Залп. Еще залп. Кое-где на кораблях противника начался пожар. Прямо в столпотворении, норовя превратиться в большую трагедию. Ведь корабли, на которых вспыхивал огонь, теряли ход и начинали заниматься тушением пожара. А идущие следом коллеги по опасному бизнесу с ходу влетали в своих затормозивших товарищей. Из-за чего огонь перекидывался и на них. Не всегда. Но именно такой была задумка Ярослава. Вместе с луками «огонь» открыли и фундиторы, начав забрасывать флот халифата «спецбоеприпасами». Ими были совсем небольшие биконической формы керамические горшочки, в которых был залит древесный спирт. Горловина же затыкалась небольшим фитилем, который пропитывался предварительно селитрой. Именно селитрой. Чем-то необычным она не была в Древнем мире и употреблялась для различных военных нужд с Античности. Обычно в составе различных огненных смесей. Но не суть. Главное, что достать ее через купцов оказалось не так сложно. Тем более что для пропитки фитилей ее требовалось совсем немного. Фундиторы укладывали такой снаряд в петлю своей фустибулы. Им его поджигали. И они метали этот горшочек в тот или иной корабль, более-менее удаленный от их собственного. Так, чтобы в самую гущу. Тонкостенный керамический горшочек разбивался, ударившись о дерево. Древесный спирт выплескивался и вспыхивал, подожженный от искр или даже открытого огня фитиля. И, в свою очередь, подпаливал деготь, каковым были пропитаны корабельные доски… да и вообще все на кораблях в ту эпоху. Однако сближение продолжалось. Какие-то корабли прорывались почти в упор и пытались идти на абордаж. Но их встречали залпами сулиц, бросаемых с высоких бортов русских джонок. И ударами топоров, ежели кто-то пытался забраться наверх. Так называемые кошки в морской обиход еще не вошли, а штурмовых лестниц у них не было. Поэтому взятие на абордаж таких высокобортных кораблей представляло немалую сложность. Тем более под столь губительным обстрелом дротиками, каковым нападающие их подвергали. При этом русские джонки шли под парусом и набрав скорость. Что позволяло им безболезненно сближаться с противником и ломать ему весла. Раз за разом. Впрочем, колонну корабли Ярослава держали. Их командиры и экипажи вполне отчетливо понимали, что, оставшись в одиночку, они не выживут. Да и остановившись – тоже. Поэтому держались и колонны, и скорости, не пытаясь геройствовать. Тем же кораблям халифа, что проскакивали за последним, двенадцатым, мателотом, кидали с высокого борта прощальный подарок – керамическую гранату со спиртом. Большую. Ту, что применяли в онаграх. Учитывая потери в личном составе – тот еще подарок. Ведь много спирта давало много огня. Быстрого огня, который иной раз вспыхивал целой стеной. Да, такой огонь легко заливался водой. Если получалось. Но в той давке и суете подобными делами заниматься не всегда было возможно… Рагнар стоял на своем корабле и смотрел каким-то безумным взглядом на происходящее. Корабли этого странного ромейца шли сквозь флот арабов, как раскаленный нож сквозь масло. А по обе стороны от них все начинало полыхать огнем. Казалось, будто на противников Ярослава нисходил небесный огонь, поражая их за дерзость. Византийцы, что также, пораженные, наблюдали за происходящим, тоже не верили своим глазам. И молились. И крестились. И вообще – всем видом своим выражали рефлексии. Не может же быть, чтобы язычнику ТАК благоволили боги… да… именно БОГИ, а не Всевышний. Ибо о том, какой ереси придерживается Ярослав, все они уже знали. То не являлось никаким секретом в Византии в силу определенных обстоятельств. Первым не выдержал Ивар. Он что-то закричал, призывая своих людей к бою. И почти сразу взревела толпа викингов, покрывая море воинственными кличами. Не только бойцы Ивара. Все. Столь явное благоволение небес воодушевило викингов чрезвычайно. Как бы не в большей степени, чем пробило мораль Сирийскому флоту халифа. Викинги налегли на весла и устремились вперед. Ни Рагнар, ни Бьёрн, ни другие их предводители более не управляли процессом. Не решились бы. Против взревевшей толпы только безумец бы решился выступить. Поэтому они с головой погрузились в сие действо, постаравшись «набить как можно больше фрагов, пока небеса наблюдали за ними». За ними двинулись и греки. Они, конечно, не впали, как викинги, в массовое боевое безумие. Но были тоже очень сильно воодушевлены, и вывести их теперь из этого оголтелого раша не было никакой возможности. Никто бы просто не понял, не оценил и не согласился. Победа ведь. Вот она. Протяни и возьми. После стольких лет боли. После стольких поражений… Ярослав же шел своей эскадрой сквозь «бушующее море кораблей» халифата и разил… разил… разил… Прошел