– Извиняй, сейчас. – Тугай поднялся, оделся, ополоснул лицо, обнял товарища. – Ты откуда? – Из Москвы. – А почему здесь? Хотя признаю, глупость спросил. Ясно, что царь послал. Я очень рад видеть тебя. Как семья? Выжила в прошлом году? Бордак помрачнел. – Выжила. Люди Василя Парфенова, моего помощника и друга, успели вывезти рекой в вотчину. – Это хорошо. А чего нахмурился? – Алена на сносях была, покуда я выполнял наказ царя, родила… Тугай прервал Бордака: – И кого? – Мальчика. – Как назвали? – Никак. – Почему? – Потому что родился он мертвым. – Соболезную, Михайло. Алена поди волосы на себе рвала? – Помереть хотела. Да стерпела боль. Отошла. – Да, новости. Ты на лавку за стол садись, чего стоять-то? Бордак сел, напротив устроился Тугай. – Такие, значит, дела? А тут какое задание имеешь? – продолжил допытываться Осип. – Дружина моя по разряду придана передовому полку. Князья Хованский и Лыков пошли прямо в Калугу, а отряд со вторым воеводой князем Хворостининым двигался по Оке. Смотрели броды, перелазы, как службу станицы и сторожи несут. Так и добрались до крепости. А наместник сказал, что посольский человек из Крыма во дворце отдыхает. Я сразу спросил, кто это, и пришел сюда. – Посольство наше Девлет выгнал, пред тем унижал как только мог. Хорошо, что хоть не загубил никого, отпустил в обмен на крымских вельмож, которые на Руси в полону были. Я с посольством уйти не мог. Причину сам знаешь. Притаился на подворье Ризвана, потом свата его Алая, отца Гульшеня. Надо было заполучить сведения о том, когда, каким войском и как пойдет Девлет-Гирей на Москву. – Заполучил? – Иначе не ушел бы. Курбан помог. Свел с мурзой Азатом, тот и рассказал о походе. Пришлось мне отдать ему все деньги, которые у меня были. – Как же ты прошел Крым, Перекоп, Дикое поле? – Припасами и деньгами меня Ризван снабдил, бумагами – Курбан. Тяжко было. Дважды едва не попал к крымчакам. Обошлось, и слава Богу. – Чего прознал-то, поведаешь? – Тебе расскажу, ты и сам там, в Крыму, маялся. А вот наместнику и воеводе передового полка я не открыл того, что они знать хотели. Не для них те сведения. – Ну, Осип, не тяни, говори. Тугай прошел до двери опочивальни, открыл ее, осмотрелся, вернулся на место. – Нерадостные вести, Михайло. Девлет в Крыму собрал более пятидесяти тысяч воинов. У всех оружия полно, доспехи новые, по два-три коня. В конце мая они двинутся к Перекопу. А там уже стоят ногаи Теребердея, отряды адыгов и черкесов. Это еще тысяч сорок. Да и султан янычар Девлету прислал. Их где-то десять тысяч. Это, почитай, два наших полка. Так что сто тысяч, а то и боле собака Девлет привести на Русь может. Слабость его в том, что мало орудий, особенно осадных. Да и пищали крымчаки с горцами не жалуют. Привыкли к саблям, лукам, копьям. – Значит, в начале июня орда двинется на Русь? – Да, где-то так. – А каким путем? – Это уже не тайна. Девлет до того заважничал, что вслух объявил – орда пойдет от Перекопа на Тулу по Муравскому шляху. Часть войска сократит путь Изюмским. Обходить русскую рать на этот раз хан не намерен. Не видит смысла. Этот пес уверен в том, что мы не сможем дать ему достойный отпор. Думаю, не так уж он и ошибается. Я посмотрел на передовой полк, поговорил с третьим воеводой, князем Михаилом Лыковым. Оказывается, в полку всего четыре с половиной тысячи ратников. Это с казаками, рязанскими, смоленскими и епифанскими стрельцами да малой плавной ратью вятичей. Слыхал я, Иван Васильевич смотр войска проводил. В нем оказалось всего двадцать тысяч ратников. Так это? Бордак кивнул. – Так, но это лишь пять полков. У царя в запасе есть еще войска. – Много? – Это знает только