Братцы никак не могли успокоиться, глядя на бездыханного товарища. Время от времени, то один, то другой, а то и все трое сразу, кормыши не могли удержаться от горестных мыслей, и начинали безудержно плакать, поглаживая Липу по шёрстке. Общее горе прервал подрагивающий голос Люмика: – Братцы, нельзя вот так без конца сокрушаться, ничего не делая. Давайте, попробуем оживить его, мы, кормыши, хоть и маленькие, да беззащитные создания, но жизненных сил у нас побольше, чем у некоторых великанов. Липа, быть может, просто сильно истощён от пережитого, и дальнего похода. Из нас ведь никто не видел мёртвого братца раньше. Может, мы ошибаемся. Давайте сделаем всё, что возможно. Только сперва всем надо успокоиться. Кормыши притихли. Через некоторое время Влас, утерев лапкой глаза, спросил Люмика: – Что ты предлагаешь? – Попробуем подпитать его, всё одно больше ничего в голову не приходит. Посадим его, и втроём вокруг спинами подопрём. Потом будем делать то же самое, что делается, когда нужно помочь сильно голодному братцу, – ответил Люмик, поднявшись на ноги, – только сперва, мне кажется, изоленту нужно убрать, а то из-за неё он выглядит просто ужасно. Кендя тоже поднялся: – Да что нам его внешний вид? Ленту не надо трогать. Если у нас выйдет, то что мы задумали, потом с ней разберёмся, а сейчас можно шёрстку повредить, пока отдирать её будем. А шерсть у кормыша – как руки с ногами у человека, она – часть его жизненных сил. Давайте начнём, посадим его. Братцы осторожно усадили Липу, сами сели спинами к нему, образовав треугольник, внутри которого находился бездыханный страдалец. Все замолчали, мысленно желая ему прийти в себя, желали, чтобы он снова тряхнул головой, вернулся из похода, и начал весело кататься шариком по дому. Очень долго сидели маленькие мохнатые комочки, но Липа никак не подавал признаков жизни. Влас не смог удержаться от нахлынувшего отчаяния: – Эх, братец Липа, настрадался за всех. Ведь один пошёл, даже не подумал кого в помощь с собой позвать. Такую дорогу осилил, с человеком встречался, всё, что мог, сделал. И не для себя – ради всех нас мучился. Неправильно это – столько страдать, а в конце пути умолкнуть навсегда. Что же это за изверги такие – над мелким, слабым существом смогли издеваться. Со своего места, как отпущенная пружина, подскочил Кендя: – Братцы, он пошевелился! Сейчас прямо ногой меня пннул! Ну точно пошевелился! Люмик с Власом тоже поднялись, и все втроём кормыши обступили теперь лежавшего на земле Липу. После нескольких минут осмотра Люмик тихо предположил: – Может тебе показалось? Вроде лежит, как и раньше. Давайте, попробуем потрогать его за плечи? Что ещё остаётся? И кормыши все трое наклонились над лежавшим, и стали поглаживать его плечи и руки кончиками своих пальцев. И наконец, подрагивая веками, Липа приоткрыл глаза: – Кендя, Влас, О! Люмик, ты тоже тут! Братцы, я вроде живой, сил только совсем нет. Шишиги всё вытянули из меня, – говорить он мог с большим трудом. Влас вытаращил глаза: – Шишиги? Откуда они тут взялись? – Этого я не знаю. У дома с крестами, тут, недалеко, они на меня и напали. Скрутили, и притащили в подвал вон того дома. Тут Липа с большим усилием показал в направлении большого здания в стороне от места, где они сейчас находились: – Кажется, в этом доме театр находится, люди ходят сюда развлекаться. А шишиги затащили меня в подвал, там вход с тыльной стороны, после примотали лентой к стулу, и выщипывали шерстинки. Очень больно. А ещё кололи когтем кормыша в спину. Я его прихватил, когда убегал. Люмик, поглаживая его пальцем по руке, участливо спросил: – А как тебе удалось от них убежать, Липочка? Липа закрыл глаза, помолчал немного, и очень тихо ответил: – Это самое жуткое, что я в жизни видел – туда ворвался кладомар. Влас чуть не закричал от ужаса: – Кладомар? Откуда он? Они что, разве ещё есть? Мне про них опекун рассказывал давным-давно, и звучало всё про них как страшная сказка. – Увы, Влас, это совсем не сказка. Он очень страшный. Меня не тронул, когда обнюхивал, я уже думал, что умру от ужаса, но ему, видать, запах изоленты не понравился, он только сильно фыркнул, даже слюнями своими меня обрызгал, потом взялся гонять шишиг, пинал, кусал их, и кости ломал. А когда