– А я его знаю, – услышал я за спиной голос подошедшего Кораблёва и резко развернулся. – И кто он, Николай Алексеевич? – У нас в архиве он проходит, как «Толстый». Засветился в Германии среди революционеров русского происхождения ещё в одна тысяча восемьсот девяносто третьем году. Кстати, в Швейцарии встречался с товарищем «Степаном». Помните такого, Тимофей Васильевич? – задал вопрос коллежский асессор. – Помню, хорошо помню, – с недоброй усмешкой ответил я начальнику агентурной части Дворцовой полиции. – А имя и фамилия у этого «Толстого» есть? – Азеф Евно Фишелевич или Евгений Филиппович… – Мать твою, – рявкнул я, перебивая Кораблева, который вместе с генералом удивлённо уставился на меня. – Евгений Никифорович, давайте отойдём в сторону. Не обижайтесь, Николай Алексеевич, но это не ваш уровень информации. Когда мы молча отошли с генералом, где нас никто не мог услышать, я произнёс: – Азеф – секретный сотрудник Департамента полиции. На этот раз Ширинкин побагровел так, что мне показалось, что его сейчас хватит удар. Пару раз глубоко вздохнув и выдохнув, генерал каким-то убитым голосом спросил: – Это точно? – Окончательный ответ на это даст Сергей Эрастович[2]. Насколько мне известно, он проходит у них под псевдонимом «Раскин». Я месяца два назад запрос в Департамент полиции отсылал по социалистам с просьбой представить информацию, кто их освещает за рубежом. Один из секретных сотрудников – Азев или Азеф Евгений Филиппович. На фото он, правда, помоложе был. Вот и показался мне знакомым, – произнося это, про себя подумал, что основным интересом при запросе было выяснить, а есть ли в этом мире Азеф, и не к нему ли собрался Боря Савинков – детский друг моей невесты. – Кстати, не вспомните, а какой пост занимал господин Зволянский в девяносто третьем году? – спросил я генерала. – Исполнял дела вице-директора Департамента полиции, – всё также убитым голосом ответил Ширинкин. – И курировал особый отдел, то есть дела с агентурой? – уточнил я. – Да, – Евгений Никифорович как-то странно посмотрел на меня. – И что будем делать?! Насколько я знаю, Сергей Эрастович частый гость у Великого князя Владимира Александровича. «И в девяносто третьем году дружки и подруга „товарища Степана“ дважды очень хотели убить цесаревича Николая. Интересная цепочка выстраивается», – пронеслось в моей голове, но озвучил другое: – Для начала я хочу проверить, нет ли, действительно, ещё одного фугаса в полотне. Как доложил старший урядник Лесков, этот Азеф не убежал, как остальные в лес, а пытался что-то сделать с подрывной машинкой. – Так Вы, Тимофей Васильевич, не врали Его императорскому величеству, когда говорили про второй заряд? – удивлённо спросил генерал, а потом как-то опасливо посмотрел себе под ноги. – Про то, что такая угроза есть – нет, не врал. Действительно, надо проверить. А вы пока решите с Его императорским величеством, что делать будем. Мост за день, да и за два не восстановить. Предлагаю, как только из погони вернётся хорунжий Селевёрстов, отправить его в Клин к генералу Мейендорфу. Пускай Александр Егорович прибудет сюда с полусотней конвойцев и тремя каретами. Доставим императора с членами семьи в Клин, а из Москвы запросим поезд генерал-губернатора. Ширинкин задумался, а потом вынес свой вердикт: – Так и поступим. А на чём хорунжий доберётся до города? – Евгений Никифорович, здесь до вокзала семь вёрст. Для Романа Петровича и инструкторов – это меньше часа бега. Одного-то я его не отправлю. Тем более, Александр Егорович хорунжего и братов прекрасно знает. – Это точно. Их казаки-кубанцы, да и терцы после совместных тренировок – чёрной смертью прозвали. И сильно зауважали. Жалко в своё время Головачёв и Сердюк, вернувшись с Дальнего Востока, не смогли организовать такие тренировки. В общем, действуйте, а я пошёл с Его императорским величеством вопрос о дальнейшем движении в Москву согласовывать. Селевёрстова