– Приносил. Как старшему брату. Как конунгу. Но в своем доме – хозяин я! Захочу – пущу на постой, захочу – прогоню. И я требую, чтобы ты подчинился! Принеси прилюдно клятву верности, признавая мое верховенство. И я приму тебя. – По какому праву ты это требуешь? – По праву ярла этих земель! – Мы оба служим Ярославу! – Ты служишь! А я – нет! Я признал его верховенство как конунга и готов прислушаться к его просьбам, как старшего брата, но я ему не служу. Я ярл, а не слуга. Или выполняй то, что я тебе приказываю, или проваливай! – Хорошо, – холодно произнес Волк. – Я сообщу нашему консулу о твоей измене. – Измене?! – заводясь, воскликнул Виктор. – Да как ты смеешь меня обвинять?! Ты! Грязь! Гниль! – Закрой свой рот! – холодно произнес Волк. – Я выполняю приказ Ярослава. И в моем лице ты бросаешь вызов ему! – Не ему! Тебе! – Мне? – Я вызываю тебя, слуга! Это великая честь для тебя! Мог и так прирезать, как барана, каковым ты и являешься. Но из уважения к Ярославу я так не поступлю. Ты пришел в мой дом и пытаешься наводить здесь свои порядки. Ты оскорбляешь меня. Ты обвиняешь меня. И я вызываю тебя на божий суд! – Все слышали эти слова изменника? – чуть дрожащим голосом спросил Волк. – Все! – хохотнул один из дружинников Виктора. – Давай уже, иди в круг и сдохни! – поддержал его другой дружинник. Виктор был снаряжен в лучших традициях эпохи и региона, демонстративно подчеркивая свой относительно независимый статус. Короткая легкая кольчуга была надета поверх толстой шерстяной туники. Легкий открытый шлем с полумаской «сова». Дощатый круглый плоский щит скандинавского типа, только обтянутый кожей, как у богатых северян, а не обыкновенный, что использовали обычные викинги. В руках у него было вполне обычное копье, а на поясе располагался меч-каролинг и боевой топор. По местным меркам – очень богато и весьма представительно. До «полного фарша» не хватало только ламеллярной кирасы византийского толка. Но пока не дорос до такой роскоши. Его дружинники, пусть и немногочисленные, всего в дюжину человек, также были недурно снаряжены и также с явно читающейся фрондой по отношению к Ярославу. Во всяком случае, шлем, кольчуга, топор и копье были у всех. У троих имелись даже мечи. Богато. Учитывая бедность региона – очень богато. Что в известной степени кружило голову ярлу. Консул не поскупился и после последней битвы наградил Виктора и его людей за стойкость, за то, что не сбежал из крепости, выделив ему и его людям хорошее снаряжение и вооружение из трофеев. Однако это было ошибкой. Дала о себе знать черная кошка, что пробежала между Виктором и Ярославом на том собрании старейшин, где тогда еще конунг предложил восточным кривичам выставлять рекрутов. И к 864 году уже раздулась до размеров огромной пантеры. Волк, что вышел в круг к Виктору, был снаряжен и вооружен по стандарту легионера, установленному к тому году. На нем была кольчуга римского образца с наплечниками, надетая поверх стеганого халата. Шлем с развитой маской, козырьком и «раковым хвостом» на затылке. В одной руке у него был большой овальный щит, клеенный из японской деревянной бумаги бакелитом. В другой – пилум, взятый верхним хватом, как обычное копье. Именно пилум, а не копье, которое он отдал одному из своих бойцов. На поясе висел короткий колющий меч. Подсумок же с плюмбатами он также снял и передал подчиненному. Вышли. Встали в круг. И медленно закружились. Волк был в римской стойке с копьем над щитом. Осторожен. Экономен в движениях. Года три назад он пришел к Ярославу и за это время отъелся и кое-чему научился. И главное, чему он научился – думать, а не с яростью вступать в схватку. Его оппонент явно превосходил Волка в