Гусь двинулся в сторону кабинета. Тот тоже пострадал от огня, но гораздо меньше, даже бар уцелел, только слегка обгорел. Наверное, пожарные быстро подоспели. Гусь открыл дверцу и достал первую попавшуюся бутылку. Это был французский коньяк. Гусь сорвал пробку и сделал большой глоток. Коньяк был теплый, но Гусь не ощущал ни вкуса, ни температуры. Он мучительно размышлял. Сгоревшая мастерская – еще полбеды. Тем более она застрахована. А вот сгоревший автомобиль Обреза – это даже не беда, это катастрофа. Своего «феррарыча» авторитет Гусю не простит. Можно только догадываться, какой будет месть Обреза. Возможно, она примет самые жестокие формы, и смерть покажется Гусю счастьем после чудовищных мучений. Но кто эти загадочные поджигатели, почему они выбрали именно его мастерскую? Ведь у Гуся не было ни с кем серьезных конфликтов. Тут у Гуся промелькнула смутная догадка, но он утопил ее новым глотком алкоголя. Вскоре бутылка опустела наполовину. Гусь вдруг хитро улыбнулся и шагнул к окну. Уедет он сейчас к чертовой матери! От ментов, от Обреза. Гусь тяжело перевалился через подоконник, спрыгнул, не удержался на ногах, упал и с решимостью пьяного человека поднялся. Через минуту он уже сидел за рулем своего «лексуса». Взревел мотор, и легковушка резво рванула с места. Стрелка спидометра быстро переползла шестидесятикилометровую отметку и устремилась выше. Машин в ночном городе было мало, светофоры подмигивали желтым, и Гусь давил на газ. Внезапно у обочины нарисовался человек в форме, требовательно замахавший палочкой. – И ты, сука, туда же! Всем вам от меня что-то надо! – рассвирепел Гусь и повернул руль вправо. Он хотел только пугнуть инспектора, но подсознательное желание, освобожденное алкоголем, сделало свое черное дело. Поворот руля оказался чуть сильнее, не успевшего отскочить инспектора ударило правым крылом, и он отлетел в сторону. – Вот сука! – повторил Гусь, теперь уже с явным испугом. Он даже слегка протрезвел, когда до него дошло, что он натворил. А сзади уже слышался вой сирены и вспыхивали проблесковые маячки. Напарники пострадавшего инспектора устремились в погоню. Гусь еще добавил скорости. Редкие водители, увидев в зеркале заднего вида стремительно мчавшуюся легковушку, жались к обочине. И хотя окна в «лексусе» были закрыты, мощный поток встречного воздуха словно остудил Гусю голову, к нему вернулась та мысль, которую он заглушил коньяком. Охотились не за его мастерской, охотились за машиной Обреза! Это же очевидно, ясно с первого взгляда. Несопоставимы фигуры Гуся и авторитета. Несопоставимы силы врагов одного и второго. И если на секундочку предположить, что нашлись у Гуся злобные недоброжелатели, решившие сжечь мастерскую, они бы мигом ретировались, увидев «феррари». Только последний идиот отважился бы сжечь легковушку Обреза. Идиот или человек, бывший с авторитетом на ножах, равный ему по влиянию. То есть Гусь случайно угодил под раздачу, и Обрез мог это понять, даже вычислить истинных поджигателей. Конечно, и Гусю бы досталось, но до пыток со смертоубийством не дошло. Эх, поздно он сообразил, слишком поздно! Если гаишник погиб, он влип по самую тыковку. Как говорится, хрен редьки не слаще, за убийство мента при исполнении влепят на всю катушку. Надо уходить от погони, а там как карты лягут. Бабки он в банк не клал, они заныканы в надежном месте, авось перекантуется. «Лексус» стремительно приближался к Кольцевой дороге. Он уже миновал развязку и выскочил к трассе. В этот момент к повороту приближался тяжелый «КамАЗ». – Проскочу! – решил Гусь. Ему это почти удалось. Грузовик ударил легковушку по касательной, точно так же, как «лексус» гаишника. Но и этого вроде бы легкого удара хватило. «Лексус» отбросило в сторону, он стремительно врезался в ограждение и покатился дальше, вниз по склону. Подушки безопасности сработали, но Гуся это не спасло. Глава 25 В дверь постучали. Сквозняков медленно поднял голову и громко сказал: – Входите! На пороге возник старичок, по виду еще довольно бодрый, в джинсах и кроссовках. – Я говорил с главным инженером, а он направил меня к вам, – сказал он. – В чем проблема? – доброжелательно поинтересовался Сквозняков. – У нас под окнами вторую неделю стоит брошенная машина. Я говорил дворникам, а они не реагируют. – Брошенная машина – это не к нам, это в милицию, – Сквозняков проговорил фразу умышленно медленно, заподозрив визитера в начинающемся старческом слабоумии. – Нет, она совсем брошенная, с нее все поснимали и оставили. – Ладно, – Сквозняков нехотя поднялся. – Идем