перед тем, как в Клин отправить, мне на инструктаж представьте. – Слушаюсь, Ваше превосходительство. Про чёрную смерть и чёрную форму. Когда встал вопрос о том, что будут носить военнослужащие и гражданские чины Аналитического центра, немного решил похулиганить. С учётом того, что столичная полиция носила форму чёрного цвета, решил остановиться на таком же, но вот фасон несколько изменить. Модернизировать, так сказать. И теперь мои головорезы-курсанты, браты-инструкторы, офицеры, как и я, щеголяли в форме корниловского ударного полка из будущего моего мира, только у офицеров погоны были серебристого цвета с белыми просветами, у рядового и унтер-уряднического состава черного с серебристым кантом и лычками. На погонах наложенные друг на друга буквы «А» и «Ц». Фуражки полностью черного цвета с белым кантом, с установленными кокардами на околыше и серебристой Адамовой головой на высокой тулье и на эмблеме Аналитического центра на левом рукаве мундира. Эмблему и Адамову голову, да и всю форму нарисовал по моему заказу наш художник-криминалист Куликов Иван Семёнович. Очень стильно получилось. Ко всему этому великолепию черные брюки, хромовые сапоги, кожаная портупея с двумя галунными плечевыми ремнями из темной кожи и серебристой пряжкой. Форма для гражданских лиц пока разрабатывалась, но я прикидывал что-то типа черного мундира с белой рубашкой и галстуком. Да и парадную форму для офицеров как-то также представлял. Но это было не к спеху. Других забот было полный рот. Где-то через час, когда Лис после инструктажа у императора и Ширинкина убыл с верительными письмами-приказами к Мейендорфу, докладывал Николаю первичные результаты расследования. Кроме императора в купе присутствовали генерал Ширинкин и муж Ксении Великий князь Александр Михайлович. Как я и предположил после рассказа Лешего, второй заряд-фугас наличествовал, и располагался он метрах в пятидесяти от моста. Если бы царский поезд на полном ходу влетел в разрушенный мост, то второй заряд окончательно добил бы всех оставшихся в живых. Мало того, фугас в виде металлического ящика размером метр на полметра и неизвестно какой глубины или высоты, был заложен и забутован профессионально, и как мне показалось с хитростью на неизвлекаемость. Поэтому я только обрезал сапёрный электропровод, ведущий от подрывной машинки террористов к этому заряду. Услышав, что двух зарядов гарантированно хватило бы на то, чтобы уничтожить тех, кто ехал в царском вагоне и рядом с ним, великий князь воскликнул: – Что я тебе говорил Ники?! А ты не хотел мне верить, а если бы не успели?! Сейчас бы трупами были! Все! Я и Ширинкин ошарашено уставились на зятя и друга императора. – Господа, – император по очереди посмотрел на генерала и меня, – всё, что вы сейчас услышите, не должно уйти дальше этого купе. Из дальнейшего рассказа императора выяснилось, что тот пришёл ко мне в купе в маятном состоянии после того, как Сандро в очередной раз поведал ему о том, что Великий князь Кирилл Владимирович перед отъездом на коронацию в Москву, перебрав адмиральского чая, ляпнул в кают-компании черноморского эскадренного броненосца «Ростислав», где служил вахтенным начальником, что ещё не известно кого короновать будут. А Великий князь Александр Михайлович был командиром этого броненосца, и эти слова до него довели. Сандро же об этом рассказал Николаю ещё перед отъездом из столицы. Перед Тверью об этом поговорили ещё раз, и только после этого император дошёл до меня. Вот такое «предвидение беды», мать его. – Евгений Никифорович, Вы об Азефе докладывали? – спросил я Ширинкина. – Что за Азеф? – поинтересовался император. – Человек, который пытался осуществить подрыв второго заряда и отстреливался из маузера, опознан коллежским асессором Кораблёвым, как Азеф Евгений Филиппович. В архиве Дворцовой полиции он проходит под псевдонимом «Толстый». Первый раз был замечен в