Поехал ночью Тихоныч, Поймали, – полумертвого Подкинули в сарай… Как велено, так сделано: Ходила с гневом на сердце, А лишнего не молвила Словечка никому. Зимой пришел Филиппушка, Привез платочек шелковый Да прокатил на саночках В Екатеринин день [71], И горя словно не было! Запела, как певала я В родительском дому. Мы были однолеточки, Не трогай нас – нам весело, Всегда у нас лады. То правда, что и мужа-то Такого, как Филиппушка, Со свечкой поискать… «Уж будто не колачивал?» Замялась Тимофеевна: – Раз только, – тихим голосом Промолвила она. «За что?» – спросили странники. – Уж будто вы не знаете, Как ссоры деревенские Выходят? К муженьку Сестра гостить приехала, У ней коты [72] разбилися. «Дай башмаки Оленушке, Жена!» – сказал Филипп. А я не вдруг ответила. Корчагу подымала я, Такая тяга: вымолвить Я слова не могла. Филипп Ильич прогневался, Пождал, пока поставила Корчагу на шесток, Да хлоп меня в висок! «Ну, благо ты приехала, И так походишь!» – молвила Другая, незамужняя Филиппова сестра. Филипп подбавил женушке. «Давненько не видались мы, А знать бы – так не ехать бы!» — Сказала тут свекровь. Еще подбавил Филюшка… И всё тут! Не годилось бы Жене побои мужнины Считать; да уж сказала я: Не скрою ничего! «Ну, женщины! с такими-то Змеями подколодными И мертвый плеть возьмет!» Хозяйка не ответила. Крестьяне, ради случаю, По новой чарке выпили И хором песню грянули Про шелковую плеточку.