Когда супруги, обнимая друг друга за плечи, скрылись в лесу, нойда лишь хмыкнул. И подумал, что ему тоже пора уходить из этих неприветливых мест. Оадзь не пропадет – даже если Радко не прибежит к ней вечером, так придут из озера детки… У Радко дела плохи, не надо быть шаманом, чтобы предсказать его судьбу. Но как спасать человека, который не желает быть спасенным? «Будто где-то трещина, и жизнь в нее утекает… Здешний мир надломился, – размышлял нойда. – Вот поэтому меня и тянет уйти! Кого угодно прочь потянет. И лесовики-словене скоро деревню свою бросят и уйдут – а не бросят, им же хуже. Люди уходят – нечисть занимает их место… И оадзь тут ни при чем… Что-то ее сдернуло из родных мест и сюда привело…» Нойда поглядел на распахнутую дверь избушки, где крепко спала исцеленная его пением женщина-лягушка. «Да она тут, похоже, такая же жертва, как и Радко!» – подумал он. Как ни хотелось саами поскорее уйти прочь от озера, – он не забыл, кто в нем прячется, – вначале следовало сделать кое-что очень важное, и час был самый подходящий. Нойда нашел ровное сухое место, уселся там, расстелил перед собой четырехугольный кусок кожи, хранимый нарочно для гаданий, и высыпал на него малые сейды – пестрые окатанные голыши. Сейчас их у него было пятнадцать. В разное время бывало больше и меньше. Малые сейды были живыми, порой они болели и умирали, порой вредничали, уставали, даже иногда обижались… В отличие от духов-сайво, которых нойда заклинал и подчинял себе их истинными именами, воля малых сейдов оставалась свободной. Какое гадание, если камни будут говорить лишь угодное шаману? Нойда окинул взглядом камни, убрал из кучки один треснувший, отложил в сторону. Собрал остальные в горсть, прижал ко лбу и несколько мгновений сидел так, покачиваясь и шепотом обращаясь к обитавшим в камнях духам. Потом высыпал на квадратный лоскут, распределил на три кучки – каждая соответствовала одному из миров, – и стал наблюдать. Спустя некоторое время камни зашевелились, начали расползаться по лоскуту. Когда они остановились, нойда нахмурился. Расклад был темен. В одном лишь догадки нойды подтвердились – тут в самом деле шла охота. Но кто охотился, и на кого? На Радко? Он уже и так пойман… На оадзь? Нойда ухмыльнулся, вспомнив Велену и ее рысий взгляд из-за дерева. Да уж, не повезло бедной шеве нарваться на такую соперницу. Маленькая словенка за мужа сама кому угодно горло перегрызет… На самого нойду? На миг он задумался – а не заманили ли его сюда? Вся эта скверная история с мужчиной, женщиной и оадзью – каждый желает своего, каждый просит его о помощи… – Велена, – пробормотал нойда, наконец сообразив, на кого изо всех сил намекают сейды. «Охота идет на Велену!» Нойда провел рукой по вспотевшему лбу и свернул лоскут, смешивая расклад и заканчивая гадание. Камни дали ясный ответ, – но дело только запуталось. При чем тут Велена, кому она вообще нужна? Кто на нее охотится? Зачем? * * * Глубокой ночью Радко не спал. Он стоял у изгороди общинного выгона, глядя в темноту, прижимая руку к груди. Ужасная тревога одолевала его, лишая душевных и телесных сил. «Ивушка, – шептал он, – как ты там, родная?» Он представлял, как она страдает от ожогов, и сам будто ощущал их. Но худшую боль ему причиняла разлука. Перелезть бы через изгородь, (—) и туда, в сырой лесной мрак, к ней… Но Велена… Вдруг среди шелестящей невидимой травы, в десятке шагов, в темноте загорелись два бледных глаза. – Чур меня, – пробормотал Радко, шарахаясь. Из травы поднялась невысокая тень и бесшумно приблизилась к изгороди. Радко пригляделся и с радостным возгласом кинулся к ней, распахивая объятия. – Пусти, больно! – вскрикнула оадзь. – Руки дай… Они стояли, держась за руки, разделенные изгородью, и глядели друг на друга так, словно не виделись годы. – Ты зачем… как же… Милая, ты совсем холодная… – Как же я могу там одна под сетями лежать, когда ты здесь с женой милуешься? – резко ответила оадзь, бросив полный злобы взгляд в сторону деревни. – Милуюсь? – горько усмехнулся Радко. – Да какое там! Еще до двора не дошли, она давай меня грызть – ни за что, ни про что! Разве я ей что плохое делал? Разве слово хоть раз ей злое сказал?! Вот, в груди теперь из-за нее ноет… – Бедный мой! – оадзь сжала его руки. – Так ты ушел от нее? Ко мне спешил? – Нет, – отвел глаза мужчина. – Велена сейчас за сердечным снадобьем к бабке побежала, я ей сказал, что выйду на двор подышать… Не мог я в избе оставаться, томило меня там! Когда ты далеко – какой покой?! Ты – моя жизнь, дороже тебя у меня ничего нет… – Так ведь и я без тебя света не вижу, – всхлипнула оадзь, – На все ради тебя пойду! Это не пустые слова, Радко! Если уж шева полюбила – такая любовь и