количестве схваток и был намного опытнее. Поэтому рассчитывать на легкую победу, если драться по его правилам, командир легионеров не мог… во всяком случае, он сам так считал, опуская свою выучку, технику и стиль боя. Виктор сделал пробный выпад и слегка толкнул копьем щит оппонента. Тот грамотно отработал, приняв копье на щит, который лежит на трех точках: плече, кулаке и голени. Из-за чего удар Виктора больше напоминал тычок палкой в стену, а не весьма шаткий щит. А потом Волк внезапно для всех, вместо того чтобы вернуть удар и пырнуть пилумом ярла Трои, – метнул его. Отвел руку назад, словно для мощного удара, и метнул с подшагом для ускорения. Этого не ожидал никто. Ни легионеры, ни дружинники, ни Виктор. Пилумы Ярослав применял не легкие, которые ничем не отличались от тех же сулиц или иных метательных копий. Нет. Он вооружил своих легионеров теми самыми пилумами «с пирамидкой» и длинным стержнем наконечника. У Виктора был круглый дощатый щит с кулачным хватом. И удерживал его ярл на скандинавский манер. Из-за чего устойчивость щита в одной плоскости была крайне низка, и он легко прокручивался вокруг оси ручки, в случае нанесения в уязвимый край акцентированного удара копьем. Волк слышал историю о самом первом поединке Ярослава с вождем викингов. И решил воспользоваться этим же приемом, творчески его переработав. Поэтому он метнул пилум буквально с трех шагов в край щита, заметив ту кромку, которая неустойчива. Щит закономерно провернулся. Но хрупкость конструкции дощатого щита не дала пилуму соскользнуть с него. Впрочем, это уже ничего не меняло. Энергии броска хватило и для того, чтобы доска щита лопнула, пропуская длинный граненый наконечник дальше – прямиком в грудную клетку, которую прикрывала легкая кольчуга, надетая по-праотечески, без стеганого халата. Как не сложно догадаться – пилум пробил и кольчугу, и грудную клетку и вылез сзади, упершись во второй слой кольчуги на спине. Виктор отступил на шаг назад. Захрипел. Покачнулся и осел на колено. Из его рта хлынула кровь. Но он был еще жив, ведь пилум пробил ему правое легкое, не задев ни жизненно важную артерию, ни сердце, ни позвоночник. Поэтому, чтобы прекратить эти бессмысленные мучения, Волк извлек свой колющий меч и быстрым, отработанным движением ударил своего оппонента в основание шеи. Сверху вниз. Раз. И тело Виктора безвольно опало на землю. Чуть-чуть подергалось, похрипело и затихло. – Это нечестный бой! – воскликнул кто-то из дружинников, раздраженный столь быстрым и неудачным его исходом. – К оружию! – рявкнул Волк, и его легионеры приняли боевую стойку, сплотившись. А стрелки отошли назад, начав натягивать тетиву на свои луки. Ведь в походном положении она снималась, дабы лук не терял упругости. – Пилумы к бою! – Ты чего творишь?! – уже спокойнее произнес другой дружинник, примирительно подняв руки. Вид двух десятков легионеров с пилумами на изготовку радости не придавал. Один бросок, и почти вся дружина ляжет. Если не вся. Вон – ее всего дюжина. Да, все в кольчугах, но все только увидели, чего стоит их защитное снаряжение перед столь грозным оружием. Раз, и все. И финиш. А если кто и выживет чудом, то шансов у него, скорее всего, нет никаких. – Оружие на землю! – рявкнул Волк. – Ты чего?! – уже громче воскликнул тот же дружинник. – Мы же свои! – ОРУЖИЕ НА ЗЕМЛЮ! – Хорошо, хорошо… – чуть помедлив, произнес уже другой и первым бросил на землю копье и щит, а потом и топор, осторожно вытащив его из-за пояса. За ним последовали остальные. Перспектива быть наколотыми на пилум, словно жук на булавку, никого из них не обрадовала. – Теперь на колени! – крикнул Волк, когда дружинники покидали оружие на землю с