он. Главный воевода боярин Воротынский говорил о десяти тысячах из западных крепостей и таком же числе служилых татар. Кроме того, на засечной черте, в станицах и сторожах еще тысяч двадцать наберется. – Станицы и сторожи в полки не собьешь, у них забота другая, и растянуты они на всю засечную черту. К селениям своим привязаны, к семьям. Что ни говори, а спасать их сторожа наперво будут. Войско из крепостей – это уже дело. Но опять-таки мало этих сил. Если бы царь вывел из Ливонии хотя бы тысяч двадцать. – Он лучше нас с тобой знает, что делает. – Покоя нет от мыслей о том, что дальше будет. Сегодня нам проигрывать нельзя. Не только Москву, всю Русь потеряем. Бордак повысил голос: – Я не узнаю тебя, Осип. Почему малодушничаешь? Ты? Отчаянный, храбрый воин. – Да не малодушничаю я, Михайло. На душе беспокойно. – Не у тебя одного. Однако в этом году все мы знаем цену поражения. Как и победы. В этом та сила, тот боевой дух, которого нет у крымчаков. Слишком уж зазнался Девлет. Зря он русскую рать ни во что не ставит. Уверен, это его и погубит. – Эх, Михайло, мне бы твою уверенность. – А ты верь, Осип. Русь под крымчаками не будет. Разобьем басурман проклятых. Тугай улыбнулся. – А ты все такой же. Это хорошо. Но положение, Михайло, тяжкое. – Это мне известно. А почему, скажи, царь ставку свою в Новгород перенес? – Не слыхал о том. – Там он и казна царская. А Новгород государь выбрал, потому как оттуда может управлять войсками и у Москвы, и в Ливонии. Коли дела тут пойдут худо, будь уверен, Иван Васильевич все войска снимет с запада и пошлет на крымчаков. – Но тогда поляки в спину ударят. – Покуда они разворачиваться будут, побьем крымчаков, а там и поляков с литвинами встретим. – Ладно. Что будет, одному Господу известно. Позавтракаешь со мной? – Ты никак уезжать собираешься? – Да, да только теперь не знаю куда. О том мне князь Хованский сказать должен. – Ну коли ты из Крыма ушел, то по своим землям и до Москвы, и до Новгорода доберешься. – Это так. А завтракать-то будешь? – Конечно. – Тогда пошли в храм, помолимся, заглянем в столовую, потом отправимся к воеводе передового полка. После молитвы и трапезы Тугай предстал перед Хованским. Тот велел ему идти в Серпухов к главному воеводе Михаилу Ивановичу Воротынскому. Бордак проводил друга до моста чрез овраг. Там они и расстались. После этого первый воевода передового полка позвал Михайло к себе. Бордак поспешил во дворец. Там его ждали все воеводы передового полка. – Мы посоветовались, решили не дожидаться, покуда Девлет поведет свою орду на Русь, и еще больше укрепить береговую засечную черту, – сказал Хованский. – Твоя дружина будет пополнена еще тремя десятками, начало над которыми я возлагаю на князя Парфенова. Он должен будет вывести их к Колчину броду и закрыть его. Тебе же, Михайло Алексеевич, с прежними силами предстоит выйти в Ванькино и держать Рудов перелаз. Для возведения укреплений, засек, валов, тынов привлечь местных жителей, из них же создать отряды обороны перелаза и брода. При надобности к вам быстро подойдет полк князя Хворостинина. Однако главный удар, если татары нанесут таковой, придется отражать дружинам и ополчению. Надо убрать из селений баб, стариков, детей. Пусть об этом позаботятся станичные головы. Это их дело. – Но, князь, крымчаки наверняка двинутся поначалу к Серпуховской переправе и к Сенькину броду. Только там они могут перелезть через Оку большой ратью, переправить обозы, – проговорил Бордак. – О Серпуховском перелазе не беспокойся, его есть кому защитить. А Сенькин брод прикрывают сотни полка князя Ивана Петровича Шуйского. – Ты сказал «сотни». Почему не весь полк?