связях с революционерами в Германии в одна тысяча восемьсот девяносто третьем году. В Швейцарии встречался с «товарищем Степаном», который в том же году организовал на Вас два покушения, Ваше императорское величество. – Да… Серьёзный товарищ, – с нервной усмешкой произнёс Николай. – Это ещё не всё, Ваше императорское величество. С того же девяносто третьего года товарищ Азеф в Департаменте полиции числится, как их секретный сотрудник под псевдонимом «Раскин». Я сделал паузу, которой немедленно воспользовался Сандро. – Ну это… Это…, - великий князь не выдержал и отпустил хороший морской загиб про морского ежа, у которого в одном месте торчит якорь, дальнейших морских терминов я не понял. Когда Александр Михайлович закончил выражать своё мнение, я продолжил. – Кроме того, ответственно заявляю, что заряд, которым был взорван мост и второй обнаруженный фугас, изготовлен и заложен минимум выпускником Николаевского инженерного училища, а то и Николаевской академии. Я не решился обнаруженный фугас до конца разминировать, пускай специалисты разбираются. Боюсь, он с сюрпризами, – я посмотрел на императора и великого князя. – Так же урядник Лесков отметил, что на его выстрелы двое сбежавших террористов отреагировали, как военные, бывавшие под обстрелом, а хорунжий Селевёрстов отметил их хорошую физическую форму. При преследовании догнать их не смогли. Увидели только две пролетки, которые лошади галопом увозили по дороге в Клин. – Господа, – император вскинул вверх руку и обвёл нас всех какими-то больными глазами, – мне надо побыть одному. Оставьте меня. Когда вышли из купе и достаточно отошли от двери, Сандро резко развернулся. – Господин полковник, всё, что Вы рассказали Ники – это правда? – Да, Ваше высочество. Господин капитан первого ранга и командир броненосца вновь завернул красивый морской загиб. – Что будем делать, господа? – закончив выражать эмоциональное отношение к произошедшему, поинтересовался Александр Михайлович и продолжил. – Прошу прощения за столь яркое высказывание мнения о сложившейся обстановке, но она того стоит. Интересный вопрос. Косвенных улик, можно сказать, достаточно, чтобы сделать вывод, кто есть организатор этого покушения, а, возможно, и двух покушений на цесаревича Николая восемь лет назад. Великий князь Владимир Александрович – третий сын Александра Второго, дядя нынешнего императора. Он и его жена – Великая княгиня Мария Павловна роскошью своей жизни, поведением последние лет десять давали понять, что тон в придворном блеске задают именно они, как более подходящие на роль первой пары в государстве. С расходами не считались, любили шикарно жить, давали балы, которые долго обсуждали в столице. Каждый год на много месяцев уезжали без всякой нужды в затратные заграничные поездки, где обставляли свою жизнь по-царски, подчеркивая свою особую значимость в Российской империи, достойной императорского статуса. В Петербурге их дворец был центром сбора слухов и критики действий правивших императоров, вначале Александра III, а теперь пошла информация и о критике Николая. Слова его сыночка, произнесённые в кают-компании, о многом говорили. Из досье, что было уже собрано мною, Владимир Александрович часто забывал о своих служебных обязанностях, что способствовало росту беспорядков, казнокрадства в подчинённых ему подразделениях, но при этом он оставался командующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. И его многие поддерживали из дома Романовых и высшей аристократии, а если взять ещё одного дядю Николая – московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича, то… Если и он заодно с братом, то нас уничтожат, как мошек! – Кто Богу не грешен, Царю не ответчик. По этому принципу жили мои предки казаки, осваивая Дон. Потом они присягнули царю на верную службу, и я императору Николаю Второму присягу дал, поэтому буду делать то, что должен, а там будь что