самым недовольным видом. – Ты совсем рехнулся?! – НА КОЛЕНИ! ЖИВО! РУКИ ЗА ГОЛОВУ! – прорычал Волк команду. Благо, что взятие в плен тоже в легионе отрабатывали, пусть и не часто. Дружинники нехотя подчинились. Тем более что лучники уже натянули тетиву на свои луки и были готовы присоединиться к веселью. И как только последний дружинник выполнил требуемое, их начали вязать. Но не всей гурьбой навалившись, а строго по одному, удерживая остальных под прицелом. И только после этого отвели в крепость, где и посадили под арест в пустующей конюшне. Бунт был подавлен. Странный и глупый бунт. Однако Волк, не будучи до конца уверенный в правильности своего поступка, отправил по сигнальной системе запрос на прибытие Ярослава. Дескать, проблемы. И когда тот через четверо суток прибыл с отрядом конницы… то знатно выругался. Однако дальше подобной реакции негатив его не распространялся на легионеров. Он ждал этот конфликт, считая, что он неизбежен. Не здесь, так там прорвет нарыв. Не сегодня, так завтра… Потому как, кроме намечающихся проблем с племенной аристократией, проблема имела куда более широкие и фундаментальные корни. Все было на виду, но как бескровно спустить пар у этого кризиса, Ярослав попросту не знал. Кто такой дружинник в условиях раннесредневекового общества? Да и вообще любой варварской цивилизации. Это человек, который поднялся над простыми людьми. Выделившись на их фоне за счет военного ремесла на смычке с религиозной составляющей. Он не просто дерется в бою, в отличие от ополченца тех лет, он сражается, посвящая свою жизнь и кровь высшим силам. В дальнейшем это трансформировалось в классическое военное сословие, которое считало зазорным заниматься чем-то иным, кроме военного дела и грабежа. Грабеж – это нормально. Грабеж – это неотъемлемая часть войны на протяжении почти всей истории человечества. Для дружинника личная удаль и слава были крайне важны. Они были буквально возведены в статус культа. Дисциплина же считалась чем-то безмерно малозначительным. Ведь в мистическом плане отношения строились по схеме прямой связи такого воина с высшими силами. Без посредников. Он был сам себе и паства, и пастырь. А потому, конечно, мог подчиняться и даже какие-то приказы выполнять, но только того человека, которого лично уважал. Остальные ему были не указ. Да и то только тогда, когда сам считал нужным подчиниться, воспринимая командира как первого среди равных. А если что не так, то и уйти мог, а то и бунт супротив своего вождя поднять. Та еще вольница с кучей тяжелых родовых травм. Ярослав же выковывал себе легионеров по совершенно иным принципам. Он насаждал военное ремесло через концепт воинской службы. Службы ему и только ему. Дескать, это вооруженные слуги, выполняющие его волю. А также налегал на то, что субординация, подчинение приказам и дисциплина – это краеугольные камни настоящей армии, без которых никуда. И вот уже на протяжении трех лет методично вдалбливал эти вещи в головы своих рекрутов, потихоньку их трансформируя. Изо дня в день. И днем и ночью. Чтобы это осело в их головах очень крепко и твердо, на уровне условных рефлексов, а также мыслей и суждений, неотличимых от собственных. Кроме того, Ярославу требовалась регулярная армия, а не сброд лихих головорезов. Но война происходит не каждый день. Поэтому содержать ТАКУЮ толпу дармоедов выглядело непозволительной роскошью в его глазах. Особенно при столь остром дефиците рабочих рук. Поэтому он насаждал среди легионеров общегражданский принцип Древнего Рима, который заключался в том, что хороший гражданин – это и хороший воин, и хороший работник, и хороший семьянин. То есть война войной, но, если надо, трудиться не