Владычица! что вздумали! Чуть мироеда этого Не назвала я нехристем, Вся закипела я… Да лекаря увидела: Ножи, ланцеты, ножницы Натачивал он тут. Вздрогнула я, одумалась. – Нет, – говорю, – я Демушку Любила, берегла… — «А зельем не поила ты? А мышьяку не сыпала?» – Нет! сохрани Господь!.. — И тут я покорилася, Я в ноги поклонилася: – Будь жалостлив, будь добр! Вели без поругания Честному погребению Ребеночка предать! Я мать ему!.. – Упросишь ли? В груди у них нет душеньки, В глазах у них нет совести, На шее – нет креста! Из тонкой из пеленочки Повыкатали Демушку И стали тело белое Терзать и пластовать. Тут свету я невзвидела, — Металась и кричала я: – Злодеи! палачи!.. Падите мои слезоньки Не на землю, не на воду, Не на Господень храм! Падите прямо на̒ сердце Злодею моему! Ты дай же, Боже Господи! Чтоб тлен пришел на платьице, Безумье на головушку Злодея моего! Жену ему неумную Пошли, детей-юродивых! Прими, услыши, Господи, Молитвы, слезы матери, Злодея накажи!.. — «Никак, она помешана? — Сказал начальник сотскому. — Что ж ты не упредил? Эй! не дури! связать велю!..» Присела я на лавочку. Ослабла, вся дрожу. Дрожу, гляжу на лекаря: Рукавчики засучены, Грудь фартуком завешана, В одной руке – широкий нож, В другой ручник – и кровь на нем, А на носу очки! Так тихо стало в горнице… Начальничек помалчивал, Поскрипывал пером, Поп трубочкой попыхивал, Не шелохнувшись, хмурые Стояли мужики. – Ножом в сердцах читаете, — Сказал священник лекарю, Когда злодей у Демушки Сердечко распластал. Тут я опять рванулася…