Глава 2. Гадание Костер прогорел, оставив на месте пляшущего огня горстку багровых мерцающих углей. Лесная поляна почти погрузилась во тьму. Давно остыл обед из перетертого с черникой и жиром сушеного мяса – дорожной еды, которую нойда накидал в берестяной туес, сварил, да и забыл о ней. Сейчас он сидел возле кострища, пристально глядя на разложенные в замысловатом порядке малые сейды. В каждом сидел дух, и с этими духами следовало договориться. Один из сейдов как раз упрямился – не хотел ни ползти, ни прорицать. Нойда пристально глядел на него, и крылья его носа раздувались от гнева, а из горла доносилось глухое клокотание. В основном он хотел припугнуть сейд, но и в самом деле понемногу начинал злиться. Этот камень давно уже проявлял упрямство и непослушание, и пора было прищучить его. – Ты! – нойда наклонился и ударил кулаком по земле рядом с дерзким камнем. – Если не станешь отвечать, сделаю с тобой то же, что с твоим братом! Он тоже отказывался меня слушаться, а теперь лежит на дне ручья, разбитый на девять частей! Он снова взял камень, кинул его в середину выложенного на земле узора, нахмурился. – Как не мертвец? – пробормотал он. – А кто? Потом смешал камни и кости, собрал их в кожаный мешочек и задумался. Нойда представил себе девушку, которую никогда не видел. Вероятно, она похожа на сестер. Словенские девицы вызывали у молодого шамана двойственные чувства. Высокие, большеглазые, нежно-розовые, как цветы брусники… Саамские девицы совсем другие. «Но почему мы поем о прекраснейшей деве севера, белой и румяной, подобной зимнему утру?» Нойда прикрыл глаза, вспоминая слова песни… Восходит солнце, розовеет снег… И вдруг словно туча в ясном небе, надвинулась тень из леса. Мертвый охотник! Как же его влечет эта заря! Веки нойды крепко сжались. Спина дернулась и выпрямилась, будто натянутая веревка. Пальцы стиснули мешочек с непослушным сейдом и его собратьями. Все существо шамана охватило знакомое чувство, к которому не привыкнуть, приди оно хоть тысячу раз. Будто кто-то начал бить в бубен. Поплыли плавные, гудящие удары – бумм, бумм, бумм! А на самом деле – это стучало его сердце. «Сайво-ворон, сюда!» – губы сами шевельнулись, призывая духа-разведчика. Бумм, бумм, быстрее, быстрее, лети! На миг нойда ощутил себя полым, как прогнивший ствол, в котором бьется не находя выхода, ледяной ветер. И вот он нашел отверстие наверху, вырвался, выкинул его из тела и понес… * * * Внизу проплывали леса – мохнатая черная шкура, укрывшая спящую землю. Сердце нойды где-то там, далеко, колотилось страшно быстро. Но дух был совершенно спокоен, разум холоден и внимателен. Он летал так много раз. Раскинутые черные крылья резали ветер. Он чувствовал приближение чего-то огромного, студеного – туда-то его и несло. На полночь, к северу. Лес пропал. Внизу потянулись однообразные белые просторы. По ним извилистыми волнами гуляла поземка. «Это море, – догадался он, приглядевшись. – Уже замерзло? Но ведь морозов не было…» И все же это было оно, Ильмере – море Ветра. Ворон-сайво опустился ниже. Теперь он скользил вдоль края моря, над долгими, высоченными, будто ножом отрезанными обрывами. На отвесных склонах снег не держался, и разведчик с удивлением разглядывал невиданные скалы. Когда-то нойде в руки попала чужеземная книга. Когда он понял, что это – был глубоко поражен увиденным. Эти кручи казались такой ж старинной книгой, разорванной надвое – и поди пойми, что в ней написано. Пожалуй, узоры родились