будет, – произнося эти слова, я твёрдо смотрел в глаза Сандро. Великий князь, отведя взгляд, внимательно посмотрел на побагровевшего Ширинкина, который после моих слов кивнул, соглашаясь с моими словами, и торжественно произнёс: – Я с вами, господа. Глава 3. Трагедия Уездный город Клин, бывший когда-то по указу Петра Первого почтовым ямом и обслуживающий большое число проезжающих из столицы в Москву и обратно. Вдоль дороги тянулись разнообразные торговые лавки, постоялые дворы, винные погреба, продуктовые склады и другие заведения. Из-за постройки Николаевской железной дороги надобность в ямских перевозках упала, и к концу девятнадцатого века Клин превратился в тихий захолустный городок. Теперь он был представлен Соборной площадью с расположенными на ней каменными торговыми рядами, гостиницей, управой и пожарной каланчой. Весть о неудачной попытке взрыва царского поезда, в результате которой был разрушен мост через реку Липня, дошла до города, и его жители стояли вдоль дороги, радостно приветствуя кареты, в которых следовал в окружении конвоя спасшийся Николай с семьей и близкими. Глядя на эту искреннюю радость, верноподданническую любовь клинчан, я думал о том, что же должно было случиться в Российской империи, чтобы через шестнадцать лет эти же самые люди так же радостно приветствовали в моём времени-пространстве отречение императора от престола, а потом с остервенением начали насмерть резаться друг с другом. Поздним вечером, когда перипетии этого дня закончились, лёжа в постели, я вспомнил слова Сандро и удовлетворённо улыбнулся про себя. Такой союзник в настоящее время был очень важен, тем более в области военно-морской политики великий князь был ярко выраженным «тихоокеанцем», хотя и служил на Чёрном море. Знакомясь с обстановкой в Морском ведомстве, я пришёл к выводу, что в настоящий момент всех его представителей можно было условно разделить на три большие партии: «черноморцы», «балтийцы» и «тихоокенцы». В зависимости от того какого «течения» придерживался управляющий Морским министерством, в том направлении и шло большее финансирование. Генерал-адмирал лишь утверждал принятые решения. «Черноморцы» ратовали за скорейшее развитие Черноморского флота. Мечта о захвате проливов и Константинополя в российском обществе никуда не делась. А события армянской резни, критского кризиса, греко-турецкой войны и возможности переворота в Стамбуле ещё четыре года назад сделали эту партию достаточно сильной в решении финансирования строительства кораблей для черноморской эскадры. Ими было буквально выбито из госбюджета строительство двух эскадренных броненосцев «Евстафий» и «Иоанн Златоуст», броненосца «Князь Потёмкин-Таврический», двух крейсеров «Кагул» и «Очаков», четырёх минных крейсеров типа «Капитан Баранов» и некоторой мелочи, типа миноносцев. Обстановка во взаимоотношениях с Портой казалась тогда настолько тревожной, что тринадцатого февраля девяносто шестого года было созвано совещание под председательством генерал-фельдмаршала Гурко, обсудившее вопрос о подготовке к проведению Босфорской операции. Девятнадцатого мая Великий князь Алексей Александрович испросил высочайшее разрешение послать в Средиземное море практическую эскадру Балтийского флота, и третьего августа броненосцы «Наварин», «Император Александр II», минный крейсер «Посадник» и два миноносца покинули Кронштадт для усиления Средиземноморской эскадры. В связи с этими событиями на протяжении всего девяносто шестого года Черноморский флот поддерживал полную боевую готовность. Целесообразность Босфорской операции обсуждалась Особым совещанием в ноябре того же года под председательством Александра Третьего. В конце концов, император принял решение, что до исчерпания всех возможностей сохранения мира с Портой операцию проводить не следует, но послу в Константинополе предписали своевременно подать сигнал к началу десантной экспедиции.