Слово взял князь Хованский: – А почему ты решил допустить наряд басурман на рубежи прямого обстрела гуляй-города? Ведь мой полк вполне может уйти ближе к передовому и встать в засаду. Когда Девлет потащит пушки, я все их выбью. Воротынский спокойно ответил: – В этом случае, князь, Девлет лишится только пушек, а мы потеряем очень многих воинов. Что твои две тысячи ратников против пяти туменов хана? Басурмане сомнут тебя и перебьют весь полк. После этого они смогут пойти к нашему левому крылу, где один князь Одоевский не справится с ними. В результате мы утратим два полка. Это нарушит порядок обороны, позволит крымчакам выйти к крепости не только спереди, но и с боков. Возникнет угроза окружения гуляй-города. Этого допустить мы не можем. А против наряда хана есть пушки князей Коркодинова и Сугорского, других полков. Тем более что долгий обстрел крепости Девлет-Гирей допустить не может из-за отсутствия нужного количества ядер. Вот если бы мы не уничтожили его обозы, тогда все было бы по-другому. При том, что имеет хан сейчас, он не сможет разбить гуляй-город, а вот наши пушкари нанесут ему большой урон. Хованский кивнул и присел на лавку. – У кого еще есть вопросы? Поднялся воевода плавной рати, сын боярский Григорий Чурко. – Извиняй, воевода, но ты ни словом не обмолвился о задании для стругов. – Да, но твоя очередь еще не настала, обожди. Григорий пожал плечами и сел. – У кого еще есть что спросить? – осведомился Воротынский. Вопросов больше не было. Главный воевода объявил совет закрытым, приказал всем готовиться к генеральному сражению. Начальники поднялись и направились на выход из шатра. – Князю Хворостинину и воеводе Чурко остаться, – сказал Воротынский, дождался, пока все вышли, и обратился к Дмитрию Ивановичу: – Хочу тебе отдельно задание объяснить. – Да оно и так понятно. – Я не говорил об особой дружине. Ты ведь держал бы ее в крепости, так? – Да. Она придана моему полку, значит, ей место в гуляй-городе. – Оставь дружину за крепостью. Хворостинин с удивлением посмотрел на главного воеводу. – Я не ослышался? Ты не намерен ввести ее в бой? – У Молодей не намерен, Дмитрий Иванович. – Ничего не понял. Ведь сражение будет здесь. – Не только. Верю, что сдюжим мы против орды, разобьем ее основные силы. И тогда будет что? – Крымчаки побегут! – Вот! А куда побегут? – Знамо дело, к бродам да перелазам, чтобы правым берегом Оки уйти в Дикое поле. – Верно. Отсюда и задание дружине. – Он объяснил Хворостинину, что следует делать. Тот наконец-то понял и этот замысел Воротынского, улыбнулся и заявил: – Вот это очень хорошо. – Я не буду звать боярина Бордака, определишь ему задание сам. – Сделаю. – Ступай, князь. Хворостинин вышел, Воротынский взглянул на воеводу плавной рати. – Вот и до тебя очередь дошла, Григорий Григорьевич. – Слушаю, князь. – Доложи-ка ты мне поначалу, где стоят твои струги. Чурко подсел к карте, сориентировался. – Вот здесь плавная рать. Два струга между Дракино и выходом к Серпухову, четыре от него до Каширы, выше Сенькина брода и перелазов у деревень, которые обороняла особая дружина. – Наслышан о том? – Как же. Наслышан. – Продолжай. – Два струга ниже по течению у Каширы. Сами суда средние, плоскодонные, длиной в полтора десятка саженей. Кроме гребцов да кормчих на них пушкари и обслуга, потому как на каждом борту установлено по пять полевых пушек, к ним заряды из дроба и мелко рубленного железа. Самое то для басурман, которые влезут в реку на переправах. – Ясно. Теперь смотри, Григорий. – Воротынский указал на карте место между селом Марьино и деревней Ропша, в десяти верстах ниже Сенькина брода. – Вот тут, как сообщили мне верные люди в стане хана, запасная переправа крымчаков. Идя на Москву, они ее не использовали, берегли на обратный путь. По ней басурмане хотели гнать в полон людей наших, захваченных