зазорно. По этой причине легионеры не только тренировались, но и участвовали в разнообразных хозяйственных проектах. Там, где требовалась организованная концентрация рабочих рук. Причем нередко это все совмещалось. И, например, до мест корчевания поля легионеры могли двигаться маршем с полной выкладкой. Так или иначе, но легионер и дружинник к 864 году уже жили в двух разных мирах, опираясь на несовместимые ценности. Из-за чего их конфликт был неизбежен… – И что мне с вами делать? – грустно спросил Ярослав у арестованных дружинников, когда все стороны конфликта высказались. – Весемир был в своем праве! – воскликнул один из дружинников, все еще связанный. – Я прислал вам помощь, чтобы в случае внезапного нападения вас как баранов не перерезали. Вместо того чтобы принять добром моих людей, Виктор, – консул специально назвал Весемира христианским именем, – устроил распрю и вызвал моего человека на Божий суд под надуманным, лживым обвинением. Что это, как не измена? И Божий суд показал все как есть. А вы не только поддержали изменника, но и попытались оспорить Божий суд. Кто вы после этого? Изменники и дерьмо, ибо пошли не только против меня, но и Богов. Наступила вязкая тишина. Ярослав думал. Он не знал, как поступить с этими ребятами. Проливать их кровь не хотелось по ряду политических причин. Прежде всего потому, что они имели кровных родичей в среде восточных кривичей. И их казнь была бы воспринята болезненно. Это с одной стороны. А с другой стороны, в эти годы за измену наказывали сурово и категорически жестоко. Спускать было нельзя. Никто бы просто не понял этого поступка, приняв за слабость. Хуже того, это стало бы началом схода лавины. Дескать, Ярослава можно безнаказанно предавать. – За измену вы все повинны смерти, – наконец, после долгой паузы, произнес консул. – Потоку и разграблению, а потом смерти, – дополнил он. – Ибо нет преступления страшнее, чем нарушение клятвы, данной пред высшими силами. Но, помня ваши заслуги, я хочу дать вам шанс. Я предлагаю вам пойти ко мне в холопы. – Что?! – ахнули дружинники. Дерзкое предложение. Ведь холоп по своему статусу был совершенно классическим рабом – то есть говорящим имуществом в совершенно бесправном положении. Не скот, конечно, но близок по социальному статусу. Хозяин мог его убить, продать, подарить или использовать, как его душа пожелает. Для дружинников это позор. Страшный позор. Поэтому никто не согласился… – Мерзко все это вышло, – произнес Ярослав, наблюдая за погребальным костром. Волк, что стоял рядом, промолчал. – У тебя ведь нет жены? – Нет. – Возьми дочь Виктора в жены. Хоть как-то боль родичей сгладим. А приданое я за нее дам. Возьмешь? Девка вроде молодая, ладная. – Возьму, – нехотя согласился Волк. Ему эта девка в первый день знакомства чуть глаза не выцарапала. Скандалила. А тут – в жены. Но ей теперь особо не до истерик. Всю семью их отдали на поток и разграбления, обобрав до нитки. Даже одежду последнюю сняли. Так, нагишом, близкие родичи осужденных и сидели в крепости, дожидаясь своей судьбы. – А с остальными что делать? – В холопы. Такое спускать нельзя. – Так, может, и дочь Виктора в холопки? – Не мила тебе? – Отчего же? Мила. Позабавиться бы рад. Да в жены брать страшно. Она ведь меня ненавидит. И так бросалась, чуть глаза не выцарапала. А ежели женой станет, то я подлинно волком выть стану. Да и что остальные скажут? Там ведь молодые девки тоже остались. Их, значит, в холопки, а мне в наказание эту стервь? Неужто я неверно поступил? – А ежели всех молодых девок отдать по жребию за холостых легионеров? Тогда добром ее возьмешь? Да с приданым каждому от меня. – Может быть, как-то обойдемся? – взмолился Волк.