общее, – подтвердила бабушка Агата. Лили рассмеялась: – Они оба брюзжащие зануды! Возле известного критика сидела миниатюрная девушка с красными волосами. – Завтра снимаем интервью и длинные монологи с Антти, послезавтра – открытие музея и виды города и, если останется время, ещё короткие сюжеты, – сказала она. Мэр Мату Вонни кивал с важным видом. – А когда интервью со мной? – спросил он очень громко, чтобы все в кафе могли услышать. – Вы могли бы сказать пару слов о музее. Потом наш монтажёр решит, пригодится это или нет… – начала было красноволосая девушка, но Мату сразу же прервал её: – О, у меня столько впечатлений, связанных с творчеством Ирмы Бряц! Я не очень подвержен влиянию других, но она оставила неизгладимый след в моей жизни. Однажды, прогуливаясь по берегу нашего озера, я осознал, что стихотворение «Обрыв Тиллерин-Таллерин» написано именно о Нааккальском обрыве. Помните эти строчки? Именно они положены в основу песни для Евровидения. Всезнайнен сухо усмехнулся. – Я бы не назвал Евровидение хорошим конкурсом, – проворчал он. – Жалкие исполнители горланят два часа кряду песни одна другой хуже, пока зрителям не сделается плохо. – Да, кто бы мог подумать, что природа нашего захолустья так вдохновляет! Скоро о ней узнает весь мир! – заявил мэр, который не совсем расслышал, что именно Антти сказал о Евровидении. – Какая-то заурядная поэтесса не может интересовать весь мир. Да и всю Европу тоже, – сказал Антти. Но Мату продолжал: – Впрочем, я ничуть не удивлён, что Бряц написала стихотворение о нашем обрыве. Красота и величие этого места даже во мне пробудили поэта! Я могу прочитать во время интервью пару строчек собственного сочинения. Погодите-ка, сейчас вспомню… – Мату откашлялся. – Я на обрыве стоял и рисовал озеро на песке босой ногой, – начал он, но замолк, когда Антти пренебрежительно рассмеялся. – Не думаю, что для фильма нам пригодятся любительские стихи, – сказал он, буравя Мату своими глазками. – Ну да, конечно-конечно! Но если вдруг понадобятся, то у меня в ящике стола целая кипа стихов. Такой уж я поэт. Пишу исключительно в стол. Меня не раз просили выпустить книгу, но я не согласился, – гордо сказал мэр Вонни. Антти укусил булочку, скривился и положил её обратно на тарелку. – Фу, и это называется сдоба? – кисло поинтересовался он и с достоинством выплюнул откушенное на салфетку. Мэр смотрел на него с ужасом. Выпечка «Летающей булочки» считалась гордостью города. – Что-то не так? – немного нерешительно спросил он. – Не так?! – взвился Антти. – Ну разумеется! Я сразу всё понял! Мой профессиональный нюх не обманул и на этот раз. Это изделие слишком мягкое! Мгновенно тает во рту. Да и кардамона, прямо скажем, не пожалели. Мату Вонни с изумлением смотрел на критика. По его мнению, булочка и должна быть именно такой, как описывал Антти. – Обычно эти булочки очень вкусные! Наверное, сегодня партия неудачная. Я могу принести что-нибудь другое. Заодно передам ваше мнение персоналу, – сказал он, но Антти поднял руку и остановил его. – Я уверен, что в этой деревне всё довольно посредственно, так что не стоит даже пытаться, – пропыхтел он. – Никудышное кафе, заурядная мёртвая поэтесса, ещё более заурядный поэт, пишущий в стол, – перечислял Всезнайнен. – А как вам понравился номер в отеле «Лунатик»? – с надеждой спросил Мату, меняя тему. – Ничего особенного. На самом деле всё даже хуже. Кровать – воплощённая обыденность, из крана течёт вода, на полу – ковёр, а на окнах ничем не примечательные занавески. Скука, скука и скука! – фыркнул Антти. – Значит, вам понравилось? – с облегчением вздохнул Мату. Антти фыркнул снова. Бабушка Агата и остальные молча слушали их разговор. – Он так чётко выражает свои мысли! – с восхищением прошептал петух. Дети задумались, не стоит ли написать об этом знаменитом критике в газету «Мохнатый шмель». Нечасто встретишь настолько неприятного типа. По сравнению со Всезнайненом даже их дядюшка казался сносным человеком. – Может быть, спросим об интервью, когда он будет уходить, – предложила Лили.