они уже бегать не могли, но были ещё живые, он их так живьём и съел. – Какой ужас! – кормыши все втроём задрожали от впечатления. – И куда он потом девался? – спросил его Кендя. – А никуда не девался, он и сейчас, наверное, там, в подвале, лежит и спит. Как шишиг слопал, так сразу и улёгся. Можете сходить, посмотреть. – Так, братцы, хватит уже шутки шутить! Рядом кошмар всех кормышей находится, а мы тут время теряем! Давайте уходить отсюда, тем более что рассвет начинается, – Влас вскочил, и разгорячённо продолжил: – Липа, как ты себя чувствуешь? Сможешь идти? – Нет, братцы, оставьте меня здесь, я денёк отлежусь, а потом уже двину потихонечку. Катиться я не смогу – болит всё, идти, конечно, тоже. – Да ты что такое говоришь, мы тебя не бросим здесь одного. Ни за что на свете. Хватит уже того, что ты в одиночестве вон в какую передрягу попал. Мы тебя понесём, – сказал Кендя, и поднялся на ноги: – Ну что, давайте попробуем? Люмик поднял лапку: – Подождите, не всё сразу, давайте сперва ленту с него смотаем, а потом уже придумаем, что дальше. – Нет, ни за что! – возмутился Влас, – ты слышал, что он рассказывал? Лента эта его и спасла. Кладомара её запах отпугнул. Надо посмотреть, как можно немножко смотать, чтоб на себя её приспособить – путь неблизкий, мало ли кто по дороге встретиться. Давайте поглядим. Когда все трое повернулись к Липе, то увидели, что он опять закрыл глаза, и лежит без движения. – Так, братцы, надо быстрее доставить его домой, а то можем и не успеть – слабый он совсем, – заключил Кендя. Влас перебил его: – Кендя, подожди. Послушайте меня, что я вспомнил. Я слышал про один случай, как однажды больного кормыша переносили на большое расстояние – его положили на спину, расчесали пальцами волосы на голове на всю длину, после этого другой кормыш встал впереди, спиной к нему, и уже его волосы сплели с волосами лежавшего. После этого здоровый кормыш наклонился вперёд, и начал волочить больного по земле. Так удобнее будет его переместить. Шерсть у нас очень плотная и довольно крепкая. Больно Липе не будет. Придётся только топать лапами, пешком – это очень долго, но выбора у нас ведь нет, правда? Кендя услышав про такую возможность, предложил своё: – А давайте попробуем вдвоём тащить – сплетём волосы у троих сразу, его с моими, и Власа, а Люмик пусть идёт впереди, будет следить за дорогой, мы ведь не сможем смотреть, потому что будем тащить Липу, и головы наклоним вниз. Вдвоём топать будет быстрее, а то он и вправду совсем плох. Иного выбора, и в самом деле, у них не было. Все согласились. – Давайте попробуем, может и получится, – заключил Влас. Так и сделали, Липу уложили на спину, и Люмик расчесал его волосы. Потом поставил Власа и Кендю поближе к Липе, и сплёл причёски всех троих. А тем временем уже рассвело. На улице стало заметно больше машин. Кормыши торопились перейти дорогу, но сразу не получилось – автомобили уже пошли колонной, хотя людей на улице ещё почти и не было. У перехода пришлось долго ждать – машины никак не заканчивались. Люмик стоял впереди, осматривался по сторонам, и когда появился нужный момент, побежал назад, подхватил Липу за ноги, и они втроём быстро, как могли, перетащили недвижного братца через дорогу. Затем – второй, третий переход, и вот уже кормыши несли братца по парку вдоль моста. Дорога по мощёному парку была уже намного легче, чем недавно по городу, путешественники уже хотя бы могли ровно двигаться шаг за шагом, не озираясь по сторонам. Когда приблизились к ступеням, Люмик вновь переместился назад, подхватил Липу за ноги, как это делал во время перехода через дорогу, и они все трое аккуратно, не торопясь, спустились вниз, к началу песчаного пляжа. Перед переходом по песку решили немного передохнуть. Не расплетая волос, сели на землю, Влас попросил Люмика осмотреть израненного Липу. Люмик подтянул вверх недвижного братца за плечи, немного приподнял, и прислонил его спиной к сидящим. Осмотр не занял много времени: – Ничего хорошего не вижу. Слабый сильно. Давайте ещё немного подлечим, а то что-то совсем плохо выглядит наш герой, – предложил он через некоторое время. Кормыши молча, наощупь протянули лапки назад, взяли Липу за кисти каждый со своей стороны, а Люмик положил свои ему на