на Москве. Там стоит охрана, пять сотен ногаев во главе с беком. Туда в случае нашей победы побежит множество крымчаков, может, и сам хан. Тебе надо вывести к переправе два струга и поставить их за излучинами. Там ждать нехристей. Объявятся – бей их в воде и на суше. – Но, воевода, с суши бить будут нас. Охрана перелаза наверняка успела там укрыться. – Об этом не беспокойся. Эти сотни до выхода беглецов не причинят тебе вреда. Воевода плавной рати пожал плечами. – Добро, князь, сделаю. Сам буду на одном из стругов у этой переправы. – До утра успеешь добраться до реки? – Ночью уже у своих буду. – Ну и ступай. Отпустив Чурко, Воротынский перекрестился на икону, которую всегда возил с собой, и прилег на лежанку. И боев не было, а устал пуще прежнего. Наверное, от дум разных. Хворостинин велел позвать в свой шатер боярина Бордака, князя Парфенова, сотников Гладина, Степана Петрова и Ефима Зуба из казачьего отряда. Ожидая их, он расстелил на столе карту. Когда они явились, он указал им на лавки у стола и проговорил: – Садитесь. Время позднее, но завтра его не будет вообще. В первую очередь доведу до вас решение военного совета. Хворостинин сделал это, и Парфенов сказал: – Все правильно. Ничего другого Михайло Иванович и не мог представить на совет. – Ну чего мог и чего не мог главный воевода, мы обсуждать не будем. Поговорим о задании особой дружины и отрядов, приданных ей, начальники которых находятся здесь. Всем вам надо сойтись в единый отряд, который вместе с малым нарядом будет насчитывать более трех сотен воинов. Завтрашнее сражение мы непременно выиграем. Иначе погибнет Москва, а с ней и вся Русь. В таком деле Господь нас не оставит. Завтра дело пойдет так. Мы отобьем первые, самые многочисленные налеты крымчаков. Девлет-Гирей бросит на нас последние силы. В это время большой полк обойдет басурман и ударит им в спину. Ордынцы, измотанные боем, этого не выдержат. Хан вынужден будет объявить отход, если до того его тумены не побегут сами. А куда? Конечно, к Оке. Глядите на чертеж. Вот село Марьино, а вот деревня Ропша. Это в каких-то десяти верстах ниже Сенькиного брода. В прошлом году в них наведались ногаи, и эти селения были брошены. Басурмане прознали про местный перелаз. Мы его не перекрывали, но и крымчаки там не переправлялись. Наверное, хан берег этот перелаз, как и некоторые другие. Теперь его прикрывает отряд ногаев, состоящий из пяти сотен. Татары начнут отход к Оке, подойдут к этому перелазу. На их уничтожение выйдут струги плавной рати воеводы Чурко. Они же перекроют Сенькин брод, перелаз у Дракино, другие места. Но чтобы струги могли бить крымчаков в воде, их надо защищать с суши, обеспечить им безопасность выхода на прямой выстрел. Бордак прервал Хворостинина: – Другими словами, особому отряду следует пойти к этой переправе и уничтожить пять сотен ногаев, которые его прикрывают. Я верно понял? Воевода передового полка кивнул. – Верно, Михайло. Но после того, как побегут татары! – А успеем ли мы дойти до переправы раньше их? Если татары побегут, то очень быстро. Хворостинин посмотрел на боярина и заявил: – А ведь ты прав, Михайло. Потерпев поражение, крымчаки, ногаи, да и прославленные янычары полетят к реке так, что не догонишь. Страх подгоняет. О том мы не подумали. Ладно я, но почему этого не просчитал главный воевода? – У него без того дел полно. На воеводе генеральное сражение, а тут какой-то отряд в три сотни, пусть и особый, – сказал Парфенов. – Скорей всего, так. Тогда я принимаю решение. Вам с рассветом идти туда, уничтожить заслон, переправиться, занять оборону на правом берегу. Тогда вы успеете и разобраться с ногаями, и сделать небольшое укрытие для пушек и пищальников. Бордак кивнул. – Это другое дело. Не сомневайся, князь, переправу возьмем. Только вот как нам установить сообщение со стругами?