сквозь этот флот. И развернулся, начав продвигаться вдоль фланга, отсекая основной массе кораблей отступление на юго-восток. Увидев, что викинги и греки пошли в атаку, он прекратил стрелять зажигательными боеприпасами, перейдя на средства психологического действия. В частности, стрелы он начал применять со свистящими насадками[63], а пращники перешли с горшочков с зажигательной смесью на едкие дымовые составы. Куда менее эффективные, но вполне пригодные для деморализации противника, который и так уже поплыл. И была бойня… Викинги, как показал поход Бьёрна Железнобокового, на голову превосходили войска халифата при столкновениях лоб в лоб на равных. Прежде всего по боевому духу. Снаряжение же их было сопоставимо. Сами же викинги, в силу рациона и климата, вырастали крупнее, что в совокупности и решало исход боевых столкновений. Сложно спорить с тем, кто крупнее и, как правило, сильнее тебя, так еще и прет на тебя с топором в руке, мечтая отправиться в Вальхаллу. Да, мусульман может ожидать рай после смерти, с прекрасными гуриями. Но в рай у них попасть не так просто. А тут главное – умереть в бою, проявив себя достойным того, чтобы великий бог Один прислал валькирий для приглашения тебя в свою небесную дружину. И это в обычных условиях. А тут викинги поперли вперед с какой-то чудовищной дурью, видя, что небеса на их стороне. И сдержать их натиск оказалось просто невозможно. Каждый из них стремился доказать небесам, что достоин Вальхаллы. Каждый из них рвался вперед, без страха… и с какой-то безумной радостью и лютым весельем. Греки такой лихостью, конечно, не отличались. Но их воодушевление тоже очень сильно сказалось на их боеспособности. Поэтому, навалившись на западный фланг Сирийского флота халифата, они его смяли без особого труда и до вечера преследовали. Но там кто-то сумел уйти. От викингов же не ушел никто. Так сложилось, что Ярослав именно этот фланг решил окучивать. Поэтому корабли халифа шугались от этих «морских чудовищ», то есть русских джонок, и нарывались аккуратно на викингов. Где и гибли, принятые со всей теплотой и радушием. – Бойня… просто бойня… – тихо произнес Ярослав на закате, глядя на это качающееся на легкой волне поле кораблей. Загоревшиеся дромоны арабов уже давно утонули либо потухли. Остальные же… представляли собой жуткое зрелище. Арабские корабли были очищены от людей по старому обычаю викингов. То есть все, кто на них находился, были убиты. Эти впавшие в боевое безумие германцы просто не брали пленных, принося их жизнь в жертву своим богам. Да и зачем они им? С арабов выкуп им все равно не взять. Между безвольно дрейфующих судов плавали редкие тела умерших. Какие-то обломки, бочки и прочий мусор, вывалившийся с утонувших кораблей. А на самих судах шел сбор трофеев. С трупов и вообще. И викинги, и греки самым энергичным образом потрошили все, что могли. Снимая кольца, кольчуги и прочие полезные вещи. Спешили. Потому что утром флот двинется дальше. Ярослав и его люди в этом веселье не принимали участия. Свою долю им все равно выделят, согласно уговору. Обманут, конечно. Обязательно обманут. Но что-то ему все равно перепадет. А много с этих морячков ему и не требовалось, ведь он шел в этот поход совсем не за этими трофеями. Так зачем набивать свои корабли всем эти барахлом? Так что, убрав паруса, Ярослав расположил людей на отдых. Завтра будет новый день, и кто знает, что он принесет. Может быть, подойдет флот халифата из Туниса или критские пираты. Все эти грабежи хороши… но слишком уж опасны в сложившихся обстоятельствах… Глава 6 865 год, 24 мая, Александрия Раннее утро. Точнее, еще ночь. Ибо тьма не отступила перед солнечными лучами. И в этом мраке крупная лодка – шлюпка с джонки, – бесшумно скользя по волнам, пристала к северо-западному берегу острова Фарос. Ивар Бескостный и десяток его выборных ребят молча и деловито выбрались на сушу. Вытащили лодку, чтобы волной не унесло. И, накинув на плечи волчьи шкуры, стали тихо пробираться среди камней и руин этого острова. Землетрясение конца VIII века, как и многие предыдущие, раз за разом вгоняли постройки этого острова в сущее ничтожество. А власти уже много веков не уделяли им должного внимания и ремонта. И теперь там стоял только остов некогда величественного маяка – одного из чудес света – в окружении обломков древних построек и битого камня. Маяк не выдержал очередного землетрясения и частично обрушился. Прежде всего потому, что уже лет триста, ежели не больше, не получал должного ремонта и обслуживания. Некогда было. Некому. И не на что. Сначала кризис III века в Римской империи. Потом сложные годы прогрессирующего экономического кризиса, время от