взглянем. Выйдя из домоуправления, старичок двинулся добрым шагом. – По утрам он бегает, что ли? – подумал Сквозняков, едва поспевая. Вскоре они оказались на широкой полосе между шоссе и домами. Здесь планировалось возвести еще один ряд жилых зданий, но пока местность представляла собой то ли крошечный парк, то ли пустырь с редкими деревьями. – А вот и машина. Сквозняков увидел перед собой проржавевший остов древнего «жигуленка». С машины сняли все, что только можно было снять, и бросили за домами. По-хорошему следовало вычислить хозяина и заставить его отвезти свое добро на свалку. Но это же столько возни. Сквозняков уже с неприязнью взглянул на старичка. Делать ему нечего на пенсии, вот и шляется, жалуется. Он зашел во двор и, пошарив взглядом, увидел одного из дворников. – Эй, Алимжон! – позвал он. Дворник подошел и робко заметил: – Я не Алимжон, я Мустафа, насяльник. Слово «начальник» прозвучало почти как в известном сериале, но Сквозняков уже к этому привык и даже не усмехнулся. – Какая разница, как тебя зовут! Иди за мной… Ты это видишь? – указал он на автоскелет. – Вижу, насяльник. Это не наша участка, это вообще ничей участка. – Ты мне права не качай. Уберите его куда подальше, иначе… – Сквозняков не закончил фразу, знал, что неопределенная угроза страшнее конкретной. Вполне довольный собой, Сквозняков вернулся в домоуправление. Работал он здесь уже шестой год, и все благодаря Ефимову. Тот, закончив университет, быстро пошел в гору – помогли корочки помощника депутата. Некоторыми связями Виктор успел обрасти еще во время учебы, но теперь их стало значительно больше. Как говорили люди определенного рода занятий, Ефимов забурел, однако не зазнался, не задрал нос, а, как и прежде, всегда охотно общался со старым другом. Правда, у Олега частенько возникали смутные подозрения: не оттого ли так любезен с ним Виктор, что их связывает постыдная тайна, и достаточно Сквознякову выдать ее одному человеку, как мигом рухнут некоторые планы Ефимова, к осуществлению которых Виктор оказался близок, как никогда. Однажды Ефимов подкатил к Олегу, прозябавшему мелким клерком, с выгодным предложением: – В новом микрорайоне открывается жилконтора. Хочешь устроиться туда маленьким начальником? – Но у меня нет никакого образования, – осторожно заметил Сквозняков. – Вот поэтому и предлагаю тебе должность маленького начальника. Будь у тебя образование, стал бы начальником побольше. Правда, это не близкий свет, пока будешь ездить общественным транспортом, но скоро пересядешь на машину. – Что, хорошая зарплата? – поинтересовался Олег. – Зарплата маленькая, зато деньги большие, – загадочно ответил Ефимов. В том, что за деньги и откуда они берутся, Сквозняков разобрался быстро. Благо по сути своей он являлся человеком, не сильно обремененным нравственными принципами. По должности Олег отвечал за чистоту и порядок на вверенной территории. Если оставить в стороне некоторые нюансы – руководил дворниками. И вот тут открывалось не то чтобы золотое, но уж точно серебряное дно. В Златоглавую тянулись граждане со всего бывшего Союза и даже некоторых прилегающих окрестностей. Среди них хватало нелегалов. Вот за нелегалов, прежде всего из Средней Азии, Сквозняков и ухватился. Это было не его «ноу-хау», ушлые руководители низшего звена давно сообразили, как обогатиться за счет нелегальных мигрантов. Их следовало взять на работу, но неофициально, за часть зарплаты. А официально оформить дворниками своих близких родственников и даже мертвых душ. Сквозняков так и поступил. Если верить ведомости, в его подчинении находились сплошь славяне, а если выйти на улицу в тот час, когда дворники убирали территорию, нельзя было увидеть ни одного русского лица. Своих тружеников метлы и совка Сквозняков временно разместил в пустующем подвале. Там не было элементарных удобств, которые пришлось устраивать на скорую руку. Сделав врезку, провели воду, вкрутили несколько электрических лампочек. Азиаты достали раскладушки, которые с наступлением отопительного сезона придвигали вплотную к горячим трубам. В межсезонье бедолаги здорово мерзли. Еще бы, у них на родине снег выпадал крайне редко. При этом они умудрялись серьезно не болеть. Сквозняков читал, что на войне у солдат проходили хронические заболевания, они страдали только от инфекций. Возможно, гастарбайтеры чувствовали себя как на фронте или в тылу врага, поэтому всевозможные хвори обходили их стороной. Как говорится в старом анекдоте, десять старушек – уже рубль. Так и Сквозняков. Вроде с каждого нелегала имел