в самом камне! Память древнейших времен; чудовища и боги народов, от которых даже следа не осталось… Внезапно в каменной стене возник разрыв. Внизу глазами ворона нойда увидел глубоко вдающийся в сушу залив, перед ним – полосу берега, усыпанную галькой. И там, на берегу, стояла старая, потемневшая от времени рыбацкая избушка. Вот оно! В тот же миг молодой саами вздрогнул всем телом. Ворон с хриплым криком метнулся в сторону, уходя прочь от моря. Дух вернулся в тело так быстро и болезненно, будто его вколотили туда ударом сапога. Нойда упал лицом вниз, перегнулся пополам и скорчился от боли, ощущая на губах вкус крови. Наконец шаман выпрямился и распахнул глаза. Тихо мерцали угли в костре – стало быть, он летал совсем недолго. Вещие камни в мешке шевелились, тихо стуча один о другой. Он схватил мешочек, спрятал в котомку. – Все! – тяжело выдохнул он, прогоняя видение огромной сухой когтистой лапы, которая белым призраком потянулась за ним из моря. «Что это за нечисть?!» Одно он успел понять – что бы ни сидело в той избушке, оно куда сильнее, чем он предполагал. Нойда огляделся. Где же сайво-ворон, его верные глаза и крылья? Не видать. Спрятался, должно быть. И теперь наверняка еще долго не покажется, как его ни зови. В сущности, нойда его вполне понимал. Он сел поудобнее, зевнул, потянулся за туеском с отваром. Приготовился спокойно обдумать то, что видел, и затем лечь отдыхать. Но вдруг замер, не донеся туеска до рта. – Эй, ты там, – негромко крикнул он, покосившись на кусты у края поляны. – Вылезай. * * * Кусты зашевелились, и на поляну выбрался невысокий, худой парень. Лицо его было бледно с перепугу. – Ты это…здоров? – осторожно спросил он, не спеша приближаться. – Тебя так корежило, смотреть жутко…Помочь не надо? Может, водицы? Нойда с досадой отмахнулся. – Иди сюда. Да не бойся. Как тебя зовут? – Зуйко кличут… Парень замялся. – Я тебя узнал, – сказал шаман. – Ты меньшой сын кормщика. Чего хотел? Парень подошел к костру, с опаской поглядывая на страшного колдуна. – Поговорить с тобой, – сказал он, садясь поодаль. – Я при батюшке не стал, он бы меня побил… Нойда молчал ждал. Зуйко вздохнул. – Словом, ходили мы туда с братом… – К избушке под обрывом? Паренек моргнул. – А ты откуда знаешь? А, прости. Конечно, знаешь, ты же вещий. – Не тяни, рассказывай. – Проклятое место! – Зуйко, будто что-то вспомнив, содрогнулся. – Батюшка туда ходить не велел. Сказал, до утесов дойдете, не догоните их – сразу назад. Ну, мы тогда не догнали. А недавно старшак говорит – давай сходим поглядим, пока снег не лег. Ну, пошли мы опять на обрыв. Старшак наверху с луком сторожить остался, а я лазаю ловко, чуток спустился… – Там есть хоть какая-то тропа? – деловито уточнил нойда. – Да, скверная, но почти до низу, а дальше большие камни, как будто от обвала. А за ними уже бережок и изба. Вот я до первого валуна спустился, выглянул, а там… Паренек зыркнул блестящими глазами на чужеземного колдуна. Ишь, сидит как деревянный истукан, не шелохнется. Глаза прищурены – поди догадайся, что у него на уме. – Знаешь, что там видел? Сестрицу и мертвеца! – Того, нурманского воина? Зуйко кивнул. – Нурман вылез из моря, – зашептал он. – Прямо из воды вышел – и к сестрице, а она давай с ним обниматься! Весь белый, брр, как вспомню… – парня передернуло. – А Славуша с ним целуется, как с мужем… Глаза б не глядели! Пальцы нойды сами полезли в поясную суму за пахучим травяным шариком. – Давно это было? – Луны две назад.