времени прорывающегося в политическую плоскость. Дальше хуже. Раскол империи. Потрясения. Нарушение старых торговых связей с впадшей в полное ничтожество западной частью державы. Бурление «субстратов» религиозного характера. И прочее, прочее, прочее. Из-за чего город усох. А из его старых обветшалых стен возвели новые стены, намного меньшей протяженности, что привело к уменьшению защищенной площади города более чем втрое. И, наконец, арабское вторжение как финал всей этой печальной пьесы. При арабах ситуация стабилизировалась. Началось возрождение торговли, рост города и вообще своеобразный ренессанс. Однако новые власти не стремились вкладывать ресурсы в город. Да, он рос и развивался. Зарабатывал огромные деньги. Но все, что с него удавалось стрясти, уходило в казну халифата и пускалось на его бесконечные войны… а последние полвека на кормление наемников, повисших тяжелым каменным ярмом на шее державы. Поэтому к 865 году остров Фарос напоминал какие-то руины после артиллерийского обстрела. Вроде кое-где просматривалось величие старых построек. Но только просматривалось и только сквозь битый камень и прочий строительный мусор. Ивар со своими людьми тихо крался среди камней, стараясь не издавать ни единого лишнего шороха. И не привлекать внимание тех часовых, что расположились возле остова маяка. Их там было всего ничего. Пять человек. И они клевали носом, не ожидая никакой опасности. Конечно, их руководству всю весну приходили послания и гонцы от халифа, требующего укрепить оборону и повысить бдительность. И поначалу это имело эффект. Но только поначалу. Очень быстро вся эта бдительность местных жителей достала и утомила. Ну и правда, чего бояться? Уже два столетия ни одна скотина не решалась напасть на этот славный город. Даже пираты и те – использовали Александрию только как торговый портал, на котором сбывали награбленное. Александрия была всем вокруг нужна и важна. И никто не смел поднять на нее руку. Один из самых крупных городов всего Средиземного моря. Он был способен посоревноваться в этом с самим Константинополем. Да, уступая. Но совсем немного и уверенно занимая второе место с дичайшим отрывом от претендента на третью позицию, от Рима. Ведь Рим тех лет лежал в скудности и ничтожестве. Многие его кварталы были пусты. А население легко и непринужденно помещалось в пределах стен, построенных еще в раннюю Империю. Хотя справедливости ради нужно отметить, Рим на голову превосходил все прочие крупные города запада Евразии. Он был крупнее их в той же степени, в какой Константинополь и Александрия обходили его самого в те дни. Но население – это просто население. Главная прелесть Александрии заключалась не в этом. В отличие от чуть более крупного Константинополя, выступавшего не только торговым, но и важнейшим военно-административным центром, этот город в дельте Нила был главным торговым пулом Средиземноморья. Через Сахару в Александрию везли медь, рабов, слоновую кость, орехи, перья страусов, кожи, меха экзотических животных, ценные породы дерева, золото, соль и прочее. Хотя, конечно, основной поток золота и соли шел из Западной Африки и попадал в Тунис, но и Александрии кое-что перепадало. Нильская торговля несла со своими водами огромные объемы зерна и прочего продовольствия, которым был славен Египет еще с античных времен. Главная житница Римской империи! Он и сейчас, в IX веке, выступал в этой роли. Причем аккумулировала Александрия потоки продовольствия не только из Египта, но из более южных областей, вплоть до Эфиопии… точнее Аксума, как называлось государство в тех краях. Кроме того, по этому торговому пути также поступали рабы, дерево, масла, сахарный тростник и продукты животноводства. А ведь Египет с античных времен был еще и центром хлопководства и выделки тканей, что не утратилось и к IX веку. И через рынок Александрии шло огромное количество этой материи. Через Красное море шла торговля со странами бассейна Аравийского полуострова и Индией. Ну и вишенкой на тортике выступал Великий шелковый путь, что завершался именно здесь – в Александрии. Со всеми, как говорится, вытекающими последствиями. Таким образом китайские товары поступали через рынок Александрии в Африку. А заодно персидские, армянские и прочие, что встречались по пути следования караванов. Вот и выходило, что Александрия в IX веке была не только самым крупным торговым узлом Средиземного моря, но и всей Западной Евразии. Настоящей жемчужиной Запада. Если рассматривать этот город в масштабах единого конгломерата Евразии и Африки. А Александрийский рынок рабов так и вообще превосходил всякие другие в это время на всей планете. По сравнению с ним даже работорговля