за гробом не окончится. Судьбу твою разделю, во всех трех мирах буду рядом… Слушай, Радко – я решилась! – О чем ты? – в замешательстве спросил ее любимый. – Я уйду к людям. Не будет больше лягушки, будет только Ивушка! На лице Радко отразился испуг. – Ты не горячись, милая… – зашептал он. – А детки твои как же? – Головастики! – оадзь безразлично махнула рукой. – Лягушачья икра! В болоте их место, пусть там и остаются. И к тебе их больше не подпущу, нечего… Зато я теперь всегда буду с тобой. Главное ты знаешь – чтобы сети в избушке всегда были мокрыми… – А Велена? – с тоской протянул Радко. – Что Велена-то скажет?! Что я ей скажу? – А вот вернется она от бабки – вместе ее и встретим, – твердо заявила оадзь. – Скажи ей в лицо: «Ивушка теперь моя жена, навеки и до смерти! А ты прочь уходи!» Радко хотел возразить, да опять стало больно и тяжко в груди. Душевная усталость и тоска навалились с такой силой, что стало трудно дышать. Прежде ему временами казалось, что дела у него не так уж и плохи. Наоборот, кто-то, может, и позавидовал бы: две красавицы, обе в нем души не чают… Но тут вдруг почти зримо привиделось, как его рвут в разные стороны, вцепившись зубами, словно собаки кость: дергают, скалятся, рычат, пока кость с треском не ломится пополам… «Беги, спасай жизнь!» Слова нойды, от которых Радко отмахнулся у озера, вдруг со всей ясностью дошли до его сознания. «А колдун-то, пожалуй, был прав», – успел подумать он. – Дымом пахнет, – вдруг напряженно проговорила оадзь. Она обернулась, вытянула шею и принюхалась, как лесной зверь. – Огонь! – воскликнул Радко. Где-то далеко в небо рвался подсвеченный огнём столп дыма. Сонмы искр неслись в тёмные облака. Оадзь вдруг пронзительно завизжала и кинулась через выгон к лесу. Радко, лишь миг промедлив, перескочил через изгородь и побежал следом. Глава 4. Поделен полюбовно Велена стояла и хищно глядела на избушку без окон. В руках она держала горящий смоляной факел, за спиной висел большой берестяной кузов. Она огляделась, чтобы убедиться, что рядом нет чужеземца-колдуна. Велена опасалась, что чужак попытается помешать ей. Он, похоже, заодно с болотной нечистью… Но берег озера был темен и молчалив. Рыбачья лодка лежала на песке кверху днищем. Небо быстро затягивали низкие облака. Одно хорошо – дождь не пошел… Велена отворила дверь избушки. Изнутри сильно пахнуло болотной гнилью. – Ах, Радко, что ты здесь устроил! – пробормотала Велена, при мигающем свете факела внимательно оглядывая сырую каморку. Глаза ее вспыхнули при виде темной кучи в дальнем углу, откуда гнилью пахло особенно сильно. – Что там за дрянь, мокрые сети, что ли? Под ними небось лягушке хорошо спится… Надо бы избушку твою протопить, да ветошь просушить… За спиной Велены громко плеснула вода. Женщина резко развернулась, выставив перед собой факел. – А ты что здесь делаешь, болотная тварь? – прищурилась она, вглядываясь в стоящую прямо на воде тень. – Я думала ты в самую грязь забилась, раны зализывать… Погоди-ка… Или это не ты? Перед ней маячила бледная, красивая женщина с длинными черными волосами. Казалось, она стоит прямо на плавающих по воде листьях кувшинок. На этом сходство с Ивушкой заканчивалось. Глаза незнакомки светились бледным синим светом. В воде под босыми ступнями разливалось голубоватое сияние. – Ты кто? – Велена свела брови и ткнула в сторону призрачной женщины факелом. – Да будь ты сама Морана, я не отступлюсь! Та склонила голову, явно любуясь Веленой. – Хочешь получить своего мужа на веки вечные? – спросила она нежным, чарующим голосом. – И чтобы оадзь нынче же сгинула? – Конечно хочу, – оскалилась Велена. – Думаешь, зачем я сюда пришла? – Тогда выслушай меня… – И не подумаю. Кыш отсюда, кикимора! – Ты просто не знаешь, кто я, – отозвалась болотница. – Я могу тебе отдать не только Радко. Все, что пожелаешь… – А взамен что? – Другая бы сказала – мне ради любимого ничего не жалко, – вкрадчиво проговорила нечисть. – Никого, – поправила Велена. Призрачная женщина расхохоталась. – Я гляжу, мы с тобой столкуемся! Так что, примешь мою помощь? – Нет, – резко ответил Велена. – Не знаю кто ты, и знать не хочу. Радко связался с упырихой, и вон что с ним стало. А лягушка… с ней я и сама справлюсь, тут мне помощники не требуются! Женщина сделала по воде шаг вперед и вдруг оказалась прямо рядом с Веленой. Та с изумлением глядела, как пламя ее факела тускнеет, гаснет, становится бледным и совсем не горячим… Зато яркие синие глаза, казалось, прожигали ей душу до самого дна. – Я могу и так тебя забрать, – прошептал нежный голос. – Поломать твою волю, выесть изнутри… Да только зачем мне еще одна пустая шкура? Велене было очень страшно, но она не отводила взгляда.