достаточно скромную сумму, но за всех вместе набегало изрядно. Как и предсказывал Виктор, уже через год Олег ездил на новенькой иномарке. При этом по некоторым мелким деталям случайно просочившейся информации он понял, какие серьезные деньги можно делать в запущенном, разваленном коммунальном хозяйстве. Начальник жилконторы ездил на «порше», главный инженер владел стотысячной «ауди». При этом зарплаты позволяли им накопить разве что на «Жигули». Способов обогатиться имелось великое множество, и с каждым годом их число только увеличивалось. Вначале по неопытности Сквозняков изрядно побаивался, ведь его проделки с дворниками мог играючи разоблачить любой знающий человек. Но очень быстро выяснилось, что знающие люди ворочают своими, куда более серьезными делами и разоблачать Сквознякова им недосуг. Кроме того, они опасались эффекта бумеранга. Заставишь Сквознякова убрать нелегалов, а он накатает бумагу о твоих махинациях. Нет, ворон ворону глаз не выклюет, а если заведется случайно в их стае белая ворона, от нее главное вовремя избавиться. Разные проверяющие-надзирающие тоже ведь свои люди. И с ними почти всегда происходила одна интересная вещь, до сих пор не изученная наукой. Стоило в их кармане оказаться некоторой сумме – и проверяющие внезапно теряли зрение, слух и умение логически мыслить. Ведь большинство махинаций были просты и незатейливы, как монгольский калькулятор. Допустим, выделялись огромные деньги на капитальный ремонт сразу нескольких зданий. И ремонт проводился – только на бумаге. На самом деле все ограничивалось косметическими работами. А разницу – миллионы рублей – клали себе в карман начальники. Они же создавали некие фирмочки, оказывающие различные услуги. Фирмочки эти работали по заоблачным тарифам, более чем устраивавшим руководство жилконтор. Секрет был прост. Фирмочки возглавляли ближайшие родственники начальства: их дети, жены, братья. И такой паразитический симбиоз опутал сплошь весь одряхлевший организм коммунального хозяйства. Сквозняков на фоне матерых расхитителей выглядел жалким неудачником, однако и ему хватало на кусок хлеба с маслом и икрой. Только красной. Глава 26 Юрия хоронили в закрытом гробу. Безутешные мать с отцом не могли даже в последний раз поцеловать сына. Орехов, сохранивший остатки самообладания, как мог поддерживал жену. Геннадий прошел Афганистан, он видел смерть друзей, но даже этот горький опыт не шел ни в какое сравнение с потерей единственного сына. Рублев находился чуть позади Орехова, в группе бывших «афганцев». Их собралось довольно много, хотя почти никто не знал погибшего. Сказывалось военное братство, готовность разделить боль с товарищем. Они молча стояли близ могилы, молча бросили по горсти земли на крышку гроба. Только затем, когда они вышли с территории кладбища и закурили, Подберезский скорбно заметил: – Отец вон побывал в десятках передряг и благополучно вернулся домой, а сын погиб на своей земле в мирное время. – Он хотел стать офицером, – заметил Комбат. – Кто, Юра? – Да. – А я и не знал. Думал, что он пойдет по отцовским стопам, займется компьютерным бизнесом. Сейчас же все молодые мечтают о том, как бы побольше заработать. – Как видишь, не все. Остались еще ребята, выбирающие сердцем, а не циничным расчетом. И очень горько, когда обрывается такая замечательная молодая жизнь. На поминках, когда родственники чуть пришли в себя после выпитого, Комбат узнал некоторые интересные подробности случившегося. Юрий был случайной жертвой – в этом не было сомнений с самого начала. Но Рублев долго не мог понять: откуда такая жестокость? Разве стоила мастерская человеческой жизни? Если неизвестные хотели крепко насолить ее хозяину, они могли подыскать иной вариант. В крайнем случае имеются другие методы: запугать охранника, наставив на него оружие, связать, оглушить. Зачем убивать-то было? Ведь преступники должны были понимать, что убийство – гораздо более тяжкое преступление, чем поджог, тут и искать будут усерднее, и срок дадут больше. Неужели они полные отморозки? Затем Комбату пришла в голову другая мысль. А что, если собирались именно убить Орехова, а поджог совершили для отвода глаз? Следствие кинется искать поджигателей, рассматривая этот мотив в качестве основного, а истинные причины преступления останутся неизвестными. И убийцы сумеют ускользнуть от правосудия. Но эта версия быстро отпала. На поминках Борис узнал, что нападавшие сожгли очень дорогой автомобиль, по слухам принадлежавший матерому уголовнику. Вот теперь все, кажется, встало на свои места.