Константинополя и Венеции выглядела жалким любительством и дилетантством. Здесь постоянно были тысячи и тысячи «говорящих животных» на продажу, которых свозили отовсюду и на любой вкус – от рыжих кельтов до черных, как уголь, негров Центральной Африки и выходцев из Юго-Восточной Азии. Благо, что дешевое продовольствие позволяло без проблем аккумулировать этот товар. А торговые склады? Они казались совершенно бездонными по меркам тех лет. Мало какие из них вмещались в пределах крепостной стены. Из-за чего вокруг нее раскинулся этакий чудовищных размеров «Черкизон» из разного рода халуп, забитых товарами до отказа. Рискованно? Безусловно. Но спокойная жизнь расслабила людей. Сделала их беспечными… Александрия была той самой курочкой, несущей золотые яйца, что обеспечивала благополучие сначала Византии, даже несмотря на полный разлад в делах. А потом и халифату, что погряз в бесконечных войнах и, как следствие, к IX веку испытывал тяжелейший экономический кризис, вызванный тяжелыми поборами и бестолковой внутренней политикой. Вот по этому славному городу Ярослав и решил ударить. Ибо нет ничего более болезненного в этом мире, чем удар ногой по кошельку… Легкий шорох. И из темноты к костру выскочили сразу несколько человек в волчьих шкурах, что скрывали их во тьме от отблесков света. И сразу ударили топорами по спящим и дремлющим. Те даже пикнуть не успели. Ивар не спешил с этим нападением. Ивар ловил момент. Он прошел ближе к стенам и, только убедившись в том, что на них нет ни единой души, решился с атакой на сонных постовых, что беспечно расположились у остова маяка. А потом один из его людей, зайдя за этот остов со стороны моря, начал махать двумя факелами, подпаленными от костра, подавая таким образом условные сигналы флоту. И тут же к острову устремилось несколько джонок, дабы на берег сошли самые боеспособные части сил вторжения – легионеры. Ивар же тем временем подошел к стене и, закинув на нее «кошку»[64], начал подъем наверх. Он, как и все его люди, был без доспехов и прочих громыхающих вещей, просто накинув большие черные волчьи шкуры, прекрасно скрадывающие их в этой южной темноте, превращая в смазанные, едва различимые силуэты. Первым поднялся сам Бескостный. Лег на слегка обветшалую и покатую стену. И замер, прислушиваясь. Тишина. Закрепив на стене еще одну «кошку», он сбросил ее конец внутрь укрепления и осторожно по ней спустился. Как и раньше, стараясь не создавать лишнего шума. А следом на стену уже лез его товарищ, очень скоро присоединившийся к своему конунгу. Потом еще один. И еще. Тихо. Аккуратно. Ни одного лишнего камешка не упало. Осмотревшись, эти «северные волки» вновь достали свои боевые топоры и устремились к воротам. Там, как и ожидалось, дремали стражники. Чего им бояться-то? Ворота закрыты. Там, на острове, еще один пост, который в случае чего поднимет шум. А торговый город спит, отдыхая после тяжелого трудового дня. Кто-то торговал, кто-то таскал грузы, а рабы и рабыни тихо плакали, стараясь не вызвать гнев своих владельцев… Язид ибн Абдалла аль-Хулвани проснулся под утро от пронзительных звуков буцины. Он вскочил на постели так, словно его обдали кипятком. Подбежал к окну. И на несколько секунд потерял дар речи. – LEGIO AETERNA VITRIX![65] – взревели удивительно единообразные бойцы, входящие в северные ворота, те, что выходили к острову Фарос и порту. Сверкающие шлемы, украшенные поперечными и продольными гребнями. Кольчуги с характерными наплечниками. И большие овальные щиты с веретеном удачи и молниями на красном поле. – U-U-U! – проревели эти бойцы. Вновь зазвучали пронзительные и весьма громкие буцины, которые, наверное, перебудили уже весь город. Забили барабаны. Язид не знал латыни. Но, став наместником Египта, он объехал вверенные ему халифом владения. И ему довелось увидеть много всякого рода фресок и изображений, оставшихся со времен старой Империи. Еще древней. Еще языческой. И он узнавал эту «птичку на палке», которую нес воин с накинутой на него шкурой какого-то хищника. Он узнавал эти щиты. Он узнавал эти силуэты воинов. Да, не такие, как на фресках. Но он был достаточно умен, чтобы понять – фрески не все изображают в должной степени точно. Похожие – и ладно. Он был правоверным мусульманином, и его немало раздражало изображение людей. Но, если бы не те изображения, он бы сейчас даже и не понял, что за войско вторглось в его город. А в порт Александрии заходил корабль за кораблем. Их было много. Очень много. И совершенно ясно, что эти «восставшие мертвецы» лишь предваряют вторжение. И все те увещевания халифа быть осторожными и бдительными встали на свое место… но было уже поздно… слишком поздно…