ноги. После этого все сосредоточились, и каждый думал о предстоящей дороге. А день вступал в свои права. Песок прибрежного речного участка начинал нагреваться, и еле заметное марево прозрачно клубилось перед взглядом сидящих перед дальней дорогой путников. Кормыши молча смотрели вперёд – предстояло топать весь путь ногами. Дорогу сюда, в город, они преодолели, катясь шаром, и прохладной ночью, но идти назад пешком, по дневной жаре и на сплошном солнцепёке, было страшновато. Глава 2. Пилигрим Тем временем, на давно заброшенной танцплощадке Одеона, под её дощатым полом, прятался братец-бродяга. Звали его – Бальган. Он ожидал появления Пакуса. Оба были давними приятелями, и встречались время от времени. Эти встречи проходили «на задах» Одеона, где раньше было место отдыха молодых людей. Они приходили сюда потанцевать. Вся конструкция была сделана из древесины. Деревянным был пол, лавочки по стенкам – для тех, кто приходил просто посидеть, посмотреть на танцующих. Также и опоры ограждения, на которые была натянута мелкая сетка по краям площадки, были из деревянного бруса. Сейчас, от времени и непогоды всё это уже сгнило, и почти развалилось, но на том месте, где раньше стояла эстрада, на которую вставали музыканты во время вечерних выступлений, дощатый пол уцелел. Как раз под этой надстройкой, под полом, были выложены четыре кирпичные опоры, которые служили всей конструкции фундаментом. Между ними было достаточно места для встреч двух маленьких братцев, и оно было закрыто от посторонних глаз, а это имело большое значение, можно даже сказать – решающее. Точной даты у этих встреч не было, Пакус просто приходил каждый понедельник перед полуночью, и ждал пару часов. Если Бальган не появлялся, то он спокойно уходил домой, появляясь опять ровно через одну неделю. Бальган об этом знал, и поэтому рассчитывал свои визиты в Одеон только на этот день недели. Он был одним из очень малочисленного сообщества кормышей-пилигримов. Пилигримы среди кормышей – большая редкость. Маленькие братцы, вообще-то, все большие домоседы, и больше всего любят находиться в доме, рядом с людьми, их оттуда ничем не выманишь, но вот эти «бегуны» ни в какую не хотели жить на одном месте. Эта их особенность проявлялась в самом раннем возрасте – такой малыш всегда стремился укатиться куда-нибудь подальше, только чтобы посмотреть – а что «там» есть, и что «тут» происходит, да как вот «это» выглядит. Прикатившись назад, такой «бегун» сразу же начинал рассказывать окружающим о своих впечатлениях И заставить его быть постоянно дома было совершенно невозможно. Ближним становилось понятно, что этот малыш – будущий пилигрим, и лучше его не удерживать, а постараться объяснить, чтобы он бегал туда-сюда не впустую, а разговаривал бы тогда уж с другими кормышами, кого встретит на своём пути, да рассказывал всем о своих путешествиях в подробностях – кого видел, где, о чём он с ним разговаривал, что ещё слышал от других братцев. И самое главное – чтоб не сочинял небылиц! Так и повелось, с давних-давних пор – пилигримы со временем стали теми невидимыми звеньями, которые объединяют мир этих маленьких существ новостями, и необходимыми для осознанной жизни связями в своём сообществе. В этот понедельник Бальган явился вовремя. Пришёл даже пораньше, так что Пакус не ждал его в темноте под досками пола. А пока его не было, спрятался в дальнем тёмном углу – там, где прогнившие доски не могли обвалиться, кормыш ведь никогда не присядет в то место, где может случиться обвал, это – выработавшийся ещё со времён жизни под землёй инстинкт. Так он и ожидал своего старого приятеля, перебирая в уме те встречи, и события, которым он был свидетелем в своих странствиях, и ещё – новости, что услышал от кого из братцев, чьи места обитания были разбросаны по всему свету. Старался вспомнить всё в подробностях, чтобы ничего не упустить – их последняя встреча была уже давно. Вскорости подошёл и Пакус. Они покланялись, как делают все кормыши при встрече, и расселись друг против друга, каждый на свой обломок кирпича. Беседу начал Пакус: – Ну, поведай мне, братец Бальган, где ты побывал, с кем встречался, что нового произошло на свете? И Бальган, не торопясь, начал рассказывать Пакусу о новостях… *****